Анна Зимовская - Саша Лойе и черный маг

— Пожалуй, такую возможность грех упускать. Ладно. Благотворительный бал первой леди пропущу. А до встречи с президентом я с вами уже расправлюсь. В семь. В "Охоте", — и Токарев повесил трубку.

Саша отложила телефон и дала медсестре доделать работу. До ужина вагон времени, можно съездить домой переодеться и отдохнуть. А потом отправляться на обещанную расправу.

　　 В половину седьмого Саша приехала в "Царскую охоту". В ресторане она всегда обедала в охотничьем зале. Столик на двоих располагался в углу, рядом с изразцовой печкой. Со своего места Саша видела весь зал и лестницу, по которой заходили посетители.

Саше нравились грубо оштукатуренные белые стены, темные деревянные балки под потолком, тяжелая искусственно состаренная мебель, маленькие окошки с деревенскими занавесками и цветочными горшками на подоконниках. Правда оленьи рога под потолком и шкуры животных на стенах ее раздражали, но кованная решетка и изразцовая печка уравновешивали общую претенциозность интерьера. На чаевых Саша не экономила и получала быстрое и вежливое обслуживание.

Саша больше недели нормально не ела. Ловле дия предшествовал строгий пост, а после охоты во рту у нее побывали только сухарики и минералка. Желудок сейчас не принимал много пищи. Однако поесть все же стоило. Еда не только насыщала, но и поднимала настроение.

Саша заказала молочного ягненка, грибную похлебку, блинчики с крабами и суп из земляники. Чтобы не мучиться ночью коликами, от каждого блюда следовало проглотить лишь по кусочку. Но даже с таким мизером пищи ей, наверняка, станет плохо к концу трапезы. Ну и ладно. Сегодня не простой день, дий воздуха в ее подчинении. Надо отпраздновать удачную охоту. И не забыть премировать своих приспешников, пострадавших морально и физически.

В ожидании заказа Саша пила ирландский кофе. Она смаковала этот напиток в любую погоду. Ей нравилось потягивать через соломинку симбиоз кофе, виски и густых сливок, разлитый в прозрачный irish-бокал на ножке. За раз Саша выпивала до четырех порций, и виски таки давал о себе знать легкой эйфорией.

Саша приговорила вторую чашку кофе, когда по лестнице в зал спустился тот, кого она ожидала. Он шел в сопровождении метрдотеля.

Михаил Токарев двигался уверенной пружинящей походкой. Высоченный, под два метра, пропорционально сложенный, стройный, даже скорее худощавый.

Черный льняной костюм сидел на нем так хорошо, как может сидеть лишь сшитая на заказ вещь. Белоснежные манжеты белой вечерней сорочки выглядывали из-под рукавов на положенные три сантиметра и застегивались на золотые запонки. Яркий желтовато-оранжевый галстук — "бабочка" и замшевые туфли с золотыми пряжками придавали безупречному костюму плейбойский шик.

Токарев выглядел старше своих лет, на вид ему можно было дать сорок восемь-пятьдесят. Коротко стриженные каштановые волосы с глубокими залысинами росли треугольником аля Микки Маус. Саша вспомнила, что такая линия роста волос в Англии называется "вдовий мысок". В случае Токарева примета оказалась верной.

У него было интересное лицо. Высокий лоб, темные широкие брови, глубоко посаженные чуть соловые серые глаза, резкие скулы, впалые щеки. Нос крупный, классической формы, с хищно вырезанными ноздрями. Широкий рот, верхняя губа тонкая, нижняя полная и яркая, острый выдающийся вперед подбородок. Кожа бледная, с желтым оттенком сошедшего загара, под глазами серые тени усталости и недосыпания. Около рта и между бровей прорезались глубокие складки, на лбу тоже пролегли морщины, что придавало лицу мужчины мрачное выражение.

Подойдя к столу, Токарев жестом отослал метрдотеля и сел напротив женщины.

— Кто вы, Саша Лойе? Не иначе женщина-загадка? — ехидно спросил мужчина. Саша невзлюбила Токарева с первого взгляда. Богатый, красивый, властный самец. Он привык к беспрекословному подчинению окружающих и всегда получал желаемое.

С такими людьми трудно было работать. Они задавали много вопросов, давили на психику и не понимали слова "нет". Быть вежливой и радушной Саше не хотелось. Да Токарев хорошего обращения и не заслужил.

— Добрый вечер, Михаил Викторович, — поздоровалась Саша и плавным движением откинула с головы капюшон шелкового фиолетового комбинезона. Токарев не смог сдержать удивленный вздох. Над столом повисло неловкое молчание.

Михаил смотрел на женщину напротив, и чувствовал себя обманутым. Мысли в голове неслись с реактивной скоростью. Михаил вспомнил день, когда впервые услышал о Саше Лойе.

Это было в Москве. Он прилетел из Мюнхена, там в клинике Гроссхаден лежала его дочь. Ирина находилась в коме, и жизнь ее врачи поддерживали искусственно.

Михаил приехал к себе в апартаменты, выгнал прислугу, отключил звонок, телефон, компьютер и ушел в запой. День за днем он нажирался вдрызг, что при его росте и комплекции было делом непростым. Михаил пил до забытья, а когда просыпался, пил снова. Он потерял счет времени, но так было лучше.

Делами компании последний месяц занимался его компаньон и ближайший друг Игорь Андросов. Они вместе учились в университете, вместе начинали бизнес. Михаил верил другу как себе. Но все же главой компании был Токарев, а значит ему нужно было когда-то появиться на работе.

И вот на шестой день запоя Игорь вытащил друга из кровати и как есть, в растянутых трениках, и кинул в ледяную ванну. Михаил мгновенно очнулся и принялся материться. Такого обращения он никому бы не спустил, но Игорь был исключением. Андросов, не обращая внимания на проклятья в свой адрес, пошел распорядиться насчет завтрака.

Через три часа и четыре чашки тройного эспрессо, от которого и мертвый бы поднялся, Михаил Токарев, свежевыбритый и безукоризненно одетый, появился в здании "Аксилора". Весь день он просматривал и подписывал документы, изучал финансовые отчеты, делал звонки. К восьми вечера он кое-как разгреб завалы, но еще оставалось "очень важное" совещание.

Михаил сидел за столом в своем кабинете, а напротив в двух креслах расположились Игорь Андросов, финансовый директор компании, и Сергей Ефимович Вайсман, начальник юридической службы "Аксилора". Игорь монотонным голосом читывал отчет о финансовом состоянии компании, которую они покупали.

Михаил смотрел сквозь зеркальные окна, как ранние сумерки опускаются на московские улицы. Небо из ярко голубого стало кобальтовым. Начали загораться окна средних этажей — на нижних они горели весь день. На уровне крыш света еще хватало, чтобы ориентироваться, но не для того, чтобы читать.