Лорен Бьюкес - Сияющие

Он просовывает руку под набитые доски и дергает дверь, но та заперта. Харпер стоит на ступеньке, на него вдруг накатывает чувство страшной неотвратимости. Улица совершенно пустая. Окна других домов заколочены либо плотно занавешены. Откуда-то из-за домов доносятся звуки транспорта и голос уличного торговца арахисом: «Орешки! Поджаренные! С солью! С медом! Налетай, покупай!» Но все звуки какие-то глухие, будто его голова укутана одеялом. А вот мелодия в голове очень отчетливая, шурупом ввинчивается в мозг: «Ключ!»

Он сует руку в карман, вдруг испугавшись, что потерял его. Фу, на месте! Бронзовый, с клеймом «Йель энд Таун». На дверном замке – такое же. Дрожащими руками он вставляет ключ в замочную скважину и поворачивает. Есть!

Дверь распахивается в темноту, и какое-то мгновение он не в силах пошевелиться, не веря своему счастью. Наклонив голову, неуклюже подтягивая за собой костыль, он оказывается внутри Дома.

День сегодня чистый и звонкий, какие бывают в начале осени. Деревья такие смешные – будто не решили, они еще в лете или уже в осени: листья вперемешку – зеленые, желтые и ржаво-коричневые. Кирби точно знает, что Рейчел уже подзарядилась. И не только по сладковатому запаху, витающему в доме (безошибочный, самый верный знак), но по тому, как взволнованно она ходит по двору, громко рассуждая по поводу каких-то мелких находок в переросшей траве. Токио с радостным лаем прыгает вокруг нее. Мать не должна быть дома. Она должна быть в одной из своих отлучек, или «отлучников», как Кирби говорила, когда была маленькая. Ну хорошо, в прошлом году.

Долгое время она предавалась мечтам, что этот «отлучник», может, приходится ей отцом, и мама скоро их познакомит. Но потом ее одноклассница Грейс Такер заявила, что этим словом называют мужчину, который ходит к проституткам, и именно такой ее мама и является. Кирби не знала, что такое проститутка, но заехала Грейс по носу так, что кровь пошла. Та в отместку вырвала у нее клок волос.

Рейчел решила, что это очень смешно, хотя кожа у Кирби на месте вырванных волос покраснела и болела. Мать, конечно, не хотела смеяться, но «черт, это же действительно смешно». Позже она объяснила все Кирби – в своей привычной манере, ничего толком не объяснив. «Проститутка – это женщина, которая использует свое тело, чтобы извлечь пользу из тщеславия мужчин. А быть в отлучке означает немножечко отвлечься и взбодриться». На самом деле определения оказались неверными: проститутка занимается сексом за деньги, а в отлучках человек бывает, когда хочет отвлечься от реальной жизни, в чем Рейчел точно не нуждалась. Меньше отдыха, больше реальной жизни, мама!

Кирби свистом подзывает Токио. Пять коротких резких нот, отчетливых и отличающихся от аналогичных команд собачников в парке. Он подбегает и весело прыгает вокруг нее, абсолютно счастливый своим собачьим счастьем. «Чистопородная дворняга», – представляет его обычно Рейчел. Неряшливо-лохматый, с вытянутой мордой; шерсть в рыже-белых пятнах, а вокруг глаз круги песочного цвета. Токио – потому что, когда вырастет, Кирби уедет в Японию и станет известной переводчицей хайку; будет пить зеленый чай и коллекционировать самурайские мечи. (Мама на это сказала: «Всяко имя лучше Хиросимы».) Она даже начала писать собственные хайку. Например:

Или такое:

Всякий раз, когда она читает Рейчел новое произведение, та воодушевленно аплодирует. Но Кирби кажется, что, если бы она просто переписала текст с коробки шоколадных чипсов, мама реагировала бы так же шумно, особенно когда она «на подзарядке», что в последнее время случается часто. Все из-за «отлучника», или как его там зовут: Рейчел не говорит. Будто Кирби не слышит звуки подъезжающей машины в три часа ночи и приглушенных разговоров – обрывистых, нервных, после которых мама хлопает дверью и на цыпочках крадется в спальню, стараясь не разбудить дочь. Будто она не понимает, откуда берутся деньги на оплату жилья. Будто это вчера началось…

Рейчел разложила свои картины – все до единой, даже большой портрет Леди Шалот в башне (Кирби никогда не говорила, но она его любит больше всех), обычно тот хранится в кладовке, вместе с другими полотнами, которые мама начинает, но никак не соберется завершить.

– У нас что, дворовая распродажа? – спрашивает Кирби, хотя знает, что этот вопрос не понравится Рейчел.

– Ты же моя дорогая, – протягивает мама с легкой улыбкой на губах, как она всегда делает, если Кирби ее расстраивает, что в последнее время стало нормой. Обычно это происходит, когда Кирби берется судить о чем-то не по возрасту, как считает Рейчел. «Ты теряешь свою очаровательную детскую непосредственность», – сказала она пару недель назад таким резким тоном, будто случилось действительно что-то страшное.

Странно то, что по-настоящему серьезные ситуации Рейчел, похоже, не расстраивают. Например, когда Кирби устраивает драки в школе, и даже когда она подожгла почтовый ящик мистера Партриджа за то, что он нажаловался на Токио, который раскопал его грядку с душистым горошком. Рейчел, конечно, ее отчитала, но Кирби поняла, что на самом деле мама все это одобряла.

Больше того – мама устроила настоящее представление: они кричали друг на друга нарочно очень громко, чтобы «этот самодовольный пустозвон-сосед» мог слышать через стены. Мама страшно визгливым голосом вопила: «Ты что, не понимаешь, что это уголовное преступление – чинить препятствия работе почтовой службы США?» А потом они обе повалились на диван, давясь от смеха и зажимая рот рукой.

Рейчел указывает на маленькую картину, которую зажала босыми ногами. Ногти на пальцах ступней накрашены ярко-оранжевым лаком, и это ей не идет.

– Тебе не кажется, что эта картина слишком жестокая? Как природа с зубами и когтями в крови?[1]

Кирби не может понять, о чем речь. Она вообще с трудом отличает одну мамину работу от другой. На всех изображены женщины с бледными лицами, длинными развевающимися волосами и печальными, непропорционально большими глазами на фоне пейзажа в зеленовато-голубо-серых тонах. Красного вообще нет. При взгляде на художества Рейчел Кирби вспоминиает слова учителя физкультуры. Однажды, когда она в очередной раз не смогла перепрыгнуть через козла, он сказал ей: «Послушай, перестань ты так сильно стараться!»