Сергей Гуляевский - Белокожий раб с опахалом

Но когда принцесса увидела приближающегося короля, она переглянулась с Главным советником Са и тут же вся словно задеревенела. В ее движениях появилась скованность и какая-то неуклюжесть, как у юной актрисы, впервые вышедшей на сцену и плохо играющей свою роль. И вдруг принцесса как-то уж чересчур громко охнула и всплеснула руками.

— Что?! — с беспокойством спросил король. — Что случилось?!

— Моя заколка для волос! Я уронила ее в пруд! Моя любимая заколка!

Король улыбнулся и взглянул на пруд, где крупными цветами белели волшебно прекрасные лотосы.

— Не волнуйся, Летящая Ласточка. Я прикажу, чтобы заколку достали.

Вскоре несколько слуг, раздевшись по пояс, уже ныряли у берега, но, к удивлению короля, так ничего и не нашли.

— Послушай, — сказал король, — а какой была твоя заколка?

— Она была сделана в виде золотой мухи с двумя бриллиантами вместо глаз, — чуть не плача ответила Летящая Ласточка.

— Так может эту муху проглотила лягушка? — предположил Са и повернул голову в сторону камышей, где одинокая серая цапля ловила лягушек.

— Лягушка! — с надрывом воскликнула принцесса. — Лягушка проглотила мою любимую заколку! — и неожиданно засмеялась, потом зарыдала. С ней случилось что-то наподобие истерики. И вдруг, закатив глаза, принцесса упала на землю.

— Лекаря! — закричал король. — Лекаря сюда!

Примчался лекарь, и принцессу на руках понесли во дворец. Король и Главный советник Са шли сзади. Король хмурился и озабоченно поглядывал на принцессу, а Главный советник Са все смотрел куда-то вбок.

Там, возле карликовых вишен, на бамбуковом мостике через ручей лицом в их сторону, как статуя, стоял садовник. Своей неподвижностью и бедностью одежды он напоминал огородное чучело, которое совсем не боятся птицы. Яркие поползни и птицы-носороги сидели на перилах мостика рядом с садовником, а несколько изумрудных попугайчиков уселись даже на плечи и на голову садовника. И было странно видеть, как один попугайчик гладит клювом щеку садовника и предлагает ему лохматую оранжевую гусеницу, а второй протягивает садовнику блестящую черную гусеницу, как будто у садовника было какое-то горе, и птицы жалели его.

— Ваше величество, — спросил Са. — Что вы можете сказать о вашем садовнике?

— Как что? — рассеянно ответил король. — Он мой Старший садовник. Несмотря на молодость, он просто волшебник в своем деле, и я щедро плачу ему. Каждый полдень он меняет розы в покоях моей дочери, Летящей Ласточки. Она больше всего на свете любит розы. Да… Она любит розы…

Король вдруг спохватился и гневно взглянул на Са.

— И не смей меня больше спрашивать ни о каком садовнике, пока болеет моя дочь!

Когда принцессу принесли в ее покои, она пришла в себя и робким слабым голосом спросила, что случилось и почему она лежит в одежде на постели?

— Ничего страшного, Летящая Ласточка. Просто ты немного заболела, и сейчас лекарь осмотрит тебя.

Лекарь попросил принцессу высунуть язык, раздвинул веки, осмотрел глаза, пощупал пульс, почесал у себя за ухом и сказал, что, пожалуй, супчик из толстых змей и жирных червей вовсе не помешает. А, впрочем, можно добавить туда еще и пиявок.

— А что с ней? — спросил король.

— Нарушение циркуляции дыхания-ци и уменьшение силы духа-шэнь.

— А-а-а! — сказал король, сделав чрезвычайно умное лицо.

— Терпеть не могу я этих ваших змей, червей и пиявок, — закапризничала принцесса.

— Ну, дочь моя, — умоляюще прошептал король. — Если надо…

— Я знаю, что мне надо. Три волшебные пилюли: серебряная пилюля, золотая пилюля и, самое главное, пилюля дракона.

— О! — только и смог выдавить из себя лекарь. Он с бесконечным уважением посмотрел на принцессу, поклонился и добавил: — О, ваше величество! Я и не подозревал, что ваша дочь столь сильна в лекарском деле. Пожалуй, она права. Это самое лучшее лекарство, лекарство от тысячи болезней. Только эти пилюли очень дорогие.

— А что это за пилюли?

Лекарь поморщился.

— Ваше величество, вы умрете от скуки, если я буду перечислять названия всех ста трав, которые входят в состав серебряной пилюли. А в состав золотой пилюли входят еще 300 трав.

— А сколько же тогда трав в пилюле дракона?

Лекарь улыбнулся.

— Там нет трав. Просто глотаешь солнечную жемчужину и запиваешь свежей кровью дракона.

— Мда-а-а… — промямлил король, ошарашенный таким рецептом, и огорченно вздохнул. — Ну, кровь дракона еще туда-сюда. Драконов у нас навалом. Любой бедняк может хоть кружками пить. А вот солнечная жемчужина?! Она же целое состояние стоит.

Лекарь почтительно поклонился и произнес:

— Да, ваше величество. Пилюля дракона только королю по карману.

После последних слов король приосанился и гордо взглянул на дочь:

— Хорошо, пусть будут три волшебных пилюли!

Король оглянулся на стражу и приказал:

— И никого не пускать к ней, кроме лекаря!

— Как никого?! — возмутилась принцесса. — А розы?! Кто будет приносить мне розы? Я не могу без роз!

— Я сам буду приносить тебе розы, — улыбнулся король, и они вместе с лекарем направились к выходу.

— Стойте-стойте! — воскликнула принцесса. — Я вспомнила! Мне нужны… Еще мне нужны еще три сороки. В клетках.

Король с лекарем переглянулись. «Кажется, у нее начинается бред», — подумали оба и вернулись.

Лекарь потянулся было, чтобы пощупать пульс, но принцесса отдернула руку и насмешливо сказала:

— Ай-ай-ай! Такой знаменитый лекарь и не знает о трех сороках!

Лекарь смутился и покраснел.

— Странно, очень странно. Неужели вы не читали последний трактат о медицине. Нам прислали его из далекого монастыря. Так вот, там ясно написано: «Рядом с тем, кто принимает три волшебные пилюли, должны стоять три клетки с тремя сороками. Если больной принимает первую пилюлю, и сорока тут же улетает, это означает, что часть болезни улетела вместе с ней. Когда после принятия пилюлей улетают вторая и третья сорока, это означает, что больной полностью выздоровел. Если же все три сороки остаются в клетках, это означает, что три волшебные пилюли не помогают, и больной может умереть». Вот так вот, дорогой лекарь. Так что принесите мне три сороки и молитесь, чтобы они улетели, а то мой отец прикажет отрубить вам голову.

Сурово взглянув на лекаря, король кивнул головой в знак подтверждения слов дочери, и вышел.

Всю ночь без сна и отдыха лекарь трудился, не покладая рук, чтобы к утру сделать серебряную пилюлю и доставить принцессе.

Не спалось в эту ночь и королю Сияющего королевства. Шутка ли сказать: решалась судьба его дочери. А вдруг она умрет? А вдруг болезнь заразная, и умрут две другие дочери? Или племянники? Или умрет он сам? Что тогда будет с королевством?

Кончилось тем, что, измучившись от бессонницы, король встал, оделся и вышел в сад. Светало. День предстоял пасмурный и хмурый, как всегда накануне сезона дождей, и чудный королевский сад стоял понурый и грустный.

Несмотря на ранний час, Старший садовник уже трудился. Он собирал гусениц, которых в этом году было необыкновенно много, и время от времени поглядывал в сторону дворца.

«Тьфу, гадость какая, — подумал король, увидев гусениц. — А с другой стороны, насколько бы проще и спокойнее была моя жизнь, будь я садовником. Хоть одет он что-то неважно. Я ему плачу такие большие деньги, а он с виду бедняк бедняком. Надо будет поговорить с ним потом…» Король повернулся к садовнику спиной, и тут же, забыв о нем, стал размышлять о том, подействует ли серебряная пилюля.

Вдруг со стороны дворца послышался звук открывшегося окна, король обернулся и замер от счастья. Из окна, где находились покои принцессы Летящая Ласточка, вылетела сорока и с радостным стрекотанием закружилась над садом и села садовнику на плечо.

Король заплакал и пошел к себе в спальню, а садовник, веселый и радостный, чуть ли не бегом бросился из дворца через главные ворота.

На следующее утро все повторилось.

И вот, наконец, наступил решающий день: принцесса должна была проглотить солнечную жемчужину и запить ее свежей кровью дракона.

На рассвете король сидел в саду, закрыв лицо руками. От волнения он не мог смотреть в сторону покоев Летящей Ласточки. Старший садовник был неподалеку, и король то и дело спрашивал его:

— Ну, что там?

— Пока ничего, — отвечал садовник и продолжал собирать гусениц.

— А сейчас?

— Ничего, — говорил садовник, и голос его с каждым разом становился все тусклее и глуше.

Но вот послышался звон открывающегося окна, и, ах! — как все изменилось вокруг! Бездарное серенькое утро разом исчезло, и огромное оранжевое солнце выкатилось на лазурное небо, как душистый апельсин на голубую тарелку. И сорока, сорока, как вестник радости и счастья, вылетела из окна.