Василий Горъ - Щит

— Они ссильничали девку! А он ее защитил!!!

— Прошу прощения, ашиара, но никакого насилия не было: девка утверждает, что ей заплатили аж два желтка и она пошла с ними добровольно…

— А под сарафан ей заглядывали? — поморщившись, поинтересовался Кром. — Попробуйте. Она должна до сих пор истекать кровью…

Хейсар помолчал несколько мгновений и нехорошо оскалился:

— Я сделаю это сам. Даю слово. А потом сообщу об увиденном судье…

Меченый утвердительно кивнул:

— Я тебя услышал…

Потом аккуратно прислонил к стене Посох Тьмы и вопросительно посмотрел на меня:

— Ваша милость, вы за ним не присмотрите?

— Не присмотрит… — угрюмо буркнул горец. — Ты — ее майягард. Значит, она должна разделить твою судьбу…

— Что?! — растерянно воскликнул Кром. — Как это «разделить»?

Хейсар пожал плечами и усмехнулся:

— Она поклялась Бастарзом, что отдала тебе свое сердце. Доказательство — след от пореза на ее левой руке…

— Какое, к Двуликому, сердце? Она сказала, что я ее майягард. То есть спаситель!

— Спаситель — это по-вейнарски. А по-хейсарски — владыка сердца. Или есть человек, которому гард’эйт[14] отдает свою жизнь… — объяснил горец.

— И?

— Что «и»? Он отдает СВОЮ жизнь, чтобы жить той, которую Снежный Барс посылает его майягарду…

Я похолодела: получалось, что, спрашивая меня про Путь Крома[15], горец, взявший с меня ту самую клятву, пытался понять, зачем мне становиться гард’эйтом человека, который вот-вот уйдет к Двуликому!

Тем временем Кром, побагровев, сорвался с места, в мгновение ока оказался перед хейсаром и взял его за грудки:

— Мою судьбу она разделять не будет, ясно? Я не принимал этой клятвы, значит…

— Клятвы, данные богам, не нарушают… — даже не попытавшись скинуть со своего нагрудника руки Меченого, вздохнул горец. — Это было ее решение…

«Не суди издалека, ибо вблизи все сущее выглядит иначе…» — горько подумала я: прежде, чем называть Крома красивым словом, услышанным в детстве, стоило узнать, что именно оно означает…

— Я готов взять на себя кару за нарушение этой клятвы… — оторвав воина от пола, прорычал Меченый. И принялся его трясти так, что у бедняги начали клацать зубы. А когда чуть не вытряс из него дух, вдруг добавил: — Любую кару, слышишь?

— Э-это-о — Кля-атва-а Кля-атв, и-илгиз[16]! О-от та-аких не-е отка-азы-ываю-утся…

— Мне все равно: она не понимала, о чем говорит!!!

Я почувствовала, что вот-вот сгорю со стыда: он меня защищал. Опять. На этот раз — от моей собственной глупости. Причем не перед людьми — а перед богом. А я, вместо того чтобы принять предопределение и подтвердить данное слово, стояла и хлопала ресницами!

— Оставь его, Кром! — собравшись с духом, попросила я. — Он прав…

— Нет, прав как раз Нелюдь! — подал голос граф Грасс. — Махри! Я, граф Грасс Рендалл, Первый министр короля Неддара Латирдана, подтверждаю слова Крома по прозвищу Меченый: в момент произнесения клятвы баронесса Мэйнария д’Атерн не понимала, о чем говорит. Точно так же, как не понимает этого и сейчас!

— Как это? — ошарашенно посмотрев на меня, спросил хейсар.

— Она — эйдине[17], Махри… — Граф грустно посмотрел на меня. — Во время мятежа потеряла не только отца, мать и обоих братьев, но и сама чудом избежала смерти…

— Кто эйдине, я? — догадавшись, что он имеет в виду, возмутилась я.

— Увы, я узнал об этом слишком поздно… — не обратив никакого внимания на мое возмущение, вздохнул Рендалл. — Отец леди Мэйнарии, барон Корделл, был моим другом. И я считаю своим долгом сделать все, что можно, для ее скорейшего выздоровления…

В глазах хейсара появилось сомнение:

— Прости, ашер, но она выглядит нормальной!

Граф Грасс прищурился и высокомерно процедил:

— Ты сомневаешься в моем Слове?

От него повеяло таким лютым холодом, что я поежилась. А горец равнодушно кивнул:

— Да, ашер! Клятва Клятв — это шаг. Шаг, на который требуется гораздо больше мужества, чем для того, чтобы сражаться одному против армии или умереть. Ибо, отдавая свое сердце майягарду, человек лишается всего — жизни, души и даже права на свое будущее. Чтобы решиться на такое, мало быть эйдине — для этого надо проникнуться Духом Бога-Воина. И переступить через свое «я»…

— Леди Мэйнария! Вы не повторите, от чего вас спас ваш спутник? Только, если можно, коротко и без лишних подробностей, — неожиданно попросил меня граф Грасс.

Я закусила губу и отрицательно помотала головой.

— Почему? Вы уже все забыли? Или отказываетесь от своих слов?

«Прежде чем говорить — думай. Сказав слово — держи…» — мрачно подумала я. И, чувствуя себя так, как будто пытаюсь шагнуть с башни донжона в пустоту, разверзшуюся под ногами, прошептала:

— От сторонников графа Иора Варлана, от укуса акрида, от десятка с лишним Серых и приблизительно от такого же количества лесовиков. Но все это — не в один день, а…

— Достаточно, — рявкнул Рендалл. Потом повернулся к хейсару и вопросительно приподнял бровь: — Убедился?

Горец подошел ко мне, уставился мне в глаза и угрюмо усмехнулся:

— Лучше бы ты оказалась ори’дарр’иарой[18]…

Потом сплюнул себе под ноги и, не глядя на Крома, приказал:

— Пошли, илгиз. Нам пора…

Меченый кивнул, провел пальцами по Пути, прислонил Посох к стене и шагнул к двери. А я вдруг поняла, что он уходит не из комнаты, а из моей жизни. Навсегда!

Ощущение абсолютного бессилия и приближающейся потери было таким острым, что я не удержалась и всхлипнула:

— Стойте!!!

— Извини, ашиара, но нам действительно пора… — не глядя на меня, с легким презрением в голосе повторил горец.

— Я иду с вами. Вернее, со своим майягардом… — вцепившись в налокотник Крома, воскликнула я.

Тот осторожно расцепил мои пальцы и отрицательно покачал головой:

— Не надо…

А горец хрустнул костяшками пальцев и мрачно пробормотал:

— Эйдине ходят другими путями. Ты остаешься тут…

…Слезы не помогли. Совсем. Даже наоборот — через какое-то время до меня дошло, что пока я упиваюсь своим горем в особняке Рендаллов, Кром томится в сырой и грязной камере королевской тюрьмы. Причем не один, а в компании с лесовиками, насильниками и тому подобным сбродом. Или — не дай Вседержитель — находится в пыточной, наедине с палачами!

Последняя мысль вызвала во мне такой дикий ужас, что я мгновенно оказалась на ногах, подлетела к двери, рванула ее на себя и… уперлась в широченную спину стоявшего за ней воина.

— Простите, ваша милость, но выходить из комнаты пока небезопасно… — развернувшись ко мне лицом, густым басом произнес он. — Поэтому, если можно, вернитесь обратно!

Проскользнуть между ним и стеной я не смогла — оказалось, что он двигается намного быстрее. Отодвинуть его в сторону — тоже. В общем, чуть не сломав ногти о кольчугу, я попробовала добиться желаемого по-другому:

— Мне надо срочно поговорить с графом Грассом!!!

— Я передам… — пообещал здоровяк. — Но это будет не скоро — покидать пост я не имею права, значит, смогу это сделать только после того, как сменюсь!

— Я что, арестована? — взбеленилась я.

— Нет, ваша милость! Просто в доме сейчас небезопасно…

Чувствовать себя дурой, которой лгут в глаза, было обидно. Однако шансов переупрямить воина у меня не было, поэтому я фыркнула, развернулась на месте и вернулась к себе в комнату. Думать…

Как ни странно, воин не обманул — не прошло и часа, как в дверь постучали. А когда я разрешила войти, на пороге возник граф Грасс собственной персоной. Только вот почему-то бледный, как полотно, в окровавленном и изорванном камзоле и с левой рукой, висящей на перевязи.

— Вы хотели меня видеть? — все так же на «вы» поинтересовался он.

— Д-да… — кивнула я, не отводя взгляда от заляпанной кровью повязки на его плече. — Ч-что случилось?

— Покушение… — устало потер ссадину на скуле он.

— Вы ранены?

— Ничего особо серьезного. Просто потерял немного крови…

Судя по цвету его лица, крови ему пустили достаточно. Поэтому, вместо того чтобы потребовать свободы передвижения, я о ней попросила.