Айзек Азимов - Лаки Старр и кольца Сатурна

— Конечно. — Верзила, по-видимому, успокоился, обида его рассеялась.

Василевский сказал:

— Слушай, Лаки, не хочу тебя расхолаживать, но мы совсем недалеко от Сатурна. Мне кажется, что сирианцы нас тут же засекут и будут знать, где мы и куда направляемся.

— Я тоже так считаю. Бен.

— Но как же мы тогда сможем незаметно проникнуть в систему Сатурна?

— Хороший вопрос. Я все думал, догадаешься ли ты. Если ты не догадаешься, сирианцы тем более: они ведь знают нашу систему не так хорошо, как мы.

Василевский откинулся назад в пилотском кресле.

— Не делай из этого загадку, Лаки.

— Все совершенно ясно. Все корабли, включая наш, находятся рядом и, учитывая расстояние, отражаются на масс-детекторе сирианцев как одна точка. Мы полетим в таком строю до тех пор, пока не окажемся вблизи астероида Гидальго, который сейчас приближается к афелию.

— Гидальго?

— Ну, Бен, ты ведь знаешь. Астероид, известный еще с докосмических времен. Самое интересное в нем то, что он не остается все время в поясе астероидов. На кратчайшем удалении от Солнца он приближается к орбите Марса, а на самом дальнем — к орбите Сатурна. Когда мы приблизимся к нему, Гидальго тоже отразится на масс- детекторе сирианцев, и по величине массы они будут знать, что это астероид. И не смогут засечь наш корабль на фоне Гидальго, не смогут заметить и десятипроцентное уменьшение массы эскадры, летящей к Земле. «Метеор» спрячется за Гидальго. Конечно, Гидальго летит не к Сатурну, но через два дня мы от него сможем оторваться, окажемся далеко от плоскости эклиптики и направимся к Сатурну.

Василевский поднял брови.

— Надеюсь, это сработает, Лаки.

Он понял уловку. Все планеты и корабли, торговые и военные, остаются в плоскости эклиптики. Поэтому обычно никто не обращает внимание на то, что выше или ниже этой зоны. Поэтому вполне вероятно, что корабль Лаки, вышедший из плоскости эклиптики, останется не замеченным приборами сирианцев. Но все же на лице Василевского отразилась неуверенность.

Лаки спросил:

— Как ты думаешь, получится?

— Может быть, — ответил Василевский. — Но даже если мы туда вернемся… Лаки, я выполню свою часть плана и больше никогда не скажу того, что говорю сейчас. Мне кажется, мы уже все равно, что мертвецы.

Метеор» скрылся за Гидальго, а потом покинул плоскость эклиптики и вновь устремился к южному полюсу второй по размерам планеты Солнечной системы.

Никогда раньше за короткую историю своих космических приключений Лаки и Верзила не проводили столько времени в пространстве без перерыва. Почти месяц назад они покинули Землю. Но маленький клочок воздуха и тепла — «Метеор» — оставался для них Землей и мог поддерживать жизнь неопределенно долго.

Запаса энергии благодаря передаче ее с других кораблей хватит на год, если не придется участвовать в бою. Воздуха и воды, которые проходят очистку в баках с водорослями, хватит и на всю жизнь. Водоросли даже снабдят пищей, если кончатся обычные концентраты.

Настоящее неудобство представляло только присутствие третьего человека. Как заметил Верзила, «Метеор» — двухместный корабль. Необычное сосредоточение энергии, скорости и вооружения стало возможно именно из-за экономии жилой площади. Приходилось по очереди спать на стеганом одеяле в пилотской рубке.

Лаки заметил, что неудобства компенсируются введением четырехчасовых вахт вместо обычных шестичасовых.

На что Верзила горячо ответил:

— Конечно, и когда я пытаюсь уснуть на этом проклятом одеяле, а толстолицый Бен сидит у приборов, он всеми сигнальными огнями светит мне прямо в лицо.

— Дважды за вахту, — терпеливо ответил Василевский, — я проверяю сигналы чрезвычайного положения, чтобы убедиться, что они действуют. Таково правило.

— И он свистит сквозь зубы, — продолжал Верзила. — Послушай, Лаки, если он еще раз угостит меня «Моей сладкой Афродитой с Венеры» — еще хоть раз, — я сломаю ему руку между плечом и локтем, а обломком забью, его до смерти.

Лаки серьезно сказал:

— Бен, пожалуйста, воздержись от свиста. Если Верзила примется за дело, вся рубка будет залита кровью.

Верзила ничего не сказал, но когда он в следующий раз сидел у приборов, а Василевский спал на одеяле и музыкально храпел, Верзила, направляясь на свое место, наступил ему на пальцы вытянутой руки.

— Пески Марса, — сказал он, протягивая руки ладонями вверх и закатывая глаза в ответ на неожиданный тигриный рев, — я ничего не почувствовал под своими марсианскими сапогами. Боже мой, Бен, неужели это были твои пальчики?

— Ну, теперь усни только, — яростно вопил Василевский. — Если уснешь, когда я в рубке, ты, марсианская песчаная крыса, я раздавлю тебя, как паразита.

— Как я испугался, — ответил Верзила и притворно захныкал.

Лаки устало встал с койки.

— Послушайте, — сказал он, — тот, кто в следующий раз меня разбудит, остальную часть пути проделает за «Метеором» в космическом костюме на буксире.

Но когда на экране с близкого расстояния стали видны Сатурн и его кольца, все собрались в пилотской рубке. Даже если смотреть со стороны экватора, Сатурн — самое прекрасное зрелище в Солнечной системе, а уж с полюса…

— Если я правильно припоминаю, — сказал Лаки, — даже исследовательский полет Хогга коснулся в этой системе только Япета и Титана, так что он видел Сатурн лишь с экватора, Если сирианцы этого не сделали, то мы первые люди, которые видят Сатурн вблизи с такого угла.

Как и на Юпитере, мягкое желтое свечение поверхности Сатурна на самом деле — солнечный свет, отраженный верхними слоями его бурной атмосферы глубиной в тысячу и больше миль. И как на Юпитере, атмосферные вихри виднелись как разноцветные зоны. Но с экватора эти зоны казались полосками. А с полюса видны были концентрические круги светло-коричневого, светло-желтого и пастельно-зеленого цвета. Центром кругов был полюс Сатурна.

Но даже это меркло рядом с кольцами. С близкого расстояния кольца занимали двадцать пять градусов площади неба — в пятьдесят раз больше полной земной Луны. Внутренний край колец отделялся от поверхности планеты пространством в сорок пять угловых минут: тут вполне мог разместиться объект размером с Луну и свободно катиться по кругу.

Кольца окружали Сатурн, нигде не касаясь его. Видны были примерно три пятых окружности, остальное скрывалось в тени планеты. Примерно в трех четвертях от внешнего края колец находилась черная полоса, известная как «щель Кассини». Шириной в пятнадцать минут, черная лента делила кольца на две неравные по величине и освещенности части. Между кольцами и планетой видны были искорки, они поблескивали, но не образовывали сплошной белизны. Это было так называемое «креповое кольцо».