Терентий Гравин - Азарт

Ну да, чувств у человека девять. Если не больше. А вы не знали? Обычная косность мышления и навязанные стереотипы. Как повелось рассуждать о пяти чувствах испокон веков после Аристотеля, так и талдычат в большинстве своём одно и то же.

Хотя толку от моих знаний – ноль. Что с того, что мне известно про все девять чувств, если они мне совершенно не подчиняются? Правда, в последние дни мне удавалось как-то управлять слухом. В медитативном состоянии «наполнения праной» я начинаю воспринимать поток звуков вполне правильно и адекватно. Пусть и кажется, что уши набиты ватой, а иногда и повторы странные случаются, как у заезженной пластинки, но это уже великий прорыв. Как мне кажется. И тут вдруг сразу четыре чувства мне стали подвластны! Чем не прогресс? Пусть и медленный, но всё-таки…

Вот бы еще зрение взять под контроль. Мышцы сокращаются бесконтрольно, шея чаще всего поворачивает голову не туда, куда мне нужно. Тоже мне, балда безмозглая, обрела независимость! А ведь насколько было бы проще, если бы я мог подавать знаки глазами. Я читал о таких случаях и видел в кинофильмах, когда полностью парализованные люди, моргая, могут отвечать на простейшие вопросы своих родственников. А вот я – увы! – не могу. Для такого «счастья» нужно ещё и мышцами век научиться управлять.

Вот и сейчас: лежу вроде как на кровати, мои глаза открыты и смотрят в стену. А я, словно вор, пытаюсь выглянуть в мир, подсмотреть, что там творится. Если правильно интерпретировать появление в моем поле зрения края серого медицинского халата, меня либо подкармливают внутривенным питанием, либо попросту меняют утку. Ну да, как это ни прискорбно, но и естественные процессы очищения организма мне тоже неподвластны. Хотя есть плюс: до меня очень редко доходит понимание моей полной беспомощности, поэтому я стараюсь не заморачиваться на таких бытовых казусах.

А вот послушать, о чём говорят санитары, – просто необходимо. Их слова, порой полные цинизма, а то и презрения к пациенту, всё равно являются чуть ли не единственным мостиком, связывающим меня с остальным миром.

Как можно быстрей стараюсь обрести состояние полного покоя и ввожу сознание в расслабляющую медитацию. За свою жизнь я каких только религиозных взглядов и научных течений не придерживался. Изучал глубоко, только вот бросал быстро и, как правило, всегда разочаровывался. Но медитировать, впитывая прану через чакры, научился лихо. Опять-таки откровенно насмехаясь и над самим понятием о чакрах, и над теми, кто о них с умным видом рассказывает, при этом заболевая и умирая, как и все остальные обыватели.

Получилось. Вначале словно издалека, а потом всё отчётливее слышу разговор местных медбратьев:

– …мало ли что рассказывают! – ворчал один недовольно. – Любого психа надо лечить успокоительным и относиться к нему как к дикому, опасному зверю. Иначе без головы останешься!

– Это ты зря так кидаешься в крайности, – рассуждал его более спокойный и, судя по голосу, несколько более старший товарищ. – Всё-таки случаи излечения происходят, люди возвращаются в общество и довольно сносно в нём адаптируются.

– Ха! Неужели ты веришь, что, к примеру, данного дурика можно вылечить? Ты вспомни, что он недавно со своей палатой сотворил. Как по мне, я бы таких сразу усыплял и средств на него не тратил.

– Экий ты прыткий! Во-первых, средства не твои. Чего тебе их жалеть? А во-вторых, если всех дуриков усыплять, то клинику закрывать придётся. А где тебя, такого идиота, ещё на работу примут?

– Эй! Ты за словами-то следи! – не на шутку обиделся первый санитар. – Сам-то чего доцентом в академии наук не работаешь? Мозгов не хватает? Или они у тебя только для ухода за такими вот буйными заточены?

– Любую работу надо любить, – примирительно продолжил второй. – Да и человек этот перед тобой не виноват. Представь только на минутку, что он твой брат или отец… А-а! Вот то-то же!

Некоторое время царило молчание, а стена в моём поле зрения вздрогнула, потом поехала в сторону, и мне представилась возможность рассмотреть мраморный плинтус. Видимо, тело передвигали, мыли, возможно, делали массаж, чтобы не было пролежней. А я от всей души мысленно сочувствовал тяжкому труду этих санитаров. Всё-таки, в самом деле, мужики рисковали своими головами. Сам как вспомню сцену крушения палаты и попытку выбить решётку – вздрагиваю. Конечно, не телом вздрагиваю, а неким подспудным естеством.

Но… Кажется, дернулся я не только мысленно, потому что голос молодого санитара прозвучал тревожно:

– А чего это он дёрнулся?

Ого! Неужели моя внутренняя иннервация[3] пробила себе дорогу наружу?

– Не обращай внимания, – успокоил второй санитар коллегу. – У него частенько такие конвульсии. Но к буйству они не приводят.

– Уверен? – Ответа не последовало, зато желание поспорить не исчезло. – Всё равно я этой глупости понять не могу: возводить для дурика такую универсальную палату с дорогостоящим оборудованием, чтобы он в «Тетрис» мог поиграть? Ну не абсурд ли?

– «Тетрис» – только вначале. Потом игры станут усложняться, тело вообще в кокон полного жизнеобеспечения уложат.

– Вот! Именно это я и хотел от тебя услышать. Представь, что лечение прошло успешно и клиент выздоровел. Что случится после этого? Да всё просто, как трамвайная рельса! – возбуждённо выплёвывал он. – Всех психов положат в такой же точно кокон, все станут счастливы, клиника закроется, а мы – останемся без работы.

Его товарищ слушал рассуждения и смеялся:

– Опять ты впадаешь в крайности. Эта новинка создана лишь как один из методов лечения от психического расстройства. Предназначен только для взрослых, побывавших в катастрофах или перенесших невыносимый для их сознания психологический стресс. Разве у нас тут таких много? Этот да ещё парочка. И не факт, что они излечатся… Так что поверь мне, работы нам хватит до самой пенсии.

Сидеть в тюрьме из собственного тела долгие годы до чьей-то отдалённой пенсии мне совершенно не хотелось. Поэтому я максимально сконцентрировался на мышлении, стараясь понять, о каком коконе идёт речь и как скоро меня начнут в него заталкивать. К сожалению, изменение умственной концентрации привело к пропаже звука в моей «камере». А потом и картинка исчезла: глаза нагло закрылись. Подозреваю, что моё тело захватили микробы-паразиты и управляют им не просто безалаберно, а назло мне.

«Кстати, а мысль весьма интересна, – рассуждал я, ворочаясь в полной темноте без связи с наружным миром. – Может, это и не микробы, и никакие не паразиты, а просто расщепление личности? И каждая личность живёт сама по себе, не в силах наладить контакт с остальными. Как же им помочь воссоединиться? Но фиг с ними, с паразитами, меня сейчас больше волновали сведения о предстоящем мне методе лечения, – что они там плели про простейшие игры?»

В самом деле – актуальный вопрос. Такие развлечения, как «Тетрис», есть сейчас в каждом телефоне, и балуются ими чуть ли не с младенчества. По племянникам знаю. Это в годы моего детства считалось престижным заиметь диск с последней версией «ВарКрафта», а потом торчать ночь, а то и две у компа, пытаясь добиться наивысших достижений. Некоторые азартные типы на месяцы «зависали», а то и на годы. Благо ещё, что меня эти игры надолго в свои сети не затягивали: отведу душу, наиграюсь день-два, а через неделю вообще удаляю. Уже от одного вида старых игр подкатывает тошнота. А уж те типчики, которые поехали мозгами на обсуждении вымышленных вселенных, собственной прокачки и несуразного шмота, вызывали у меня полное презрение. Придурки, которым больше заняться нечем.

Но бог с ними, с убогими! Как бы самому вскоре не стать сродни им. Даже принимая во внимание утверждения лечащих врачей, я не могу понять, чем может помочь «Тетрис»? Неужели надо стать двинутым на всю голову и сутками не отрываться от экрана? Начинаю вспоминать, что представляет собой «Тетрис» и как долго я с ним вообще проводил время. Суть укладки разных геометрических фигур – помню. А вот чтобы я хоть раз больше часа над ними просидел – такого не припомню. Плохо? Наверное…

Но не суть важно. Хуже, что в моем состоянии я толком ничего не смогу сделать с игровой панелью, с джойстиком или что мне там ещё попытаются сунуть в руки. Один только слух пока работает терпимо, да и то не всегда. Поэтому я с прискорбием понимаю: вряд ли такая метода поможет моему излечению. По крайней мере, в её начальной стадии. Пребывание в коконе, наоборот, меня сильно интригует. Вдруг кокон поможет соединить мои расщепленные личности в единое целое? Недаром ведь санитар утверждал, что именно для таких, как я, пострадавших после катастрофы или нервного стресса, новая методика и разрабатывалась. Мы люди взрослые, целостно сформировавшиеся, над нами любые эксперименты можно проводить. По крайней мере, за себя могу ручаться, потому что хуже, чем есть, мне всё равно не станет.