Роман Покровский - Алая Завеса

— Шестое, — сказала миссис Скуэйн, немного отхлебнув глинтвейна. — Ты следишь за моей личной обсерваторией. А именно настраиваешь телескопы.

— Зачем их настраивать? — не удержался и спросил Юлиан. — И как?

— Я пару лет назад приобрела троих феечек, но спустя это время их вдруг стало около двадцати и я отправила их жить в обсерваторию, потому что больше некуда. Они очень любопытны, но очень неаккуратны, и каждую ночь после них разруха… Да… Каждое утро эту разруху приводишь в порядок ты. Но это тот же пункт.

Отлично. Ещё и феечки.

— Кормишь феечек, благо, не ты. На этот случай у меня есть отдельный человек.

Юлиану от этих слов если и стало легче, то чуть.

— Седьмой пункт. С утра ты читаешь мне свежую газету, когда я завтракаю. А когда твой голос надоест мне, включаешь радио и переключаешь на те волны, которые я тебе велю. Самое легкое поручение.

Читать Юлиан любил, но вряд ли в слух и то, что не приносит ему удовольствие. Зато радио терпеть не мог. Телевизор был гораздо лучшим другом, только вот в этом доме такой хитроумный аппарат Юлиану увидеть ещё не довелось.

— Восьмой пункт на сегодня будет, пожалуй, последним. И это самая сложная обязанность. Я, Ривальда Скуэйн, являюсь для тебя здесь мэром, королем и губернатором и выполняешь ты все мои просьбы, независимо от степени их абстрактности.

Она на несколько секунд замолчала, но в этот раз Юлиан только делал вид, что писал. С таким он смириться не мог.

— В этот же пункт обязанность не быть таким идиотом, — продолжила Скуэйн, которая теперь стала ещё и Ривальдой.

— Что? — неосмысленно спросил Юлиан.

— Этому перу не требуются чернила, оно пишет и так, — недовольно сказала Ривальда, после чего даже немного улыбнулась. — Времена чернил прошли уже давно.

Юлиан состроил донельзя недовольную мину и попытался нацарапать что-то на листе блокнота пустым пером. И, надо же, писало оно не хуже. Только вот на этот раз всё это делать было весьма удобней.

Дурак. На такую ловушку попался.

— Дай посмотрю, что написал, — сказала Скуэйн и выхватила блокнот из-под руки Юлиана без его разрешения.

В течение пары секунд она пристально вглядывалась в написанное, после чего недовольно и даже дерзко спросила:

— Какой у тебя отвратительный почерк… Почему не записал последний пункт?

— Он не уважителен, — неожиданно выкинул Юлиан.

— Неуважителен? — казалось, что Скуэйн вот-вот взорвется, но что-то ещё сдерживало её. — Ты нарушил восьмое правило только что и в следующий раз за подобное будешь наказан.

Юлиану очень не нравился её тон, да и опрометчивая его смелость мигом куда-то улетучилась. Теперь ему предстоял сидеть и, опустив голову, ждать дальнейшего развития действий.

— Тебе не нужны чернила, а мне не нужно и перо, — недовольно протороторила и она и протянула блокнот Юлиану.

Теперь там уже красовался пункт «восемь» и включал он в себя следующее: «Я никогда не должен подвергать сомнению свою обязанность повиноваться миссис Ривальде Скуэйн во всём. Во всём. И я полнейший идиот». Причем написано всё это было почерком Юлиана. Ловко это она.

Сзади послышался тихий кашель и незаметный до этого дворецкий Джо, о существовании которого в последние несколько минут все уже забыли, проговорил:

— Прошу прощения, миссис Скуэйн. Но что тогда буду делать я?

— Ты? — немного озадачилась вопросом ты. — А ты будешь учить его.

Тот сухо кивнул и продолжил безмолвно стоять, словно призрак.

— Кончилось, — сказала Скуэйн, глядя в свой бокал. — Новый создать уже не могу, его можно только сварить. Никто не может, даже я.

Неизвестно, кому он всё это говорила, но и Юлиан, и Джо в ответ промолчали.

Однако спустя минуту Юлиан неожиданно выпалил:

— Я внук Джампаоло Раньери!

Скуэйн недовольно обернулась и переспросила:

— Кто?

— Внук. Сеньора Джампаоло Раньери.

— А он известный человек?

Джо в этот момент посмотрел на свою работодательницу довольно удивленным взглядом.

— Известный, — гордо ответил Юлиан, умоляя в душе фамилию деда спасти его.

— А я не знаю такого, — безразлично сказала Ривальда и Скуэйн, и, поставив пустой бокал на стол, обратилась уже к обоим своим визави: — Теперь можете идти спать. Юлиан, знаешь, где твоя новая комната?

— Нет, откуда мне…

— Третий этаж, налево до упора… Повезло, что как раз вчера освободили склад. Почти.

— Позвольте, я провожу нового слугу до его комнаты? — обратился дворецкий Джо к Скуйэн. Та не препятствовала, молча кивнув.

Интересно, а старину Джо она заманила сюда таким же способом, как и Юлиана? Всё таки уж слишком уважительно он общался с Ривальдой, а такое обращение можно обрести только методом запугивания, не больше и не меньше.

Не пошел же он сюда работать по своей воле. Никто бы не пошёл.

Дворецкий, не промолвив ни слова, развернулся и пошёл в сторону лестницы. Юлиан понял, что он должен идти за ним, не задавая никаких лишних вопросов.

В это же самое время, наверняка по желанию миссис Скуэйн в гостиной погас свет и загорелось несколько свечей на столе. Стало быть, эта необычная женщина предпочитала полумрак обычной светлой жизни.

Но даже в таком скудном освещении Юлиан смог заметить, что по всей территории холла и гостиной на стенах висели многочисленные картины, закованные в дорогущие и очень красивые рамки. Юлиан плохо разбирался в искусстве, но догадывался, что среди этих картин немало оригиналов, а возможно и вовсе оригиналом здесь является всё.

На протяжении недолгой дороги Джо молчал и Юлиан не осмеливался что-либо спросить у него. Хотя вопросов у него было очень и очень немало и его внутренности буквально разрывало желание что-нибудь спросить.

Джо вообще показался ему вполне нормальным человеком, особенно если сравнивать его с миссис Скуэйн. И, непременно, едва немного сблизившись с ним, Юлиан выспросит всё, что томится у него в душе и не дает покоя.

На самом конце темного коридора дворецкий повернул невесть откуда взявшийся ключ и открыл помещение, которое, судя по всему должно стать теперь постоянным жилищем Юлиана.

Джо так и стоял, держа открытую дверь и ожидая, когда Юлиан в неё пройдёт. Поначалу он не осмеливался этого сделать, но, не желая огорчать старика дворецкого, всё же сдался.

Загорелся тусклый свет и Юлиан увидел комнату. Нельзя было сказать, что она удивила его. Она его просто поразила, ибо больше напоминала сарай. Едва ли не на всём участке пола были расставлены коробки с книгами и неизвестными запылившимися предметами, а обои на стенах если и были, то больше напоминали голые стены в тюрьме. Окно, выходящее на вид ночного Зеленого Альбиона не было разбито и это хотя бы малейшим образом скрашивало все остальные скверные факты.