Владимир Свержин - Ловчий в волчьей шкуре

– Судя по тому, что все удалось, мыши дали утвердительный ответ.

– Верно. Так и было, – кивнул Пусик. – Однако это не все. Мыши донесли, что заклятие вызова этого демона, крайне своенравного, между прочим, имеет особое продолжение, окончательно сковывающее его волю. Если бы оно было использовано, мне не удалось бы отвлечь демона ни на минуту.

– Опасаясь этого, я попросил мышей несколько подпортить страницу с этим заклинанием. Они еще отказывались, говорили, что книга производит на них крайне отталкивающее впечатление. Но я оставался непреклонен, и они были вынуждены согласиться.

И вот сейчас я увидел, что они натворили. Немножечко подпортить заклинание? Ха! Они изгрызли фолиант так, что он похож на макет пещерного города со всеми его ходами и переходами. Стоит лишь перевернуть страницу – и все, – он всхлипнул. – Да, да, все пропало! Своими руками я погубил бесценнейший манускрипт, который хотел прихватить на Базу. Теперь же на память останется только это, – он кивнул на дорожную суму, из которой торчал корешок заботливо взятого из старой башни трактата.

– Эх, – он махнул лапой. – Хотя нет, какое «эх»? О чем это я? А как же сливки?

– Какие сливки? – недоуменно поинтересовалась Алина, опасаясь, не слишком ли тягостное впечатление произвела на дона Котофана гибель драгоценного манускрипта.

– Какие-какие. Ясно какие – сливки общества. Помнится, ты говорила, что герцог обещал за избавление от угрозы один из своих замков?

– Да, было дело.

– Поскольку мы не можем увезти с собой замок, я б предпочел по весу золотом. Так что схожу проветрюсь, опять же – передам отцу инквизитору избранные записи из тайного архива Констана де Монсени. Думаю, он порадуется.

– Тогда и я с тобой, – предложила гуральская принцесса. – А то у инквизитора, возможно, неадекватная реакция на говорящих котов.

– Пустое. Сама знаешь, в нашем ордене и не такое бывает. Лучше пойди, подбодри Рене. У него там прощание с родиной, а это всегда тяжко.

Мне и вправду было чертовски грустно. Я сидел в своем домишке, перебирая вещи, которые намеревался взять с собой. Выходило так, что там, на неведомой мне Базе, практически ничто из моего нехитрого скарба не пригодится, разве что прихватить на память. Печально сознавать такое в возрасте немногим меньше лет Спасителя нашего. По сути, вся моя жизнь уместилась в одной-единственной котомке, да и ту при желании можно было легко переполовинить.

Рядом у стола сидел Алекс, пытавшийся как-то развеять мою грусть. Он рассказывал, что фра Анжело теперь станет лекарем самого герцога Савойского и приложит все свое умение, чтобы привести в чувство графа Ожье, а ежели не сумеет, то, наконец, похоронит по-христиански. Что герцог, зайдя навестить кузину, случайно показал ей медальон с гуральскими письменами, и та вдруг заплакала навзрыд и, кажется, даже заговорила. И теперь фра Анжело клянется, что сможет вернуть ей душевные силы. Алина согласно кивнула, не желая втягиваться в разговор. Я лишь вздохнул, отчего-то не находя сил для радости.

– Ничего, – подбадривал меня маркиз де Караба, – теперь ты настоящий оборотень.

Согласитесь, несколько странно мне слышать подобные слова от человека, без посторонней помощи способного превратиться лишь в глубокого старца, да и то по прошествии многих десятков лет. Я собрался было ответить ему, но в этот миг в мою каморку ввалился шипящий и взъерошенный котабальеро.

– Все здесь? – окинув присутствующих взглядом, не предвещающим ничего хорошего, бросил полковник. – Это к лучшему.

– Что стряслось? – всполошилась Алина. – Отец-инквизитор?

– Хуже. Констан де Монсени сбежал!

– Как так сбежал? – нахмурился Алекс.

– Герцог отпустил его попрощаться с предками в Шпалерную залу. Ну, туда, где портреты.

– И что?

– Стража оставила его одного всего на пару минут. Ждали, ждали, а из залы ни звука. Заглянули – а там никого нет.

– Господи! – всплеснул руками я. – Там же тайный ход за портретом его бабушки, ну, тем самым, с родовым древом. Мы в детстве часто им пользовались, когда в прятки играли! Что же теперь будет? – Я вскочил и стал расхаживать по комнате.

– Рене, – вздохнул Алекс, – что бы теперь ни было, это уже не наша забота. Заметь, де Монсени сбежал без всякого колдовства, а значит, все ядовитые зубы этой змеи вырваны. Пусть им занимается местная инквизиция, полиция, если таковая имеется, да хоть бы и сам архангел Михаил с мечом огненным. А нам, друг мой, пора возвращаться.

Сомкните ряды, оборотни! Домой!

Вот и закончено мое повествование, дописана последняя глава. Уж извините, довольно неказисто и сумбурно, но уж как получилось. Одно могу сказать точно: как все вам рассказал, меня действительно немного отпустило. Я словно оставил позади Савойю 1504 года и ее, в сущности, ничем не примечательного герцога, известного большинству историков лишь тем, что он правил несколько лет; оставил и родной Монсени с его интригами и мрачными тайнами.

Теперь я полноправный сотрудник Базы, пока на должности консультанта, однако по истечении традиционного испытательного срока, надеюсь, также стану оперативником. Пока же я учу новые слова и понятия, осваиваю чудо-технику, о существовании такой я и помыслить не мог. Вот, скажем, чудо-бумага, на которой я пишу эти строки. Она легко сворачивается и при этом никогда не мнется. Я пишу на ней, затем переворачиваю лист и пишу дальше, зная, что обратная сторона вновь чиста, а все, что дотоле вывело на листе мое «вечное» перо, каким-то невероятным образом переместилось на полотно компьютера.

Причем не абы как переместилось, а с выправленными ошибками, начертанное каллиграфическим почерком – не чета моему, как волк лапой, да еще сразу в переводе на десяток языков. А еще друзья завели мне так называемый виртуальный почтовый ящик. Правда, мне пока не от кого получать сообщения, так что они сами мне туда и пишут. Ибо кому ж еще? Не из родного же волчьего мира получать открытки к Рождеству! Там ничего, почитай, не происходит, лишь деревья меняют листву да волчата становятся матерыми зверями.

– Ренчик! – Это Алина, только ей я позволяю называть себя этим нелепым и странным именем. – Ренчик, отвлекись от писанины. Слышь, у тебя агент на ящике тенькает.

– Что? – я удивленно начал оглядывать стоявшие вокруг ящики со снаряжением и трофеями.

– Проверь электронную почту, – с ухмылкой пояснил Мурзик. – Вот этот дурацкий звук – сигнал, что тебе пришло новое сообщение.

Я вновь с недоумением обвел взглядом присутствующих. И Алекс, углубленный в составление отчета, и поглядывающая в зеркало Алина, и погруженный в чтение кот – все были здесь.

– Это что же, какая-то шутка? – с сомнением в голосе уточнил я.

– Может быть, спам, навязчивая реклама, – пояснил Алекс Орлов, расставшийся уже окончательно с громким титулом.

Я нажал кнопку, ввел пароль и открыл почтовый ящик.

– Адрес отправителя скрыт, – прочел я вслух.

– Точно, спам. Можешь выкидывать, не читая, – хмыкнула Алина. – Особо радует, когда Алексу присылают предложения нарастить ресницы или увеличить грудь.

– Между прочим, любимая, ты сама говорила, что тебе тоже шлют предложения кое-что увеличить, вернее, приделать.

Признаюсь, я был несколько заинтригован этой перепалкой и отдал команду открыть письмо.

«Рене Сан-Лу! – значилось там. – Ты подлый ренегат! Ты предал меня, ты разбил все, что я готовил долгие годы, втоптал в грязь мои надежды и мечты. Но ты не смог отобрать мою жизнь. Я знаю, где ты. Я всегда буду рядом, чтобы нанести роковой удар в минуту, которую ты сочтешь самой счастливой в твоей жизни. Живи с оглядкой.

Ненавидящий тебя,

Человек человеку волк (лат.)

Или Цезарь, или никто (лат.)

Лепрекон – демон, страж сокровищ.

«Трагедия» в переводе с древнегреческого – «песня козлов».

Гримуар – книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая ещё какие-либо колдовские рецепты.

Кулеврина – огнестрельное оружие, предок аркебузы, мушкета и легкой пушки. Использовалась с XV по XVIII вв. как стрелковое или артиллерийское оружие.

Чеглок – небольшой изящный сокол с длинными заострёнными крыльями и длинным клинообразным хвостом.

Платье котт ми-порти (характерно для бургундской моды XV в.) – шелковое или шерстяное платье с длинными узкими рукавами, глубоким вырезом и шнуровкой по бокам.

Томас Бекет – архиепископ Кентерберийский, канцлер Англии, являлся противником политики короля Генриха II, за что по его приказу был убит прямо в храме.