Михаил Чулков - Повесть о Нетоне

В том городе был некто господин, хотя и не знатный, но великий по деньгам, а о разуме же и добродетели его я не справлялся. Он имел у себя четыре дочери, которые все уже были на возрасте и годились все за один стол, то есть замуж.

Отец хотел с радостью их выдать, но приискивал таких женихов, которые бы взяли их без приданого, а как ныне обычай такой вывелся со всем уже из моды и притом дочери его были не весьма красноличны, то и принуждены они бедные или век сидеть девками с тою надеждою, что будут когда-нибудь супругами, или определить себя вовсе уединению под черную одежду, однако сие делалось не с тем, чтобы отец не любил своих дочерей. Он их любил сердечно, и, выключая богатства, никто ему приятнее не был, как его дочери.

Дурная скупость и вредная экономия уступили тогда место худому обычаю.

Старик против всегдашнего своего обыкновения захотел помодничать и приманить того доброго коня или властью или деньгам и- единственно только для увеселения своих дочерей, по его словам. Сказывают, что он заплатил только за него половину, а остальные ему уступлены, ибо хозяин тот имел до него некоторую нужду, по примеру челобитчиков.

Через четыре дня с позволением городского правления увидели на площади возвышенное место и на нём разумную ту лошадь, впрочем, видел её тот, который платил за сие деньги, и сия-то сумма по расположению скупого отца долженствовала составить из себя приданое четырем дочерям, хотя он и думал прежде, что посредственная их красота будет служить им в место вечно. По такому отцовскому предприятию должны были непременно все четыре дочери полюбить изрядно лошадь, чего сделать они и не преминули.

Большая дочь, имея большее право надеяться быть прежде всех замужем, для того взяла в собственное свое покровительство припасателя её приданого.

Известно всем, что лошадь в природе своей скотина не последняя. Дочь скупого и ключница, ибо она носила на себе два чина потому, что отец хотел её приучить к домашней экономии, водила её на золотой сворке или за уздечку по всем загородным местам и прохаживалась с нею, можно сказать, везде. В некоторое время находились они одни в посвященной роще одному первостатейному богу, покровителю того города, которому поклонялись те народы.

Проводница лошадиная уснула, а конь в полуденное время захотел напиться воды и, увидев текущий недалеко от себя источник, пошел без всякой думы утолить из оного свою жажду. Сей источник почитался у тех народов богом по причине той, что он никогда не иссыхал, а рек там не было, и случалось, что года по два не было дождей, и так весь город довольствовался его водами, за что и обоготворили, и почитали его с великим страхом. Во время же дождей никому не позволялось из него ни пить, ни черпать, а если кто дерзнет, то казнили за сие смертию, хотя бы это был зверь или скотина, а казнь сия была такова: в превеликий котел нальют воды из сего же источника, положат в него преступника или нарушителя закона и варят его до тех пор, пока он совсем исчезнет. Когда увидели, что конь из него пьет, а сие было в дождливое время, то с великою строгостью подхватили его и заключили в темницу. На утро определена казнь и выведен он был на публичное место, где, окружён множеством воинов, дожидался, как посадят его в котел, в который наливали уже воду и готовились подложить огонь. При смерти быть не так весело, как прохаживаться по загородным местам с девушкою. Все предстоящие видели, как лошадь плакала, однако избавить её не хотели и желали в скором времени увидеть её кончину.

Внезапно все люди увидели под облаками превеликого орла, который летал над тем местом, на котором должна была совершиться казнь Нетону. И когда уже дело к тому подходило, то орел, спустившись вдруг с высоты, коснулся головы лошадиной и превратил её в человека.

Совершители казни, когда потеряли из глаз своих лошадь, преступницу их закона, то и отложили предприятие свое поневоле. Нетон получил свободу с получением прежнего своего образа и отправился из города без всякого задержания, ибо весь город не знал той тайны, которая над ним совершилась. Итак отправился он в путь с тем намерением, чтоб найти ему замок волшебниц.

Худое состояние в Нетоновом пути, когда он был уведён оттоле, не помешало ему приметить дорогу, как оная лежала. В третий день к вечеру увидел он строение, в котором имел несчастие потерять свой образ, ослепившись любовью, но та же страсть вела его опять ко оному. Все перенесённые им беды вышли у него из памяти, когда увидел он то здание, в котором имел надежду свидеться со своею любовницею. На одном месте близко уже замка, мимо коего места надобно было ему проходить, увидел он розовый куст и столько прельстился его цветами, что хотел один сорвать и отнести его прекрасной служанке. Подошедши к нему, отломил он с веточкою цветочек, который показался ему получше других, и как только оторвал, то услышал, что простонал некто, и из оторванного им сучка капала кровь на землю, так как и из того места, откуда он был отломлен; и хотя Нетон нимало не соображал, что оторвал у любовницы большой палец, однако сердечное чувствование ясно ему доказывало, что болезнь цветка должна соединиться с болезнью его сердца, порвал он надвое платок, который с ним тогда находился, половиною оного обвязал сорванный цветок, а другою ту ветку, с которой его сорвал, и с великим сожалением продолжал свой путь в замок.

Тамо нашел он обеих волшебниц, но сколько же начал грустить, когда не сыскал прекрасной их служанки. Он почти со слезами просил хозяек дома, чтобы они уведомили его, где находится ныне бывшая во услугах у них девушка. Волшебницы прежде всего спрашивали у него, прощает ли он ей ту вину, которую она против него сделала, и что он от её безумия потерпел столько напастей. «Охотно всё прощаю, — говорил Нетон весьма поспешно, — и хочу вечно с нею быть, только умилостивитесь и покажите мне ее».

Волшебницы, видя его чистосердечие, хотели простить её охотно, чего ради одна пошла её претворить в прежний её образ и представить пред Нетона, а другая, оставшаяся здесь, говорила ему следующее:

«Никогда не должно того желать, что нам непонятно и что есть сверх наших сил. Вы сделали непростительный проступок, и за то наказаны были по мере вашего заблуждения. Впрочем, за оную погрешность не должно было отнимать у тебя жизнь, и так при казни твоей под образом орла освободила я тебя от смерти и от неволи известным мне составом. Любовница же твоя за её малоумие наказана превращением в розовый куст, и, чтоб больше чувствовать вам ваш проступок, довели мы тебя до того, чтобы ты оторвал у неё перст от той руки, которая дерзнула взять непонятное и со всем ей не принадлежащее, то есть тот пузырек, которым превратила она тебя в лошадь. Сие сделано для того, чтобы она, взирая на оторванный палец, во всю свою жизнь остерегалась быть слишком любопытною, а излишнего любопытства нет ничего вреднее на свете. Цветок, который у тебя за пазухою, кой ты сорвал и принёс ей в подарок, есть её палец, вынь его и покажи мне».

Нетон вынул его и, развернув, увидел, что вместо цветка обернут был женский перст. В самое это время вошла и его любовница с заплаканными глазами, у которой обернута была рука платком ее любовника. Пала она на колени и просила прощения как у волшебниц, так и у Нетона, а получив от всех оное, благодарила их от искреннего сердца. После того, с согласия Нетона и Сильвии (так называлась служанка волшебниц), клялись они друг другу вечною верностью и обязались жить до смерти совокупно. Волшебницы хотели их отпустить в город, но Нетон пожелал остаться у них и жить до конца своей жизни, чему они были рады. Итак, начали праздновать свадьбу, и было у них такое увеселение, какое весьма редко случается в таких местах, где много народа и где празднуют на свадьбах вместе с людьми зависть, обычай, роскошь и пьянство.

Что ж сделалось после свадьбы, об этом я не известен, только знаю, что прекрасная Сильвия имела девственную кротость и непорочность в разуме, смиренномудрие написано было на её лице, угождала мужу своему нежною склонностью и награждала попечения его своими прелестными ласками, сохраняла благопристойность во всех своих речах и в ответах её обитали приятность и правда, послушание и покорность ко своему супругу имела всегдашним правилом. Такая жена довольно удобна сделать мужа своего спокойным, благополучным и от всех почтенным.

Следовательно, жили они благополучно до тех самых пор, пока справедливая судьба не благоволила им переселиться на тот свет к лучшему покою.

1769 г.

Журнал «И то, и сё», 1769 г.