Джей Бонансинга - Ходячие мертвецы. Падение Губернатора. Часть вторая

Одно за другим Лилли сильным, звучным, полным почтения голосом называла имена и делала паузу после каждого из них, слушая, как ветер подхватывает их и уносит к самым дальним скамьям. Она помнила почти все наизусть и лишь несколько раз заглянула в зажатую во влажной руке шпаргалку, нацарапанную на каталожной карточке, чтобы не забыть ни одно из тех имен, которые она ни разу не слышала прежде. Наконец она дошла до последнего имени в списке и немного помедлила, прежде чем произнести его, боясь выдать свои чувства.

– Филип Блейк.

Это имя отдалось особенным эхом – призрачным, грубым – и несколько раз дрогнуло на ветру. Лилли обвела взглядом сидящих на трибуне за сетчатым ограждением зрителей и увидела, что большая часть склоненных голов поднялась. Глаза обратились к ней. На гоночный трек опустилась тишина. Лилли протяжно вздохнула и кивнула.

– Да смилостивится Господь над их душами, – сказала она.

Трибуны шепотом откликнулись, заключив эту молитву.

Лилли пригласила всех на арену для участия в последней стадии ритуала. Медленно, один за другим дети, старики и выжившие бойцы разномастной армии прошли сквозь ворота и вышли в центр круга. Лилли руководила работами.

Они повалили столб у кромки ринга и отцепили кандалы, которыми приковывали ходячих во время битв. Они расчистили вестибюли и проходы, убрали все обрывки одежды, разбросанные гильзы, сломанные биты и искореженные ножи, которые валялись повсюду. Они вытерли все лужи свернувшейся крови. Они подмели все подъезды, помыли стены и выбросили все свидетельства о боях в огромные мусорные контейнеры. Несколько парней даже спустились в катакомбы под треком и уничтожили всех ходячих, которые до сих пор были заперты в жутком чистилище. Лилли вдруг ощутила, что эта чистка гораздо глубже, чем казалось на первый взгляд.

Римский цирк теперь был закрыт – больше никаких гладиаторов и никаких боев, кроме всеобщей битвы за выживание.

Пока все работали, Лилли заметила еще кое-что удивительное. Сначала очень медленно, но все быстрее по мере расчистки арены настроение горожан начало подниматься. Люди весело болтали, шутили, вспоминали о былом и строили планы на будущее. Барбара Штерн предложила разбить на арене несколько грядок с овощами, ведь в местном магазине все еще были запасы пригодных для посадки семян, и Лилли сочла эту идею чертовски хорошей.

И на краткий миг – каким бы скоротечным он ни был – под теплым солнцем весеннего утра Джорджии люди показались ей почти счастливыми.

Почти.

К вечеру этого дня жизнь в новом Вудбери потекла своим чередом.

Юго-восточный и северный угол баррикады дополнительно укрепили, установили новое расписание дежурств – окрестные леса были относительно спокойны, – пересчитали и поровну распределили между жителями оставшиеся запасы топлива, питьевой воды и сухих припасов. Больше никакой бартерной системы, никакой политики и никаких вопросов. Еды и источников энергии было достаточно на несколько месяцев, и Лилли организовала в здании муниципалитета зал собраний, где она намеревалась проводить встречи своеобразного руководящего комитета из стариков и глав семейств, который должен был голосованием принимать решения по важнейшим вопросам.

Когда сгустились сумерки и стало прохладно, Лилли наконец решила отправиться домой. Поясница болела, ее до сих пор время от времени мучили спазмы, но голова была ясной как никогда.

Измотанная, но удивительно спокойная, она шла по пустынному тротуару в сторону своего дома и думала об Остине, думала о Джоше, думала об отце, как вдруг заметила на противоположной стороне улицы знакомую фигуру, несущую в руках брезентовый мешок, из которого на каменные плиты падали темные капли.

– Боб? – Лилли перешла улицу и с опаской приблизилась к Бобу, смотря на пропитавшийся кровью мешок. – Что это такое? Что происходит?

Боб остановился. Далекий прожектор едва освещал его исчерченное глубокими морщинами лицо.

– Ничего такого… Э-э… Видишь ли, я немного занят.

Он казался подозрительно взволнованным и смущенным. Бросив пить, он стал лучше следить за собой, и теперь его темные волосы были аккуратно убраны с обветренного лба и зачесаны назад. Вокруг усталых глаз собрались морщинки.

– Боб, я не хочу совать нос не в свое дело, – Лилли кивнула на мешок, – но я уже второй раз вижу, как ты тащишь какую-то мерзость через весь город. Наверное, я не имею права спрашивать, но это случайно не…

– Это не человек, Лилли, – перебил ее Боб. – Это просто мясо. Несу его со станции.

– Мясо?

– Кусочки кролика, который угодил в одну из моих ловушек. Просто тушка.

Лилли посмотрела на него.

– Боб, я не…

– Лилли, я дал ему слово, – Боб больше не мог притворяться. Его плечи опустились от отчаяния, может, даже от стыда. – Там эта тварь… бедное, несчастное создание… она когда-то была его дочерью, и я дал ему слово. Я должен его сдержать.

– Боже, только не говори мне…

– В свое оправдание я могу лишь сказать, что он спас мне жизнь, – произнес Боб, опустив взгляд. Из мешка снова капнула кровь. Боб жалко шмыгнул носом.

Лилли с секунду обдумала это, а затем сказала очень мягко, но очень уверенно:

– Покажи мне.

Боб повернул ключ и распахнул дверь, и Лилли вслед за ним вошла в квартиру, переступив порог святилища Губернатора.

Она остановилась в провонявшей гнилью прихожей. Все еще держа в руке мешок с мясом, Боб зашел за угол и скрылся в гостиной, но Лилли не сдвинулась с места, осматривая жалкие остатки свидетельств личной жизни Губернатора.

С момента своего приезда в Вудбери Лилли Коул всего несколько раз бывала в берлоге Губернатора, причем каждый из ее кратких визитов сопровождало ужасное беспокойство. Она помнила доносившиеся из других комнат характерные звуки – тяжелое дыхание, слабое бряцанье металла и странное бурление, намекавшее на существование домашней лаборатории на кухне, – но сейчас, стоя в коридоре со скрещенными на груди руками и слыша те же самые звуки, она практически не чувствовала ни отвращения, ни гадливости, которые одолевали ее раньше.

Все здесь было пронизано душераздирающей печалью, которая тяжким грузом легла на плечи Лилли. Исцарапанный деревянный пол, выцветшие обои, завешенные черной парусиной и старыми одеялами окна, единственная лампочка, свисающая с покрытого трещинами оштукатуренного потолка, густой запах плесени и чистящего средства, спертый воздух – все это невероятной тоской скрутило желудок Лилли. Она тяжело вздохнула и попыталась забыть о грусти. Боб позвал ее из гостиной:

– Лилли, проходи… Я хочу тебя кое с кем познакомить.