Денис Новожилов - Тридевятое царство. Удар Святогора

– Ты этого своего зверя поменьше бы слушал, – заметил Вольга, – я в последнее время к котам плохо отношусь.

– Да нет, мой не такой. Мой умный.

– Смотри, дело твое. Только будь осторожен. И насчет бороды подумай, никто Илью Муромца без бороды не узнает.

– Еще есть мысли? У Даниила теперь большое войско, и двинет он его сюда. И уже скоро.

– Есть еще одна мысль, – Святогор остановился, – вот только вряд ли получится. Кешик тугаринский позвать.

– Ты же его истребил…

– Истребишь их, как же, – махнул рукой Святогор, – они меня крепко тогда прижали. Три раза натурально чуть не убили, а я там сотни две-три из всего тумена положил, и это за несколько месяцев. Там такие воины были… лучшие бойцы Тугарина.

– А что с ними стало-то?

– Остались жить под Святой горой. Вначале всерьез осаду держали, а потом как-то само собой получилось, что остались. На местных девках переженились, девушки в наших краях красивые, в Степи таких нет.

– Так вы друзья теперь?

– Да какие там друзья… Я не трогаю их, а они – меня, вот и вся дружба. Но сейчас там как раз могут найтись те, кто по боям да схваткам соскучился. Весь тумен не пойдет, но даже если сотни три бойцов согласятся пойти, это уже грозная сила будет. Даже берендеи рядом с этими бойцами – дети малые.

– Это дело.

– Хорошо. Вы пока еще подумайте, а я схожу посмотрю, что берендеи решат.

– Странные они, решения принимают всем войском.

– У них войско – как семья большая, – заметил Вольга.

Дмитрий шел вдоль строя берендейского воинства, рядом вышагивал старый Федор, правое ухо у него было замотано тряпкой, здоровенный синяк под глазом еще не прошел.

– Вы слышали, что предлагает нам князь Даниил от имени великой княгини Аленушки? Мир взамен на то, что мы прекращаем поддерживать царя Мстислава. Правда в том, что они выигрывают эту войну, и если мы отвергнем его предложение, то наши жизни будут под угрозой, да еще и в ближайшее время.

Дмитрий обвел взглядом притихшее войско.

– Скажу даже больше, все наше царство будет под угрозой. Даниил – не тот человек, который бросается пустыми угрозами. Его словам «в случае отказа живые позавидуют мертвым» можно верить. Так что сейчас вам предстоит выбор. Мир или война. Черный камень – трудности, смерть и война, белый камень – мир и покой.

– Погоди, царь, – выступил один из ветеранов, – ежели мы отвергаем условия Даниила этого, нам придется биться с превосходящими силами противника не на жизнь, а на смерть, так?

– Так.

– А если принимаем, то просто бросаем нынешних союзников и уходим, и никто нас не трогает. Так?

– Так.

– Тогда чего тут думать, выбор ясен.

Вокруг зашумели согласно.

– Я хочу сказать, что я брошу черный камень, – попытался привести последний аргумент Дмитрий, – я на турнире проиграл, так что считаю себя обязанным.

– Да это в текущей ситуации значения не имеет, – прозвучало из задних рядов строя. Вокруг одобрительно загудели.

– Раздавайте камни, – махнул рукой Дмитрий. Вдоль рядов прошел Федор, раздавая каждому воину по паре камешков – черный и белый. Затем поставили сосуды, куда каждый должен был кинуть свой камень. Первыми шли царь Дмитрий и воевода Федор, они открыто бросили в сосуды черные камни, остальные кидали, не показывая остальным.

Святогор подошел, когда последние берендеи отходили от глиняных сосудов.

– Ну как, берендеи, решили что-то?

– Не думаю, что будет чем вас порадовать, – вздохнул Дмитрий, – и все же мнение большинства – это мнение всего войска.

– Понятно, – вздохнул Святогор, – ну и на том спасибо, что были рядом. Мы сдаваться не будем, еще потрепыхаемся. Есть несколько задумок.

– Разбейте сосуды, – распорядился царь, сам ударив кулаком по ближайшему. Глиняные черепки упали на землю, и из сосудов посыпались камни. Все черные.

Дмитрий даже недоверчиво поворошил кучи, пытаясь найти хотя бы один белый камень, но тщетно.

– Берендеи не продаются, – гордо ответил ветеран из первых рядов, – пусть все знают: нас не запугаешь.

Седые воины вокруг одобрительно защумели.

– Если кто-то скажет вам, что вы не русские, не верьте ему. – Святогор широко улыбнулся седовласому воинству.

Картаус еще раз лениво бросил взгляд на маленького попрошайку. Он ожидал возвращения своего нукера с припасами для лошадей, а потому откровенно скучал.

– А почему Петрушка?

– Всех детей в капусте нашли, а меня – в петрушке, – пояснил нахаленок, – дядя, ну не жадничай, дай грошик.

– Зачем тебе грош?

– К царской дочке свататься буду, – объяснил малец, – поженимся и будем жить в счастье и согласии.

– Царей уже давно нет.

– Вот и хорошо, меньше претендентов на мой трон.

– А что, – усмехнулся Картаус, – за грош всего получить знакомого царя… Хорошее вложение.

– Верно: одна серебряная монета – и будущий царь будет вспоминать тебя как дорогого друга.

– Уже серебряная?

– Прости, что обидел… по одежде вижу – ты, дяденька, человек небедный: золотая монета.

– Еще немного – и грош превратится в сундук золотых монет.

– Два, – тут же вытянул два пальца постреленок, – два сундука. Стану царем – отдам четыре.

– Кыш, кыш отсюда! – замахал руками на мальчика подошедший Маса, старый охранник и помощник Картауса. По-русски он не говорил, но зато умел грозно кричать на своем наречии и угрожающе вращать глазами.

– Чего орешь на будущего царя, – одернул его по-русски бывший хан, – мне тут инвестиции предлагают.

– Не предлагаю я никаких ивеспеций, – испугался Петрушка, зачем-то одергивая рубаху.

– Кто в этой глуши может знать латынь… – Картаус тяжело вздохнул.

– Кто тут ребенку похабщину предлагает? – раздался над самым ухом гулкий бас. Слева стоял могучий пахарь.

– Никто не предлагает, – попытался объяснить Картаус, – инвестиции – это в переводе с латыни…

– Чего тут происходит? – Народ подходил со всех сторон, Маса начал заметно нервничать.

– К дитенку пристает заезжий торговец. А что ему предлагал, стыдно на людях сказать. Вот же похабник!

– Вот глаза-то бесстыжие! Загар-то не наш, хоть и говорит по-нашему.

– Да подождите вы, – Картаус предпринял еще одну попытку вразумить толпу, – я не предлагал ребенку ничего, это просто латынь. Это слово означает вводить…

– А ну бей его!

Последний выкрик рыжего детины понравился многим.

Картаус бросил взгляд на Масу, который тихо стонал на земле возле колеса телеги.

– Это явление, брат, называется «русский народ». – Бывший хан назидательно потер расплывающийся синяк на скуле.

– Дикари, – простонал помощник, – людей почем зря бьют…

– Не понимаешь ты ничего. Денег не украли. Русские не терпят всякой мерзости, особенно по отношению к детям. Тут за это строго спрашивают.

– Как будто я это начал – слова иноземные вставлять…

– Сам и виноват. – Картаусу почему-то было страшно весело, хотя намятые бока и болели.

– Дядь, так что насчет сундука?

Картаус так и подскочил, услышав за спиной знакомый голос.

– Ну ты нахальный!

– А как иначе сиротинушке быть? Я мог бы сам в телегу залезть, пока ты тут валялся.

– Добрейшей души человек, – проворчал степняк, – а мог бы и нож в спину вонзить.

– Мне нельзя человекам в спину ножи втыкать, батя не дозволяет. Он еще прошлых не всех закопал.

– Веселая сиротская шутка, – буркнул Картаус и вдруг замер, – погоди… А про степняков умеешь шутить?

– Бессмысленно про них шутить. Пока расскажешь, степняк уже ускачет.

– А если вернется, чтобы дослушать?

– Шутка уже станет старой и замшелой. Чем степняк отличается от бешеного пса?

– Один – злой демон, бросающийся без разбору на любого человека с целью разорвать, а второй – просто больное животное. Это старая шутка.

– Вот и я о чем. Пока расскажешь, уже устареет.

– Нет, погоди, – обиделся Картаус, – степняки – забавные.

– Обхохочешься – кто еще додумается доить коней, только степняки.

– Много ты понимаешь в степной жизни…

– Чего ее понимать: проснулся поутру – а изба ушла.

– Зато бескрайняя степь кругом, красота.

– Красота – это когда во время путешествия окружение меняется. Тут красиво, там не красиво. А в Великой степи вашей уныло все.

– Тебе-то откуда знать, ты там не был никогда?

– Мне Федот рассказывал – его два раза в рабство угоняли, а он два раза бежал.

– Много твой Федот видел…

– Кругом один и тот же вид, и хлыст сверху – бац!

– То-то и оно. Слушай, ты парень веселый, пошли со мной?

– Насильничать, поди, будешь, – с подозрением посмотрел на Картауса Петрушка.

– Придумаешь тоже, – обиделся степняк, – у меня дома целый гарем… был. Хочется, чтобы веселый кто-то был рядом.

– Я угрюмый, – заметил мальчик, – ты мне грош не дал.