999999999 жизни (СИ) - Оро Призывающий "Оро Призывающий"

Тупая боль переходит в острую – быстро, как будто включили свет. Скулы сводит от мерзкого привкуса на языке и предчувствия рвоты; желудок скручивается в ком, а затем – меня рвёт. Ощущение такое, будто наружу выходят лезвия вместе с кусками внутренних органов, но это, конечно, просто кажется: будь это правдой, я бы так долго не протянул.

Руки рефлекторно вцепляются в металлическую раковину. Глаза машинально отмечают то, насколько облезла на ней белая краска. Почему именно эта деталь? Не знаю, но если не сосредоточиться на чём-то таком – будет ещё хуже.

Мерзостный поток не бывает длинным, но чувства – хуже некуда. Наощупь найдя в кармане салфетки, я вытираю лицо и поднимаю глаза выше, к грязному, засиженному мухами зеркалу.

Да уж. Красавец. Всё лицо перекошено, забрызгано всяческой дрянью, искажено от боли, которая и не прекратилась вовсе, а просто отхлынула, снова став тупой и размытой – как мелодия на заднем плане. Так и живу.

Впрочем, даже без гримасы это лицо никак не тянет на красивое. Оспины на коже – внешние отражения внутренних процессов, отметины Скверны – превратили моё лицо в кожаную маску, вроде тех, что продаются в магазинах хэллоуинской атрибутики. Ну, знаете – резиновые рожи с лицами гоблинов, мумий, зомби, а иногда и политиков или звёзд.

Вот и моё лицо такое же. Бугристая кожа, вмятины и шишки тут и там, и, конечно же, неестественный цвет лица. Чёрные волосы, обрамляющие это лицо, выглядят париком, нацепленным поверх маски. Тёмные очки, хотя бы немного скрывающие это уродство, сейчас лежат сбоку, на раковине – я как раз успел снять их, когда приступ скрутил меня.

Смешно. Когда-то меня даже называли красивым – давно, в детстве.

...ладно. В детстве много чего было – и хорошего и плохого. И что теперь вспоминать?

Скривившись, я отворачиваюсь от зеркала. Не разбивать же его кулаком, как в глупых фильмах. У меня всё проще. Я не то, чтобы смирился, я скорее принял последствия своего неосознанного выбора и... ни капли о нём не жалею. Пусть и совершил по незнанию. Ещё раз вытерев лицо, я надеваю очки и капюшон.

Пора возвращаться в автобус. Водитель ждать не будет, пока я тут вспомню всю свою жизнь от роддома и до этого момента.

Хлопнув дверью туалета, я выскочил из заправки на улице и начал искать взглядом видавшее года транспортное средство.

Ага, вот и он. Низ белый, верх тёмно-зелёный. На вид - ещё ровесник моих родителей, хотя внутри двигатель должны были обновить… надеюсь. Мутноватые окна и тошнотворный запах выхлопов - от него никуда не денешься.

Успел я вовремя. Автобус тронулся как раз в тот момент, когда я пробирался между рядами к своему месту, обозначенному полупустой бутылкой из-под газировки – чтобы не заняли, пока отлучаюсь в туалет. Водитель дёрнул педаль газа, и я, не успев схватиться покрепче за поручень, повалился прямо на толстую тётку, чьи раскидистые бока свисали в проходе, словно подушки безопасности.

— Эй! – визгливо возмутилась она. – Смотри, куда падаешь!

Очень смешно, ха-ха. Вот именно когда падаешь – смотреть как раз удобнее всего.

— Простите! – буркнул я. – Не успел...

— Что ты не успел? – тётка всплеснула рукой, пышно и величаво, как будто проплыл на гребне океанской волны величественный кашалот, – Шнурки завязать ты себе не успел? Нужно глядеть, когда идёшь, а не можешь устоять – держись!

Ох. Кажется, это надолго. А до столицы ещё три часа ехать, не меньше... Пытаясь не отсвечивать и издавать как можно меньше шума, я взялся за поручни покрепче и двинулся дальше к своему месту. Меня всё ещё слегка шатало после приступа, так что водитель, в принципе, был не так уж и виноват.

— ...а это не значит, что нужно идти вслепую, да ещё и в этих чёрных очках! – продолжала возмущаться толстая тётка. Я затылком чуял её гневные взгляды, а скрипучий и неприятный голос навевал печальные воспоминания – воспоминания о...

...не будем о грустном. Дойдя до сидения, я стащил со спины полупустой рюкзак и, протиснувшись на сидение у окна, кинул его себе под ноги. Отлично, едем.

В принципе, я не очень много ездил в своей жизни, а когда ездил – то всё больше по врачам. Впрочем, к тому моменту, как симптомы этой заразы стали очевидны, что-то делать уже было поздно. Ещё года за два до того – и... И мне бы продлили жизнь лет, может, до тридцати или около того. Но всё случилось так, как случилось.

Стал бы я менять что-то, появись у меня шанс вернуться в прошлое? Наверное, стал бы – жить-то хочется. Жалею ли я о чём-то? Нет. Жалеть себя – последнее дело, особенно если ничего не можешь изменить. Жизнь идёт так, как идёт, и вот я здесь – в автобусе до столицы, еду в свою последнюю поездку под аккомпанемент визгов и криков толстой скандальной тётки.

— И вообще! – кажется, ей было плевать, что кругом люди, что сейчас половина седьмого утра и кто-то пытается спать, что я давно уже ушёл от неё. – Если у кого-то такая клаустрофобия – пусть едет поездом. Там и места побольше, и тамбур есть, где можно постоять, и вообще!

— Ой, что ты такое говоришь, Даша, — увещевала свою подругу её более худая спутница. — Ты новости читаешь? В поездах постоянно что-то случается. То одно, то другое... знаешь, сколько происшествий случилось в поездах только за последние полгода?

— Да если б так было, давно бы сняли те рейсы! – толстухе было всё равно, на какую тему орать, и она с готовностью включилась в новое обсуждение.

Я воткнул наушники в уши и нажал кнопку на плеере. Чем слушать эти бредни – уж лучше увлечься музыкой.

В какой-то момент я заметил, что на меня смотрит сидящий напротив старик - жуткий, как мумия, сморщенный, со стеклянным взглядом, а ещё одноногий - рядом стоял его костыль… Но пока я соображал, в чём дело и что не так с этим полоумным дедом, тот уже отвёл взгляд.

И что это было? Я поправил очки и отвернулся к окну.

На вокзал мы прибыли в полдесятого. Если мой родной город в такое время ещё только разгоняется, то столица – уже вовсю живёт своей столичной жизнью. Или эта жизнь никогда в ней не прекращается? Сложно сказать: до этого я бывал тут всего пару раз. Тем не менее, я хорошо знал, куда мне нужно. Есть не хотелось – нормальное дело при моём диагнозе, а каких-то других планов у меня в столице не было. Конечно, до начала выступления ещё семь часов, но это же столица – пока доберусь, пока найду...

...и, разумеется, так оно и вышло. Большую часть дня я просто гулял… нет, сначала нашёл место, куда нужно прийти вечером, а уже потом гулял, стараясь не уходить от него слишком далеко.

День летел быстро; всё-таки столица есть столица, и впечатлений тут хватает. Но всё это меркло по сравнению с предвкушением того, ради чего я приехал. И, примерно за полчаса до начала, я спокойно шагнул в концертный зал.

Билеты на сегодняшнее выступление стоили не так, чтобы очень дёшево, но когда ты не планируешь жить дольше пары-тройки месяцев, деньги не являются очень большой проблемой, не так ли? Я с относительным комфортом устроился в кресле в четвёртом ряду – достаточно близко, чтобы хорошо видеть её, и достаточно далеко, чтобы я мог себе это позволить – и стал ждать.

Чего только этот концертный зал не видел. И выступления наимоднейших групп, и политические митинги, и парады чьей-либо памяти. И, конечно, выступления вроде сегодняшнего. Этой моде не так уж много времени – выйти на сцену и рассказывать, красиво жестикулируя руками, как ты стал таким успешным и что нужно сделать другим, чтобы стать такими же, как и ты.

До выступления ещё оставалось немало времени, но народ уже активно собирался в зале. Я огляделся.

Конечно, львиная доля собравшихся сегодня - её фанаты. То есть, те, кому интересны не её слова, а она сама: как певица, как знаменитость. Эти пойдут на её выступление, даже если она два часа будет рекламировать промывание форсунок.