Эвермит: Остров Эльфов (ЛП) - Каннингем Элейн

Ярость Малара, его непреодолимый инстинкт убийства заставляли его сражаться все дальше и дальше, пока его пантерный мех не стал липким от крови, шкура не порвалась, обнажив сухожилия и даже кости. Прошло много долгих мгновений, прежде чем до Повелителя зверей дошло, что его тактика продиктована скорее жаждой крови, чем разумной стратегией. И снова бог изменил форму. Как саван абсолютной черноты, он окутал своего эльфийского врага.

Кореллон застыл на полпути. Не потому, что его испугала внезапно наступившая вокруг полутьма - он знал о проявлениях Малара и ожидал этого, - но из-за удушающего ощущения зла в окружавших его миазмах. Кореллон инстинктивно бросился в сторону; облако, которое было Маларом, просто двинулось за ним. Глубокий, рычащий смех раздался сквозь черноту, усиливая удушающую пелену зла.

Жуткое красное сияние упало на лорда эльфов. Кореллон посмотрел в огромные красные глаза, парящие на вершине облака. Не раздумывая, лорд эльфов поднял меч высоко над головой и со всей силы метнул его вверх. Сахандриан дважды перевернулся через край, образовав спираль чистого света, которая пронзила всепроникающее зло. Острие меча вонзилось глубоко между багровыми глазами Малара.

С ревом страдания и ярости, от которого задрожали окружающие деревья, Малар исчез.

Кореллон моргнул от внезапной яркости и уклонился от воя, возвестившего о триумфальном спуске Сахандриана. Меч вонзился острием вниз в землю перед ним.

Пока эльф-лорд вытирал меч от крови, ихора и налипшей земли, он думал о битвах, которые выиграл. Груумш был тяжело и надолго ранен, Малар полностью побежден и изгнан - по крайней мере, на время. Это были подвиги, которые будут вспоминать в песнях и вплетать в ткань тысячи легенд.

Но Кореллон не находил в этих победах ни гордости, ни радости. Давило на него предчувствие, что на самом деле он завоевал в этот день не славу, а новых смертельных врагов для своих братьев и сестер-богов и их эльфийских детей.

3. Темный Гобелен

Арошни стремительно возвращалась в сердце Арвандора, в лесной дом, который разделял с ее детьми Кореллон Ларетиан. Хотя она и возвращалась домой, богиня была не в лучшем расположении духа.

Она наблюдала за битвой между Маларом и Кореллоном через другой из своих магических шаров. За один день два ее избранных агента не смогли справиться с эльфийским богом. И снова Кореллон невольно заблокировал ее продвижение к законному месту во главе эльфийского пантеона.

Как ни была она недовольна, Арошни почувствовала некоторое облегчение, как только сбросила одолженное у охотника одеяние и облачилась в пленочный халат и изящные туфельки, сделанные ее собственными руками из тончайшего паучьего шелка. Она без стука вошла в личные покои дочери и сбросила на пол одолженное снаряжение.

Эйлистри была дома - редкий случай - и готовилась к какому-то лесному празднику. Она подняла взгляд от сапог, которые зашнуровывала, явно напуганная вторжением. Ее серебряные глаза переместились с разбросанных вещей на лицо матери, затем потеплели от радости и возбуждения.

"О, мама! Ты была на охоте! Почему ты не сказала мне, что хочешь пойти? Мы могли бы пойти вместе и повеселиться от души!"

"Действительно, могли бы", - размышляла Араушни вслух, перебирая в уме возможные варианты. Ей нужны были союзники, и было бы неразумно упускать из виду тех, кто был ближе всего.

Конечно, Эйлистри не была бы ее первым выбором. Девушка была подвержена зыбким настроениям и обладала неуверенным нравом. В один момент она была беззаботным ребенком, танцующим, как лунный луч, или бегущим по лесу, как серебряный волк; в другой момент она была то соблазнительной, как сирена, то серьезной, как дварфийский бог. Что ж, девочка была в том возрасте, когда такие перепады были обычным делом, заметила Арошни, наблюдая за дочерью. Эйлистри уже не была ребенком, и она была слишком красива, чтобы устраивать Арошни, которой не нравилось соперничество с кем бы то ни было. Юная богиня унаследовала лицо своей матери, но ее волосы и глаза были серебристого оттенка, который всегда вызывал в памяти Арошни ее ненавистную соперницу, Сеханин Лунную Радугу. Эйлистри была очень высокой, что еще больше раздражало ее изящную мать, но Арошни должна была восхищаться силой и грацией длинных конечностей своей дочери. Никто в Селдарине не мог обогнать Темную Деву, и мало кто мог сравниться с ней в мастерстве владения луком.

Да, в Эйлистри есть определенные возможности, - лукаво заключила Арошни. Она сомневалась, что девушку можно склонить к открытому выступлению против Кореллона, ведь Эйлистри обожала своего отца. Но она была молода, и ее наивность можно было превратить в мощное оружие против повелителя эльфов. И хотя Арошни нужны были союзники, ей также требовались козлы отпущения. Так или иначе, Эйлистри послужит.

Богиня обняла дочь за талию. "Ты права, моя маленькая воронушка", - сказала она с редкой теплотой. "Нам давно пора поохотиться вместе. У меня есть план. Послушай и скажи мне, если тебе это понравится".

* * * * *

Дни на Олимпе длинные, дольше, чем годы в некоторых мирах, но Арошни они показались слишком короткими. Утро прошло в суматохе. Сначала она бродила по лесу с Эйлистри, изучая навыки и привычки дочери и придумывая, как обратить эти знания против нее.

Другой ее ребенок, сын Ваэрон, тоже должен был сыграть свою роль, и Арошни потратила не мало времени, чтобы обучить его этой роли. Это оказалось непростой задачей, учитывая, что весь Селдарин праздновал двойную победу Кореллона Ларетиана. Избежать нескольких десятков празднующих эльфийских божеств даже в таком огромном месте, как Арвандор, оказалось делом нелегким. Нелегко было и удержать внимание Ваэрона: Многие юные богини, а также одна или две из старших сил упрашивали красивого молодого бога присоединиться к веселью.

В час солнцестояния Арошни наконец оставила Ваэрона наедине с его весельем. Она разыскала Кореллона, ибо он мог бы удивиться, если бы она этого не сделала, и провела самые светлые часы дня в беседах и развлечениях. Но время, проведенное в присутствии повелителя эльфов, тяготило ее. Роль любящей супруги никогда прежде не была Арошни в тягость, но многое еще не было сделано, и ей было трудно говорить сладкие речи и рассказывать остроумные истории, пока в голове у нее крутились детали заговора. Наконец ей удалось ускользнуть, со смехом заявив, что она пожадничала, отняв у него так много времени, - при этом она ненавязчиво напомнила ему, что другие ждут, чтобы отпраздновать вместе с ним. Это была сильная уловка, ибо все эльфы, кроме, пожалуй, самой Арошни, превыше всего ценили общество своих сестер и братьев-богов. Ей всегда хотелось куда-то идти, а дела лучше всего совершать, когда нет глаз, чтобы наблюдать за ними.

Боги Селдарина редко выезжали из Арвандора, разве что для того, чтобы удовлетворить нужды и взрастить искусство своих эльфийских детей. Но в этот долгий день Арошни побывала во многих странных и страшных местах, ища воинов для битвы, которая должна была произойти слишком скоро. Эльфы были древним народом, почти таким же древним, как и боги, от которых они произошли, и многие существа завидовали и ненавидели их. Богам всех этих народов - орков и огров, гоблиноподобных, хобгоблинов, жукомедведей, злых драконов, существ неба и глубоких морей, даже существ из стихий - Арошни несла свои семена войны. Она не являлась сама, ибо путешествовать в эльфийском облике означало бы обречь себя на мгновенную смерть или, по меньшей мере, почти гарантировать, что Селдарин в конце концов раскроет ее заговор. Для этого дня Арошни приняла новую смертоносную форму, подходящую для ее талантов, но такую, которую могли бы оценить боги и обитатели тьмы.