Коллин Хоук - Пробужденный

Братья возобновили песнопение, и я увидела, как к нашей пирамиде плывет облако звездного тумана. К моему удивлению, оно предназначалось не для Амона: приблизившись, туман окутал меня с головы до ног, вокруг заплясали белые искры, и я неожиданно почувствовала рывок – будто мне в грудную клетку забросили якорь. Я догадалась, что Астен устанавливает между мной и Амоном канал для передачи энергии. Моим первым естественным порывом было отшатнуться и закрыться, но потом я перевела взгляд на окружающее Амона сияние и вспомнила, что сила должна быть отдана добровольно.

Я глубоко вздохнула и представила, как предлагаю ему каждую частицу себя – сердце, разум, душу, тело. Тяга стала сильнее, и я сцепила зубы, чтобы не закричать от боли. В следующую секунду во мне что-то переломилось, и я упала на вершину пирамиды – легкая, бездумная, лишенная земной оболочки.

Я лежала на спине, глядя в бескрайний космос. Разряды энергии накатывали на меня, словно морские волны, начиная с головы и сбегая вниз до самых пяток – снова и снова, в бесконечном неторопливом ритме… В голове не осталось ни одной мысли – лишь тихий гул космических ветров.

Я отстраненно наблюдала, как солнечный свет покидает меня, впитываясь в кожу Амона. Результат не заставил себя ждать: тело парня вспыхнуло ярче, и я вдруг подумала, что если мне суждено умереть здесь и сейчас, это наилучшая из возможных смертей. Я больше не ощущала жестких камней, впивающихся в спину, и не чувствовала сожалений, что расстаюсь с жизнью. В душе осталось лишь потрясение огромностью вселенной – и мимолетная мысль, какая же я крохотная по сравнению с ней.

Внезапно мешанина звезд надо мной упорядочилась, и из глубины ее вынырнули три яркие точки – золотая, белая и серебряная. Я проследила их полет по небу, наблюдая, как они образуют треугольник с равными сторонами. Это было прекрасно. Однако не прошло и минуты, как в небе над ними сгустился мрак – непроницаемо-черная щель, за которой, я знала, скрывается немыслимое зло. Со стороны оно походило на смерч, но я чувствовала, что открывшаяся нам сила куда больше и древнее.

Меня затопил страх, и я жалобно захныкала, больше не опасаясь выдать себя. Из щели на нас надвигалось нечеловеческое лицо – злобное, дьявольское, грозящее самыми мучительными карами, и я вдруг поняла, что его приход – лишь вопрос времени.

По площадке застучал град, но у меня не было сил от него заслониться, а потому я осталась лежать на месте, беззащитная под ударами неба. Соприкасаясь с теплой аурой Амона, градины таяли на лету – но я была вне его золотого круга. Один ледяной шарик с размаху ударил меня по лбу, и я почувствовала, как заструилась по лицу кровь. Какой холодный… Нет. Это я холодная. Вздрогнув, я попыталась поднять руку, хотя бы пошевелиться, – но конечности парализовало.

По лицу покатились молчаливые слезы. Покой и ощущение бестелесности, наполнявшие меня несколько минут назад, исчезли бесследно. Я поняла, что мы опоздали. Сет уже здесь и вот-вот прорвет заслон. Я не просто погибну – меня развоплотят, сотрут со страниц истории. Родители никогда не вспомнят, что я вообще существовала. Но, что еще хуже, меня забудет Амон. Почему-то эта мысль мучила меня больше всего.

Три сияющие точки повернулись вокруг оси и по широкой дуге ринулись вниз – однако не погасли при столкновении с землей, а снова подскочили в воздух, сделали оборот и прочертили в небе новые дуги. Вскоре вся долина скрылась под куполом, составленным из множества мерцающих треугольников. В изумлении глядя на них, я наконец поняла слова доктора Хассана. Надо мной горел Треугольник невероятности – вероятности, которая не должна и не может сбыться.

Сеть наливалась светом, пока в самой ее сердцевине не возник огромный электрический столб. Он с треском рванулся ввысь и ударил точно в щель, зияющую в центре вселенной. Луч насквозь пронзил бушующий за ней смерч, и щель, в последний раз вспыхнув, растаяла. Врата закрылись, запечатанные трехцветным треугольником.

На долину опустилась мертвая тишина. Свет начал стремительно блекнуть, пока не распался на три маленьких шара – золотой, белый и серебряный. Повисев в небе, они неторопливо опустились к братьям. Первый шар ударил Астена в грудь, второй опустился Амозу на плечи, а третий парил у Амона над головой, пока тот не взял его в руки, словно миниатюрную луну. Затем свет впитался в его тело, и Амон едва заметно пошатнулся.

– Все кончено, – сказал он. – Идемте, Хассан. Я заберу вас с собой.

Я не могла пошевелиться. Не могла сказать ни слова.

– Хассан? Что такое? Где вы?

Амон сделал пару шагов и чуть не споткнулся о мое плечо.

– Хассан?

Присев рядом, парень поднял мою ватную руку, снял шляпу – и вдруг застыл, коснувшись волос. Пальцы Амона торопливо пробежались по моему лицу.

– Лилия? – судорожно выдохнул он. – Нет.

Он принялся стаскивать с меня тяжелый жилет, а потом сжал в объятиях и уткнулся носом в шею.

– Нет! – взвыл он.

Я поняла, что он считает меня мертвой. Но я была жива! По крайней мере, пока. Однако у меня не было ни малейшего шанса сказать ему об этом. Я даже не знала, дышу ли еще. Может, я и правда погибла и теперь переживаю внетелесный опыт?

Амон покрыл поцелуями мои щеки и лоб. Руки парня тряслись, дыхание выходило из груди с присвистами. Наверное, если бы у него были глаза, он бы плакал. Как грустно, когда не можешь никого оплакать, вдруг подумала я.

По-прежнему прижимая меня к себе, Амон дрожащим голосом пропел заклинание. Вершина пирамиды разомкнулась, и мы, словно на дно глубокого моря, погрузились в темноту.

Мы опускались в камень, точно в воду, пока не достигли самого низа пирамиды. Ее основание было озарено большими валунами вроде того, что освещал мастерскую доктора Хассана. Когда ноги Амона коснулись усыпанного песком пола, он пошатнулся, но все-таки меня удержал. Моя голова безвольно свесилась ему на плечо, и Амон вытянул свободную руку, пытаясь понять, где находится. Через пару секунд он наткнулся на горизонтальную плиту, подозрительно напоминающую алтарь, и бережно уложил меня на нее.

Затем парень отвел волосы с моего лба и скрестил руки на груди, точно Клеопатре на смертном ложе. Мне хотелось закричать, что я жива, – но я была заперта в собственном теле. Амон опустился передо мной на колени и уткнулся лбом в живот. Принца сотрясали беззвучные рыдания, но я ничего, совсем ничего не могла сделать, чтобы его утешить.

– Прости, Лилия, – бормотал парень. – Я не хотел для тебя такой судьбы. Как самонадеянно было полагать, что мне хватит собственных сил! Следовало догадаться, что братья меня обманут. Они так и не поняли, почему я решил отослать тебя домой, даже рискуя погрузить весь мир во тьму. И теперь то, чего я боялся, сбылось. Как я не почувствовал, что свежие силы, напоившие мои вены, на самом деле принадлежали тебе?

Амон приподнял мою голову и осторожно ее сжал. Виски тут же опалило солнечным жаром; добрый знак – или, по крайней мере, свидетельство, что я пока протянула ноги только в прямом, а не в переносном смысле.

– Разлучившись с тобой, я утешался мыслью, что ты в безопасности и сможешь воспользоваться тем шансом, который дарован каждому человеку по праву рождения – шансом найти свое счастье. А теперь ты покинула этот мир в поисках новой жизни. Величайшее желание моего сердца – немедленно последовать за тобой, но мой путь не схож с твоим, и судьба призывает меня к иному.

Несколько секунд в пирамиде царила тишина. Затем Амон беспомощно опустил лоб на мою руку.

– Прости меня, Лилия. За то, что увез из дома, что взвалил на твои хрупкие плечи такую ношу, что стал причиной этой трагедии. А больше всего прости за слова, которые я так и не посмел тебе сказать.

Позади Амона вспыхнул яркий свет, и я краем глаза увидела прекрасного мужчину, у ног которого сидел огромный черный пес. Если бы я не была при смерти, то непременно схватилась бы за карандаш. Как и у принцев, его мускулистый торс был совершенно обнажен, а ноги прикрывала лишь складчатая юбка – однако, в отличие от братьев, не белая, а черная. Когда он слегка склонил голову, я увидела блестящие смоляные волосы. На вид он был ровесником моего отца, но безвременная красота, которой были отмечены его черты, намекала, что это впечатление обманчиво.

– Амон? – позвал он. – Кто это?

Парень поднял голову.

– Здравствуй, Анубис. Это Лилия, смертная. Я был вынужден забрать ее жизненную силу, чтобы завершить церемонию, и невольно стал причиной ее смерти.

– Как… любопытно.

Анубис шагнул ближе и склонился над алтарем, глядя в мои широко распахнутые глаза. Разумеется, от него не укрылось потрясение, с которым я рассматривала настоящего египетского бога. Внезапно он мне подмигнул, и я подумала, что он мне, конечно, нравится, только вот доверять я бы ему не стала.