Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Начало

— Не знаю, смогу ли вылечить мальчишку, врачевание не по моей части. Но сразу не откажу, поглядеть надо, — согласилась я, и пошла за Катрикой до скромного, когда-то весьма ладного и все еще крепкого домишки примостившегося недалеко от местного Бродвея в конце глухой улочки.

Во дворе кормила кур симпатичная, но какая-то состарившаяся до времени, женщина с потухшим взглядом, обряженная в чистое, но многажды стиранное, потерявшее первоначальный цвет, платье. Она действовала как автомат. Брала горсть зерна и бросала вправо, влево, прямо, птицы увлеченно квохтали у нее под ногами, спеша ухватить самые вкусные зернышки. На лавочке у дома худенький, вытянувшийся как тростник мальчонка лет девяти и гладил присоседившуюся ему на колени кошку черепаховой раскраски. Зверюха лениво мурлыкала и время от времени вытягивала лапы в качестве зарядки.

— Ивалла, я магеву привела, — позвала травница хозяйку из-за забора и вошла, подцепив крючок на калитке, не дожидаясь особого приглашения.

Тусклый взгляд скользнул по нам с Катрикой почти безразлично, зато ярко сверкнули глазенки наблюдающего за нами мальчонки светловолосого, но черноглазого, чем-то напоминающего подсолнушек — золотой ободок и черные зернышки сердцевины. Пацан во все глаза вылупился на мой модный прикид и рыжие волосы, — ни у кого из местных я таких не видела, — аж рот от усердия открыл и темные, как угольком нарисованные, брови нахмурил.

— Ивалла, это магева Оса! — снова попыталась представить меня травница. — Она Валя посмотреть пришла.

Ивалла вяло качнула головой и все-таки изволила ответить:

— Пусть посмотрит, коли не шутишь, — поставив миску с кормом на землю, чем вызвала бурный восторг курей, женщина ушла в дом, тихо затворив за собой дверь.

Что ж, меньше народу — больше кислороду, а на прием к врачу пациенту и вовсе лучше без родственников заходить, чтоб уши от "компетентных" советов не вяли.

— Эй, пацан, иди сюда, — весело позвала я мальчишку и поманила указательным пальцем.

Бережно опустив на скамью кошку, недовольную прекращением поглаживания, паренек проворно вскочил и подбежал к нам.

— Небось, надоело молчать как рыбеха? — подмигнула я мальчишке.

Тот серьезно кивнул, переступив с ноги на ногу, поводя босыми пальцами по мягкой дворовой пыли. Я почти позавидовала, сразу захотелось скинуть свои тапки, стянуть носки и тоже пройтись босиком.

— Тогда давай тебя лечить! — бодро обнародовала я свои намерения, убедившись, что с головой у мальчишки все в порядке, речь понимает, а значит, не треснулся настолько, чтоб мозгов лишиться. Да шрамов никаких на горле нет, стало быть, все заморочки с немотой чисто психические, а лечение таковых — дело не только магии, но личного доверия пациента к врачу.

Читала я или слышала когда-то, что клин клином вышибается, а страх страхом, но пугать паренька второй раз мне, как начинающему логопеду, совершенно не хотелось. Оставив этот вариант в качестве запасного, я мысленно выбрала подходящий набор рун из своего арсенала и вытащила из сумки на плече карандаш — обычный серый грифель в ярком сине-зеленом футляре из дерева. Взяла мальчишку за острый, хоть обрежься, подбородок, покрутила его симпатичную мордашку вправо-влево, потрепала по вихрам и огласила свое решение:

— Я сейчас колдовские знаки на твоем лбу напишу, которые запоры с языка снимут.

Глаза Валя и без того, может, чуть меньше чем у сильфа, при виде моего сияющего карандаша стали в пол лица. Фаль-болтушка и тот перестал трещать по пустякам, затаил дыхание. Ровно писать я никогда не умела, поэтому решила просчитать какого размера руны мне на лбу мальчишки рисовать следует, чтобы все влезло, а АНСУЗ, та руна что за воздух, дыхание, снятие оков да речь отвечает, аккурат в центре уместилась. Перевернув карандаш обратным концом, я прикусила губу, сосредотачиваясь. Черчение никогда моей сильной стороной не было, то ли аккуратности не хватало, то ли каждый раз училку-истеричку вспоминала, и желание чего-то изображать напрочь пропадало. Но тут хочешь — не хочешь, а хотя бы попробовать поколдовать надо. Пальцы начало чуть-чуть покалывать от ощущения готовой воплотиться в рисунке руны.

— Уже все? — хрипловатый неуверенный голосок прозвучал так неожиданно, что я, не успев начертать ни единого знака, выронила карандаш в пыль.

Катрика изумленно охнула и попятилась к двери в дом, шепча:

— Ивалла, Ивалла, пойди сюда…

— Ну раз говоришь, значит все, — ошалело хмыкнула я, нагнувшись, чтобы поднять карандаш, посоветовала: — Мать позови, да погромче, чтоб она тебя со двора услыхала.

— Мама, — неуверенно позвал Валь и, пробуя голос, повторил с каждым разом все громче и звонче: — Мама, мамочка, мама!…

— Валь, сынушка! Родненький! Говори! Говори! — Ивалла вихрем вылетела из дома, едва не сметя со своего пути травницу (я-то успела отскочить), и сграбастала свою кровиночку в объятия такие крепкие, что я испугалась за ребра пацана.

Мать смеялась и рыдала одновременно. Катрика беззвучно плакала рядом, вытирая дорожки радостных слез ладонью. Я шепнула ей на ухо:

— Пора, пойду, а ты им скажи, что со мной сама расплатилась какими-нибудь секретами знахарскими. Не буду я у вдовы плату брать.

— Но как же так? — травница замялась, вроде бы чуя мою правоту, но не осмеливаясь нарушать раз и навсегда установленного порядка, — а обычай…

— Я паренька не лечила магией, не успела, — осторожно призналась я женщине, отводя глаза от безумствующей матери и счастливого пацана, чей голос разлетался по двору все звонче и звонче. Почему-то мне было неловко. — Он раньше заговорил, хватило одной веры в то, что здоров будет. Ты знаешь, как это бывает, если верит больной в исцеление, иногда и никакого другого лекарства не надо.

— Все равно твоя магия его спасла, — осталась при своем мнении Катрика, — коли Валь не поверил бы в силу магевы, так и молчал по сию пору. А про Иваллу ты правильно угадала, не богат их двор, концы с концами бы свести, я тебя привела, мне и благодарить. Не отказывайся, магева Оса, не гневи мою судьбу.

Горсть монет из плотного кармашка на фартуке достала травница и отдала мне без счета. Вспомнив, что врачи да колдуны на селе издавна самыми богатыми людьми считались, я не стала ругаться с Катрикой, молча убрала почти незаработанную плату в карман к первым трем монеткам и вышла со двора, не дожидаясь пока ошалевшая от счастья Ивалла кинется целовать мне ноги, она уже порывалась это сделать, да все от сынишки оторваться не могла.

Травница решила чуток проводить меня до калитки, а тут меня осенила очередная идея: