Фреда Уоррингтон - Янтарная Цитадель

Кто-то следил за ней.

Гелананфия вздрогнула и оглянулась. По спине ее пробежал холодок. Ей показалось, что в отдалении, на заросшем холме, стоит кто-то, закутавшись с головой в балахон, и смотрит, смотрит знакомыми черными глазами. Но нет – то был обман зрения. Обычный пень.

Принцессу передернуло. Все же что-то там было. Словно предупреждение.

Решение созрело внезапно. Подав коню шенкелей, Гелананфия направила его вниз, в долину. Путь ее лежал на юг, через Параниос к океану.

К Змеиным островам.

Изомира и Линден рыбачили в миле вниз по реке Аоле от Излучинки. Верней сказать, они собирались рыбачить. И даже поймали четыре длиннющих бурых форели, прежде чем любострастие взяло верх над добрыми намерениями.

Теперь они лежали, нагие и сонные, нежась в медовом предвечернем тепле. Тростники и высокая трава скрывали их, а ива склонялась над ними зеленым пологом.

– Стоит нам остаться наедине, и одежда куда-то пропадает, – заметила Изомира.

– Жалуешься?

– Нет, – рассмеялась девушка. – Покуда Танфия или Руфрид не подглядывают.

Линдена повеление брата попросту вгоняло в краску.

– Не знаю, почему Руфе так себя ведет. Даже отец на него порой смотрит косо.

– Ну и богиня с ним, – отмахнулась Имми. – От меня не убудет. А ты не обращай внимания на мою сестру.

– Пора бы нам обручиться. Тогда и смеяться не будут.

– Рано нам с тобой, Лин. Нам жить негде будет.

– У отца дом стоит полупустой. Он нас с радостью примет. Даже улыбнуться может невзначай. Да ну, Имми, ты же знаешь – мы всегда будем вместе. Так чего ждать?

– А куда торопиться? – улыбнулась она, шутливо покусывая его за плечо.

– Ты что, сомневаешься? Я тебя люблю больше жизни.

– А я – тебя, ты же знаешь. – Девушка положила голову Линдену на плечо; янтарные волосы расплескались по его груди, и он погладил послушные кудри. Пять дней прошло с тех пор, как Имми рассказала о своем кошмаре, а он все еще беспокоился за нее.

– Так в чем дело? – тихо спросил он. – Опять дурные сны?

– Не совсем…

– Расскажи. Нечего друг от друга таиться.

Вздох Имми окатил его плечо теплом.

– Сны вроде бы ни о чем. Просто картинки – лес там, или горная вершина, или комната в доме. Но в них что-то… неправильное. Словно все замерзло и застыло, даже время.

Эти слова почему-то показались ему жуткими.

– Да что тебе такие страсти снятся?

– Не знаю. Сколько себя помню, стоит мне напугаться, как я вижу во сне кошмары. За мной гоняются волки и дра’аки, элиры и оборотни. Когда дедушка Лан ушел из деревни, я и про него видела кошмары, хотя он всегда был ко мне добр, и научил меня резать камень. Я, наверное, одна его и любила. И все равно – кошмары.

– Потому что тебя расстроил его уход.

– Да. Но в нынешних снах что-то другое. Я, кажется, понимаю, что, да объяснить не могу!

– Попробуй, Имми. Я, может, не такой умный, как твоя сестрица, но уж и не совсем бестолковый.

– Я знаю, глупышок! – улыбнулась девушка. – Ладно, попробую. Ты знаешь, что такое заурома?

– Примерно. Хельвис говорит, что это завет между правителем и землей. Когда царь или царица садятся на престол, они клянутся защищать Авентурию, править справедливо и оборонять нас от… ну, от врагов. Так что заурома – это обещание, и в то же время больше того – что-то сущее, ну, как ветер – его не видно, но он есть. Вот этого я никак не могу понять.

– А я могу, – ответила Изомира. – Я чувствую. Разве ты не можешь?

– Нет, наверное…

Как ни любил Линден Изомиру, порой рядом с ней он себя ощущал полным придурком.

– Можешь-можешь! Когда мы празднуем Середину Лета, или Поврот, или день Брейиды. Когда гуляем в поле. Когда любимся. Это радость, и довольство, и красота, и все на своем месте.

Уголки губ Линдена сами собой поползли вверх.

– Да-а…

– А мои сны – это как если бы заурома была нарушена. Все холодно. Мертво. Бессмысленно…

Линден напрягся, приобнимая ее.

– Имми, что за ужас. Зачем ты все время думаешь об этом?

– Если б я знала! Мне тоже не нравится. Я тебе все еще нужна?

– Боги, – выдохнул юноша, прижимая к себе гибкое жаркое тело. – Больше, чем весь белый свет. Я хочу защищать тебя, чтобы ты забыла про все свои страхи и была счастлива. Смотри, как все вокруг ясно и живо!

И он поцеловал ее. В поле у деревни заржала лошадь – старый отцов одр, единственный конь в Излучинке. И вдруг ему ответила друга лошадь, и еще одна, неожиданно громко и близко.

От неожиданности Линден и Изомира разом сели. Сквозь полог ивовых ветвей видно было, как по дороге из Хаверейна движутся колонной восемь всадников. Дорога эта проходила через гряду невысоких холмов и тянулась вдоль реки по левому берегу, покуда не заканчивалась в Излучинке.

А гнедые кони – таких коней в округе отродясь не видывали: рослые, сильные, ухоженные, шкуры блестят, и развеваются гривы. Шестеро всадников носили темно-зеленые мундиры, а поверх них – кожаные кирасы, мечи на поясе и высокие сапоги. Все они – и мужчины, и женщины – заплетали волосы в одну длинную косу. Двое ехавших впереди были, очевидно, старше по званию. Один тоже носил мундир, но зеленый с лиловым, обильно расшитый серебром и золотом, и сапоги его блистали черной кожей, а над шляпой колыхались лазурные перья. Второй, вида сурового и надменного, был, если судить по синему костюму, чиновного звания.

Один из всадников в зеленом высоко держал знамя – на полотнище синего шелка червонным золотом сияли самоцвет в ветвях дерева и колесо о восьми спицах.

– Это царский герб! – выдохнул Линден, выглядывая из ветвей. От возбуждения он совсем позабыл о кошмарах Имми.

Девушка потянула его обратно.

– Не лезь, увидят!

– Нам лучше одеваться и бежать в деревню. Скорей! Я возьму рыбу и удочки. Никогда раньше не видел царских солдат. Интересно-то как!

– Но что им здесь надобно? – проговорила девушка.

Артрин, отец Руфрида и Линдена, выглядывал из среднего окна своей комнаты на втором этаже деревенского Дома Собраний. Поскольку другие дома в Излучинке не могли похвастаться вторым этажом, вид открывался превосходный. Сквозь крохотные стеклышки Артрин мог обозревать свои владения – сады, вьющиеся между домов тропки, бредущих по своим делам жителей, которых ему вменялось в обязанность защищать и поддерживать. От жары все, казалось, ползали, точно сонные мухи.

Артрин кивнул. Люди заслужили отдых. Тяжелая работа – быть излучинским управителем. Назначил его сюда хаверейнский совет двадцать пять лет назад; власти у него было мало, а ответственности – много. Помогать в скучной работе охотников находилось немного, и с тех пор, как двенадцать лет назад умерла мать его мальчиков, он тянул свой груз в одиночку. Если ноша станет непосильной, он может ее бросить, но чем ему заняться тогда? Место стало его жизнью, а бесконечный труд ради того, чтобы жизнь его соседей текла плавно и гладко, – второй натурой. А то, насколько иссушила его ответственность, сделав безучастным писарем, оставалось ему незаметным.