Наталия Нестерова - Некромант. Присяга

Атаман атаковал; я была наготове… круг призыва распался; Касиз взмыл в воздух, Атаман подпрыгнул следом, щелкнув челюстями впустую. Я бросилась к серфам… Смогу ли?… Смогла – пес на одном, я на другом.

Мы сошлись в одной точке в воздухе: Касиз развернулся, чтобы уничтожить меня, и, разинув пасть, выпустил длинную струю плазмы. Я едва успела выхватить зеркало и отразить удар; чертыхнувшись, бросила оплавившийся черный артефакт… Секунды, пока химера готовилась атаковать снова, Атаману хватило, чтобы вцепиться в горло твари. Он упустил серф из-под лап, повиснув на жертве, и доска рухнула вниз. Химера завизжала, обхватила Атамана крыльями и лапами. Вот и все: пса больше не было в этом мире, он ушел, как и хотел, – выполняя последний долг, а вот серебряная цепочка с белемнитом осталась на шкуре Касиза, словно приваренная; шерсть вокруг нее дымилась. Крик химеры стал нестерпимым; в корчах она повалилась на газон, хлеща вокруг ядовитым хвостом, а я неслась за ней.

В моей правой руке пульсировал бич, сплетенный из многих сотен нитей, а в левой был кистень… который трансформировался сейчас в клинок Анура. Касиз закричал совсем уж на грани слышимости; вдруг нечеловеческий визг его перешел во вполне узнаваемый человеческий крик, крик гнева и боли, крик мужчины; химера скорчилась грязной тряпкой и затихла, а передо мной встал маг.

В своем Видении я не успела его хорошо рассмотреть. Но вот он: глаза Касиза, черные, бездонные, словно светились; тонкое бледное лицо, про которое, на мой взгляд, в дамских романах писали бы – «одухотворенное», было искажено гневом.

Дух в самом деле был на редкость активным: в руках его засверкал длинный узкий меч, похожий на луч солнца, и он двинулся ко мне, чуть боком, как будто танцуя, как будто скользя по льду…

Где же вы, ребята? Кто-нибудь?… Касиза мог видеть и свалить только Вадим… Помогите!

А дальше я ничего не помнила… хотя это и был мой бой.

Только мой.

…красивое, искаженное лицо мужчины – предложения гор злата вперемешку с угрозами проклятия до двенадцатого колена…

…клинки скрещиваются на футбольном поле, и от них в разные стороны бьют снопы жестких ярких искр…

…мой бич вырывает клочья сущности Касиза, а маг достает меня проклятиями, ядовитыми, как жало химеры…

…не выдерживает меч Анура и осыпается в траву разрозненными, потерявшими силу ключами…

…меч, похожий на луч, разлетается солнечными осколками под ударом моего бича…

…почему-то лоб заливает кровь, но я понимаю, что выигрываю…

…раз за разом рассекаю бичом то, что осталось от химеры… полуразложившееся тело кота, останки которого были буквально порублены вместе с фрагментами уничтоженной серебряной цепочки и раскрошившимся белемнитом…

И – конец.

Я стояла на коленях возле измолотой кучки вонючих клочков. Руки мои были пусты… душа и сердце тоже. Я вся ушла на этот бой, ни капельки не осталось; сила Чаши покинула меня, Анур также; как будто из заводного игрушечного киборга выдернули батарейки, и он предстал тем, чем являлся – жалким набором пластиковых деталек.

Я иссякла. И медленно осела вбок, а затем прилегла на теплую травку в середине поля.

Вот и все.

Я слышала, как кричит Танька.

Видела Каца в окне джипа, уронившего лицо в ладони… видела медленно встающего с травы Вадима и грозного Ваську рядом с ним… а еще поодаль, ближе к краю поля, я видела Майю и Джокера, которые хлопотали вокруг точно так же, как и я сама, осевшего на землю некроманта. Видела. И понимала.

Нам обоим было больше незачем жить; и мы оба отдали на этот бой все силы.

Касиз ни за что не получил бы прежнего облика и тем более прежнего оружия, если бы некромант не передал ему часть своей сущности. Он не потерял сознания от Белкиного укола, а стало быть, мог манипулировать своим экстрасенсорным Даром. Наиболее серьезно все тут было для него. И для меня. А еще для Анура и Касиза.

Я ни за что не победила бы, если бы не позволила иным силам проникнуть в себя и пропитать мой слабый Дар высочайшими энергиями.

Некромант все поставил на Касиза – надежды, годы ожидания, саму жизнь.

Ох и плохо сейчас было Константину Константиновичу…

Практически как мне.

Звуки долетали глухо, как будто не по-настоящему. Возле меня появились ноги – чопперы[3] Женьки и катерпиллары[4] Соколова.

Следователь убойного отдела посадил меня, тряс и что-то спрашивал, глядя в лицо. Я мямлила – собрать останки, сжечь вместе с цепочкой. Собрать останки, сжечь вместе с цепочкой, собрать…

Соколов, вот нехороший человек, бросил меня на руки Женьки (который капал кровью из разбитого носа)… и куда-то делся. Не успела я основательно обидеться, как решила поспать на руках друга. Самое время!

А перед сном успела осознать, что победила. Касиз покинул этот мир навсегда.

Небо над районом Щукино очистилось – серые пузыри беззвучно лопались, и вскоре исчезнут все.

Белка потом говорила, что я несколько раз приходила в себя, даже разговаривала. Она вызвала к стадиону целых четыре кареты скорой помощи, с нервов преувеличив количество остро пострадавших.

Еще до того, как кареты прибыли, Джокер и Вадим сделали попытку отбить останки Касиза… но отступили перед Чедом, Дроном и Ларри и ретировались, благо их машины остались на ходу; и Федотова увезли с собой. Естественно, Панда прихватил и катану.

А вот Васькина «девятка» самостоятельно покинуть поле брани не смогла, ее ребята выкатили со стадиона вручную и вынесли половины мотоцикла. Уже позже к руинам нашей «бронетехники» вызвали эвакуатор. Васька страшной клятвой поклялся решиться на рассрочку и взять иномарку, в пику бывшей в употреблении продукции отечественного автопрома.

Соколов был крайне заинтересован скрыть свою стрельбу… и охотно признал, что он теперь «должен» Ларри. Он же, потрясенный видом химеры, напялив перчатки, выданные Белкой, весьма тщательно собрал все фрагменты кота и все кусочки серебра и сжег в печи судебно-медицинской лаборатории.

Сама Таня собрала мусор – остатки бенгальских огней, ножик, пару пустых шприцев… собственно, вот и все – как потом рассказывали друзья, спустя тридцать минут, когда завершилась работа маскирующей паутины и люди начали возвращаться, поле выглядело не более помятым, чем после обычного матча.

В отличие от меня.

По мнению реаниматолога Белкиной, я пребывала между этим и иным миром ровно двенадцать часов. Анализ крови поразил даже старших Белкиных коллег… и практически все эти двенадцать часов они боролись за мою личную выживаемость. Татьяна на скорую руку состряпала версию из двух частей: о том, что я анорексичка, и о том, что меня два раза сбила машина. Почему два раза?…