Алина Лис - Птенцы Виндерхейма

– Чего смотришь? – хмыкнула она. – Привыкай, в армии ломакам не место.

Девушка кивнула и покорно стянула с себя тунику. Попыталась снять штаны. Пальцы скользили по завязкам. Сегодня она впервые надела похожие на юбку широченные штаны, подаренные Такаси на прощание, и с непривычки слишком туго затянула узлы. Альдис умоляюще взглянула на докторшу, дергая проклятые шнурки.

– Да не нервничай ты так, – вздохнула та. – Не съедим.

– Где хакама отхватила, белобрысая? – с беззлобной насмешкой поинтересовалась ниронка.

– Это подарок моего учителя. – Противный узел наконец-то поддался, и просторные брюки скользнули вниз.

– Не, ну ты глянь! Сразу видно здорового ребенка. – Ниронке хотелось поболтать.

Докторша только отмахнулась и достала металлическую трубку.

– Так… Дыши. Не дыши. Покашляй…

Альдис не дышала, кашляла, подставляла коленку, дотрагивалась пальцем до кончика носа, вставала на большие медные весы, напрягала необходимые мышцы.

– Отличные рефлексы, – резюмировала докторша.

– А я что говорю? – снова влезла ниронка. – Чего детей, как тюленей, на убой откармливать? Тебя драться учили, белобрысая?

– Да, немного. И еще кобудо.

– Ай, молодца!

Альдис почувствовала, как губы сами собой расплываются в улыбке. Ей нравились такие женщины – простые, чуть грубоватые, уверенные в себе. Похожие на мужчин. С ними не нужно играть в странные двусмысленные игры, от них понятно чего ждать. С ними она чувствовала себя как-то… спокойнее, что ли. И пусть поведение ниронки посчитали бы нахальным и недопустимым в приличном обществе, девушке оно было по душе.

– Потом проверю, как учили.

– А вы у нас что-то вести будете?

– Буду, если тесты не завалишь. Три шкуры сдеру.

– Кейко, не мешай. Быстрее закончим.

Нудные вопросы о здоровье. Нет, Альдис ничем не болеет. Самочувствие отличное. За последний год? Два раза простудилась. Да, зрение хорошее…

– Что?

– Ты девственница? – терпеливо повторила докторша.

– Ну да, разумеется, – все, что смогла выдавить из себя оторопевшая девушка после паузы.

– Сейчас проверим, пошли за ширму.

– Может, не надо…

– Надо!

– Я не хочу…

– Слушай, это доставит мне не больше удовольствия, чем тебе. Но есть правила. Так что или иди за ширму, или сама разбирайся с нашими бюрократами.

От альтернативы в виде возвращения к сонному лейтенанту и разговора с ним на эту щекотливую тему Альдис почувствовала тошноту.

– Кто с мамашами, за тех родительницы все утрясают. Не повезло тебе, подруга, – прокомментировала ниронка.

– Я устала наблюдать эту сцену каждый день в кабинете, Кейко.

– Да ладно тебе, подмахни бумагу. По глазам вижу, что не врет белобрысая. Не врешь ведь?

– Не вру! – Альдис горячо закивала. Неужели отвратительной процедуры удастся избежать?

– Тебе же хуже, если врешь. Медосмотр каждый год, за такие дела гауптвахтой не отделаешься.

– Кейко, я не буду нарушать инструкцию. Если хочешь, сходи с ней и поскандаль.

– Вот еще!

– Тогда, – докторша снова перенесла внимание на Альдис, – иди за ширму. И привыкай – это обязательная процедура. Больно не будет.

Больно не было – было противно.

Экзамены показались ей пустяковыми. Усталый и равнодушный преподаватель задал несколько задач по математике. Альдис такие еще два года назад как орешки щелкала. Вопросы по географии и истории, на которые и десятилетние дети ответят. Она до последнего ожидала какого-то подвоха, боялась, что он специально усыпляет ее внимание, чтобы потом подловить, и поэтому страшно волновалась.

На собеседование девушка шла в приподнятом настроении: все преграды пройдены, оставалась чистая формальность. Она будет учиться в академии! Она стремилась к этому почти год. Восемь месяцев интенсивной, яростной подготовки, зубрежки, изматывающих упражнений. Отец сказал: «Ты сможешь. Ты же моя дочь».

Она сможет. Она прославит свой род, и тогда никто не посмеет назвать ее полукровкой.

Дверь в шестую комнату была приоткрыта. Альдис просунула голову в щель.

– Заходи, дитя, не стесняйся.

Внутри сидел храмовник, и поначалу Альдис даже обрадовалась. В самом Храме Солнца ей бывать не приходилось, в Акульей бухте рыбаки хранили верность старым богам. Но отца Джавара из ордена Блюстителей на острове любили и уважали – он был добрым человеком.

Только на середине комнаты девушка обратила внимание на небесно-голубые одежды храмовника и вышитый на мантии треугольник с глазом в центре. О нет! Орден Небесного Ока! До этого она видела такие символы только на картинках.

– Садись, милая, не бойся меня. – Храмовник уловил ее нерешительность и доброжелательно улыбнулся.

У него было мягкое, незапоминающееся лицо и очень светлые, почти белые брови. От висков к затылку через короткий ежик соломенных волос тянулись две чисто выбритые полоски загорелой кожи. Альдис уставилась на них, не в силах скрыть любопытство. Она плохо разбиралась в сановной атрибутике, но загар говорил о том, что снуртинг – посвящение в жреческий сан – храмовник прошел давно.

– Садись же. Можешь называть меня отец Гуннульв. Я хочу немного узнать о тебе, Альдис. Тебя ведь зовут Альдис? Посмотри на меня, дитя.

Она с трудом оторвалась от изучения прически храмовника, понимая, что ведет себя не совсем прилично, пристроилась на краешке стула и посмотрела ему в глаза.

Глаза были внимательные, изучающие. Глаза акулы, глаза вивисектора. Альдис с внутренним холодком осознала, что вот он – настоящий экзамен. Не учитель, не докторша и не чиновник, но только этот и именно этот человек будет решать, достойна ли она стать пилотом. Достойна ли повелевать летучим великаном-турсом – волшебным механизмом, даром Бога-Солнца.

– Расскажи про себя, Альдис, – сказал храмовник. Голос у него был удивительный – густой, звучный, вкрадчивый.

– Меня зовут Альдис Суртсдоттир. – Звук собственного голоса показался ей каким-то чужим и слишком детским. – Я из Акульей бухты.

– Это далеко?

– Полторы недели на кнорре. Или две с половиной под парусом. Если погода будет хорошая.

– Ты родилась там?

– Нет. Я родилась и жила с отцом в Фискобарне.

– Почему?

– Мой отец не ладил с эрлой Ауд – это его сестра, моя тетя.

– Почему?

– Дед завещал Акулью бухту тете. Из-за того, что отец женился на маме.

– Расскажи, чем вы там занимаетесь?

– Я ходила бить рыбу. По вечерам отец учил меня, потом нанял учителей.

– А твоя мама?

– Она умерла, когда я была маленькой.

Заданный храмовником ритм вопросов завораживал. Девушка поняла, что теряет концентрацию, и ущипнула себя.

– Ты любишь свою тетю?

Альдис помедлила. Будь перед ней обычный храмовник, она могла бы солгать. Дети должны почитать и любить своих опекунов – это угодно Богу-Солнцу.

Что-то внутри подсказало, что отцу Гуннульву врать не стоит.

– Нет, – призналась она. – Не люблю.

– Ты ненавидишь ее?

– Скорее она ненавидит меня. Я не знаю за что.

– А ты?

– Я просто хочу быть от нее как можно дальше.

– Значит, ты хочешь поступить в академию, чтобы сбежать от тетки?

– Нет! – Она осеклась, испугавшись своего яростного протеста.

Говорят, душеведы могут узнать о человеке все что угодно, просто поговорив с ним достаточно долго. Можно ли переиграть храмовника? Как глубоко готов он залезть в чужую душу и что нужно сделать, чтобы скрыть от него самое сокровенное, самое важное и болезненное?

– Чтобы сбежать от эрлы Ауд, не нужно поступать в академию, отец Гуннульв. У меня есть другие родственники. Я хочу быть пилотом. Очень хочу. Я год готовилась.

– Успокойся, дитя. Не надо нервничать, я тебя не обижу. Лучше скажи…

Голос у храмовника был ласковым, на тонких губах играла теплая, чуть рассеянная улыбка. Он весь излучал внимание и симпатию. С ней никто не был так ласков уже очень давно. Но все это было только ширмой, а глаза не лгали. Пытливый, ищущий взгляд после каждого вопроса – храмовник словно что-то пытался нащупать, проникнуть в душу Альдис, разобрать на части и посмотреть, как она устроена. Расслабляться было нельзя.

– …потому что я обещала отцу, что поступлю в академию и стану пилотом. Такаси учил меня кобудо и кэмпо. Но у меня плохо получалось…

– А почему плохо?

– У нас было всего шесть месяцев, а Такаси любит повторять, что к мастерству идут всю жизнь…

Вопросы вежливые, вопросы нейтральные, вопросы-ловушки… Храмовник плетет сеть из вопросов, как паук паутину. О чем ты мечтала в детстве? С кем дружила? Что ты больше всего любишь? Чего боишься? Мягкий, вкрадчивый голос, пытливые голубые глаза. Храмовник что-то ищет в Альдис. Отворачиваться нельзя, нельзя закрываться, нельзя паниковать, ее защита – это наивность и спокойствие.

– Почему ты боишься меня, дитя?

– Потому, что моя судьба и жизнь в вашей власти. Я чувствую себя беспомощной.