Томас Сван - Багрянка

Амазонки обезумели от разочарования. Забава была безнадежна испорчена. – Никто, ни человек, ни медведь, – не был ни убит, ни хотя бы покалечен. Казалось, они должны придумать, куда им выплеснуть свое возбуждение.

– Дафна вот-вот освободит его! – вскричала Геба. Как она была безобразна, когда летела на меня с кинжалом! Нет, не следовало ей стричься.

Она остановилась на полпути и принялась шлепать себя по руке. Оперенные тельца, похожие на больших разъяренных пчел, со свистом вылетали из невидимого оружия, а затем с шумом лезвий, протыкающих спелые гранаты, вонзались в плоть. Геба упала наземь с безмерным удивлением во взгляде и продолжала покачиваться на коленях даже после того, как потеряла сознание.

Мирмидонцы возникли в лесу, точно статуи из солнечного света. Неужели здесь были только четверо юношей и один ребенок? Казалось, они везде и всюду, большое воинство, а не горстка. Казалось, они выходят из световых потоков и вместе со светом движутся через зеленый лес. Я увидела у их губ духовые трубки. Увидела, как оперенные стрелки с пением поражают цель. Увидела их победу.

Лордон перерезал мои путы. Мы вместе подняли Тихона на ноги, а Келес зажал его цепь меж двумя камнями, чтобы порвать ее.

Горго наблюдала за нами. Стрелка торчала из ее ноги, и она шагала, с трудом переставляя ноги, словно одолевая вброд бурный ручей. Она подняла лук упавшей амазонки и приладила стрелу, но рукам ее недостало силы, чтобы натянуть тетиву. Она уронила оружие и упала у подножия дерева. Ее одурманенные, полные страдания глаза больше ничего не узнавали.

Некоторые амазонки лежали на земле. Другие пытались отступать, петляя меж лип, таща за собой подруг, пошатываясь и шлепая себя ладонями по ранам. Локсо помогала ошеломленной вялой Гебе покинуть круг. Со стороны медведей опасность не грозила. Ортан, один из близнецов, порвал цепь Ориона, и оба зверя вразвалочку подались в лес с величавым безразличием к пошлой людской свалке позади них. Мирмидонцы скользили по лесу: бронзовые, неправдоподобно юные, напоминавшие детские грезы о доблести, в которых вражеские стрелы летят мимо, а с силой пущенные копья обращаются против метнувших. Птицы голосили в кронах деревьев: ласточка и голубка, дятел, сова и галка, бесчисленные лесные голоса славили победителей, которые одержали справедливую победу над амазонками, этими незваными гостями в лесу, этими бессердечными охотницами. Когда-то, неужели только вчера, я любила иззубренный камень и вечнозеленый дуб, из которого было мое копье; любила суровость и жестокость леса, но не его беззащитность, волка, но не оленя.

Я покрепче ухватилась за руку Тихона.

– Болит?

– Немного, – признался он.

Не замедляя шага, Лордон наклонился и поднял брата на руки.

– Домой, – сказал он. – Я сварю для тебя листья мяты в молоке тли. Помнишь, наша матушка считала это лучшим снадобьем? – И порывисто прижался щекой к волосам брата, запачкавшись кровью. И я поняла, что мужчины могут быть мужественны и в нежности.

– А как насчет листьев бергамота? – спросила я, не очень уверенная, вправе ли встревать в разговор братьев, и все еще в ужасе при мысли о молоке большого зеленого насекомого, которого видела в грибной пещере. – Если их смешать с медом, они возвращают силы.

– Мята, бергамот, мед и молоко, – радостно произнес Тихон. – Думаю, со мной потребуется возиться несколько дней.

Когда Лордон устал от своей ноши, Конисал и Ортан по очереди сменили его. Даже Келес вызвался нести брата.

– А кто же понесет тебя? – рассмеялся Тихон.

– Я оказался достаточно большим, чтобы застрелить трех амазонок, – огрызнулся мальчик. Его братья, как я узнала, не намеревались втягивать его в бой. Он последовал за ними от муравейника и бился с отвагой опытного воина.

– И ты порвал мою цепь. Ни у кого нет сомнений в твоей храбрости. Весь вопрос в размерах.

– Ладно, – заметил Келес, – если Дафна будет нам стряпать, я уж точно быстро вырасту.

Стряпать, еще чего! Я только и могла, что сварить оленье бедро. А что до овощей, подливок, хлеба…

– Лордон, как ты узнал, что Тихон попался? – торопливо спросила я.

– Мы увидели с берега вашу лодку и Тихона в ней. Поскольку у нас недостаточно сил, чтобы напасть на лагерь, мы ждали, пока вы соберетесь в круг. Мы послали вперед медведицу, чтобы отвлекла амазонок. Однако посреди леса она вдруг уперлась. Не иначе, как ее испугал запах Ориона. Нам пришлось ее уговаривать, обещать ей мед. Поэтому Тихон и был ранен прежде, чем она появилась. – Лордон помедлил. – Не стоит беспокоиться о твоих подругах, Дафна. Мы смачиваем стрелы муравьиной кислотой. Она обжигает и вызывает оцепенение, но не смертельна.

– У вас были все причины истребить нас.

– Если бы вы убили Тихона, не уцелели бы, – заметил он. – Но случилось так, что мы успели вовремя… Мы пытались вас понять. Вы во многом похожи на нас, если разобраться. У вас нет мужчин. У нас нет женщин. Это иногда делает раздражительными, не только вас, но и нас тоже.

– А что если они явятся следом к вашему муравейнику?

– Мы уже изменили вход. Старый завален камнями.

– Как вы можете доверять мне, Лордон? Ведь я виновата в том, что Тихон угодил в руки амазонок.

Он не настаивал, чтобы я объясняла подробнее.

– Амазонки больше не твой народ. И мы это знаем, Дафна.

– Нет, они не мой народ.

– Тебе будет их не хватать?

– Я буду скучать по Локсо. Но не по остальным. Хотя наша жизнь казалась временами такой славной. Полной свободы и отваги.

– Есть и другие добродетели, помимо отваги.

– Мне придется им научиться.

– А ты с ними уже знакома, – сказал Тихон. А я-то думала, будто он спит на руках Ортана. Он поднял голову и коснулся моей щеки, легко, точно упавший с дерева лист.

Я любила его. Я бы умерла за него. Но великая печаль о том, что я утратила, и о том, что мне еще предстоит утратить, шевельнулась во мне, точно серый мотылек осени. Я ощутила его крылья и холодную снежную пыль…

Прошла неделя после разгрома амазонок.

– После того, как поедим, – сказал Тихон, – я дам тебе сокровище.

– В городе считают, будто это груды золота, – заметил Ортан, точно маленький мальчик, у которого есть какая-то тайна. – Но это не так.

– И это не холмы из жемчуга, – добавил его близнец Конисал, дергая пальцами жалкую растительность на подбородке, словно упрашивал ее поскорее превратиться в настоящую бороду.

– Оно принадлежало нашей матери, – объяснил Лордон. Его печальные янтарные глаза казались слишком старыми для его лица. Из всех братьев только Лордон видел нападение пиратов. Спрятавшись на краю пляжа, он наблюдал, беспомощный, как уводили его мать. Он хотел подбежать к ней. Она заметила его и покачала головой: возвращайся к своим братьям.