Кира Измайлова - Чудовища из Норвуда

– Госпожа, вы звали меня? – спросил Хаммонд, деликатно постучав в дверь.

– Да, входи, – пригласила я. – Присаживайся, прошу. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов.

– Конечно, о нашем господине? – усмехнулся он.

– Именно, Хаммонд. Ты можешь рассказать мне, что за проклятие лежит на нем?

– Нет, госпожа, – сразу же ответил он, – на это я не имею права. Могу сказать лишь, что господин однажды очень сильно обидел фею, и она, хоть прежде покровительствовала этому дому, отвернулась от нас. Вы сами видите, чем это обернулось.

– Вижу, – кивнула я. – А в чем состояла ее обида?

– Я не могу вам сказать, госпожа, – вздохнул Хаммонд.

– Ну ладно… А почему Роуз так обрадовалась, узнав, что у меня с собою есть хлеб? Она сказала мне спросить у тебя, дескать, сама объяснить не сумеет! Почему вы не можете испечь хлеб сами?

Воцарилось молчание.

– Вы все равно дознаетесь, госпожа, – негромко произнес Хаммонд, и я буквально увидела, как он зажимает ладони между худых колен. – Вы, не в обиду вам будет сказано, вроде охотничьей собаки, не гончей, а той, что по крупному зверю – как вцепится, не оторвешь! Я расскажу, как было дело…

– Нет, не расскажешь! – громыхнул хозяин от дверей. Я же говорила, что выбить створку ничего не стоит! – Пшел прочь… А ты… ты… Довольно совать нос, куда не велено!

– Вы мне покамест ничего не велели, а только позволили прибраться в доме, сударь, – напомнила я. – Да и нет у вас права мне приказывать. А уж врываться к незамужней девице, которая может быть не одета… Вы, прошу простить, на каком болоте воспитывались?

Мощная лапа сграбастала меня за горло и подтащила к страшной морде…

Страшной? Да ну, право! У сторожевого кобеля Манфреда была такая же – вроде жуткая, брыластая, и зубы тот пес скалил ого-го как… Да только смешные рыжие брови и подпалины возле носа сводили на нет все впечатление, а нос… Тут я едва не засмеялась – нос был холодным и влажным. Ну, стало быть, хозяин дома здоров!

– Фу, – сморщилась я и откашлялась: Грегори отпустил меня почти сразу же, хотя синяков наверняка насажал. – Сударь, у вас бешенства нет? Правда? А откуда тогда водобоязнь?

– Что ты несешь? – рыкнул он.

– Я уже в который раз прошу вас вымыться, – терпеливо повторила я. – А если вам нужно сказать вовсе уж просто и доходчиво, то извольте: от вас, сударь, воняет, и премерзко! Это ваше валяние в снегу не поможет, вас с щелоком отмывать нужно!

– Ах так… – неожиданно мягко пророкотал он. – Прекрасно! Вот завтра ты этим и озаботишься – сама, лично!

– Как вам будет угодно, – ответила я, – но сперва позвольте прибраться у вас в комнатах. Не то, если вы чистым да вычесанным рухнете на пыльную лежанку, все можно будет начинать сначала.

– Ну, займись! – мрачно ответил Грегори и вышел. И даже аккуратно приставил выбитую створку к косяку.

– Утром починим, госпожа, – еле слышно вздохнул Хаммонд, прятавшийся поблизости.

– Ничего, переживу, – ответила я и протянула ему руку. – Я уже слышала, что насильничать нельзя, а с приоткрытой дверью я уж как-нибудь ночь переночую…

Так и вышло: спалось мне распрекрасно, а поутру, заморив червячка, я осведомилась, не вставал ли еще хозяин. Оказалось, что нет, угомонился он ближе к рассвету. Вот я и решила, что можно продолжить уборку, если мы не станем слишком уж шуметь!

Собственно, а чем еще можно было тут заняться? Болтать со слугами? Я бы с большим интересом выслушала историю этого престранного поместья, но им явно запрещено было рассказывать о подробностях!

В библиотеке было полным-полно книг, но я не Летти, чтобы читать сутками напролет о вымышленных приключениях никогда не живших людей. Вдобавок книг для развлечения там почти и не было, в основном хроники, кодексы, своды законов, научные труды, в которых я и не чаяла разобраться. К тому же больше половины этих книг были на иностранных языках, а я владею только одним, и то знаний моих хватит лишь на то, чтобы объясниться в лавке или там с извозчиком! Где уж тут читать…

Сидеть взаперти и тосковать было вовсе глупо, примерять старинные наряды (в гардеробной их оказалась тьма-тьмущая) – скучно… Хотя кое-что и можно было перешить для себя, но я не видела в этом смысла. У меня имелось с собой предостаточно одежды, и, пока она не придет в негодность, возиться со старыми пыльными тряпками, с которых осыпалась позолота и истлевшее кружево, я не собиралась.

Может, конечно, со временем дойдет и до того, что я нелюбимое вышивание стану почитать за интереснейшее занятие, но пока мне и без того имелось, чем занять руки и голову!

По счастью, на втором этаже были все больше коридоры да спальни, где прибраться куда проще, чем в громадной гостиной, библиотека (тут уж мы с Хаммондом и Роуз действовали сами, не доверяя книги юнцам), классные комнаты и детские. (Я слышала, как всхлипнула Роуз, подбирая раскиданные запылившиеся игрушки, и как вздохнул Хаммонд, расставляя на полке оловянных солдатиков.)

– А это покои хозяина, – сказала Моди, подменявшая Роуз, пока та отдыхала на кухне. – Но туда ходить нельзя, он же сам сказал!

– Подай-ка швабру и ведро воды, – ответила я и распахнула двери. – Вот это пылища!..

Окна отворились с треском, впустив свежий морозный воздух, и Грегори, громадным мохнатым комом свернувшийся на большущей кровати, недовольно взрыкнул.

– Доброе утро, сударь, – сказала я и навертела на швабру клок паутины размером со скатерть. Что за пауки тут живут, хотела бы я знать! Вернее, наоборот, не хотела бы. – Подымайтесь, пора за уборку!

«Да поди ты…» – окончание фразы я предпочла не расслышать.

– Подымайтесь, не то вылью на вас ведро воды! А она ледяная! – пригрозила я, оставаясь, однако, на безопасном расстоянии.

– А не слишком ли много ты на себя берешь? – проворчал хозяин, продирая сонные глаза. – Я запретил тебе сюда входить!

– Вы разрешили, не далее как вчера вечером, когда почтили меня своим визитом, – напомнила я. – Завтрак готов, извольте пожаловать к столу, а девушки пока приберутся тут. Ну а после мы займемся вами…

– Делай что хочешь, – неожиданно сказал он, потянулся и встал во весь рост. – Только бумаги не трогай. Где там, говоришь, завтрак?

Признаюсь, мне казалось, будто за ночь Грегори подменили, таким он сделался обходительным. Слуги, однако, трепетали не на шутку.

– Хуже нет, когда он добреньким прикидывается, – прошептал Эрни, поймав меня на лестнице, – после такого он вовсе вразнос идет!

– Поберегитесь, госпожа, – вторила ему Роуз, – у него вечно шутки на уме, и все недобрые!