Андрей Егоров - Стерпор

Приезжай, разлюбезный брат Кугель, сам посмотришь на это безобразие… У вас в провинции небось такого не творится. Привози с собой телочку и непременно захвати супругу Брошку.

P. S. Имена, ты, наверное, уже понял, я путал специально – в надежде тебя рассмешить.

Наверное, настало, наконец, время подробнее объяснить, зачем я, собственно, появился в Стерпоре. Ведь это королевство не отвечало моим требованиям к культуре, цивилизованности, благам, которые дарит нам цивилизация, и даже к элементарной гигиене.

Гигиена, в сущности, довольно неплохая вещь. Впрочем, я понял это уже в зрелом возрасте, когда убиенный мною старичок-доктор много лет лежал в могиле. Осознав, что в определенный момент я поступил опрометчиво, попросту говоря, погорячился, я пришел на кладбище и искренне попросил у доктора прощения. Как и следовало ожидать, старичок никак не отреагировал на мои извинения, но я вполне удовлетворился его молчанием. То, что на кладбище со мной не случилось ничего нехорошего, уже говорило о том, что я прощен. Так легко тогда я воспринимал всякий свой проступок и так просто мне было достичь психологической компенсации и прийти к гармонии с самим собой…

Для того чтобы всем стали понятны мотивы моих поступков и значимость высоких целей, которые стояли передо мной, когда я объявился в бывшем герцогстве Стерпор, мне придется предпринять небольшой экскурс в прошлое.

Великое государство Белирия, где мне довелось родиться на свет, испокон веков делилось на шесть герцогств, которые затем, после смерти короля Бенедикта Вейньета – бессменного правителя Белирии и моего отца – стали королевствами. Бенедикт Вейньет управлял страной разумно и справедливо. Так всегда казалось нам, его сыновьям.

Впрочем, за спиной его почему-то называли «суровый деспот». Так говорили о Бенедикте Вейньете придворные – я частенько слышал, как они перешептываются в многочисленных коридорах дворца. Так думали о нем пять наместников отдаленных от Центрального королевства герцогств – по крайней мере, кое-кто из них точно. Такое же мнение о нем сложилось в народе. Прогуливаясь по улицам столицы Центрального королевства Мэндома, я частенько слышал, как тот или иной горожанин беззастенчиво костерит правящую власть и, что раздражало меня более всего, отзывается неподобающим образом о моем казавшемся мне в ту пору почти святым родителе.

В такие моменты меня охватывала ярость, и я бросался на крикуна, на ходу вынимая из ножен острый клинок. Как правило, злоязыкий горожанин, увидев обнаженный меч, немедленно бросался наутек, но случались и вполне серьезные потасовки. Кое-кто из крикунов был отнюдь не против хорошей драки. Иногда и меня поколачивали, но чаще всего я выходил победителем. Однако заткнуть рты всем недовольным мне никогда не удавалось, хотя я стремился к этому по мере сил и частенько носил на физиономии следы побоев – фингал под глазом, раздувшиеся, разбитые губы, рассеченную бровь.

Народ в Белирии по большей части был такой бестолковый, что, если бы не абсолютизм монархии и жестокая властность моего отца, всеобщий хаос немедленно захлестнул бы всю страну – на улицах начались бы неимоверные беспорядки, всяческие гнусности и произвол.

Достаточно вспомнить снижение авторитета власти в герцогстве Вейгард, когда после смерти прежнего наместника управление перешло к его племяннику Антониону Меннику, человеку неумному, пустому и склонному к разного рода извращениям, а потому в народе крайне непопулярному. Одним из самых любимых развлечений Менника было принятие пузырящихся ванн вместе с юными отроками из его многочисленной свиты. Государственные дела Антонион совершенно забросил, что вызвало сильный упадок экономики герцогства. На глазах у придворных он предавался противному самой природе разврату, а в народ выходил только для того, чтобы подыскать себе новых отроков. Причем предпочитал извращенец тех, что выросли в бедных крестьянских семьях. «Мне нравится развивать их фантазию», – делился Менник с придворными своими соображениями и совершенно не замечал, что многие в ответ на его откровения кривятся, испытывая острое отвращение. Менник завел при дворе обычай устраивать карнавалы и пиршества, причем приходились они каждый раз почему-то на время крупнейших церковных праздников. А иногда и на время поста. Пока все население совершало молебны и перебивалось водой и овощами, столы во дворце герцога ломились от яств – свиные, бараньи туши, вино, потрясающие деликатесы, свезенные со всей Белирии и даже из сопредельных государств. Мясо, птица, салаты, разносолы – все это уплеталось гостями Антониона Менника за милую душу, как ни кощунственно это звучит.

Разумеется, анданская церковь всячески осуждала герцога Антониона Менника. Дело дошло даже до того, что кое-кто из церковного управления в самом Андане стал поговаривать о том, чтобы отлучить герцогство Вейгард от церкви и объявить его территорией Пределов. Чем это грозило местным жителям, было хорошо известно. Через некоторое время проклятые церковью территории стали бы походить на кошмарный Кадрат: через почву пробились бы ядовитые растения, земля зацвела буйной смертоносной зеленью, а местные жители вскоре выродились бы, превратились в ужасающих монстров. Демонические создания немедленно объявились бы в Вейгарде и заселили его, стали наводить смуту и сеять ужас в сердцах тех, кто еще чувствует себя человеком. Так давным-давно случилось с Кадратом и несколькими островами на юго-востоке материка, и, разумеется, никто не хотел, чтобы то же самое произошло с Вейгардом. Слава богу, у священнослужителей в Андане хватило ума не предавать анафеме и не вверять адским Пределам еще одну часть земли, так что до отлучения дело не дошло. Однако страх в народе подобные слухи вызвали.

Недовольство извращенным правителем все росло и росло, но Менник не придавал настроениям народа ровным счетом никакого значения. Закончилось все тем, что однажды на улицах начались жуткие беспорядки. Разъяренная толпа сначала разгромила дома богатых граждан и лавки зажиточных торговцев. Особенно досталось продавцу ювелирных изделий – погромщики набивали драгоценностями карманы, бросали их горстями за пазуху, а в перерывах яростно били несчастного сапогами под ребра. Потом толпа разворотила мостовые и уронила северную городскую стену, точнее ее центральную часть, а напоследок штурмом попыталась взять резиденцию сластолюбца-герцога. Но, несмотря на общий разлад в делах, армия Вейгарда все еще была крепка и надежна. Всеобщее разложение ее почти не коснулось, если не считать излишнего употребления горячительных напитков, но это скорее способствовало увеличению отваги и патриотических настроений. Так что бунтовщиков ждал возле дворца решительный отпор, им не удалось продвинуться дальше ворот. Антонион Менник стоял на одном из балконов замка, аплодировал и смеялся, когда его полупьяные солдаты, дыша многодневным перегаром, вклинились в возбужденную толпу и принялись охаживать людей деревянными дубинками. Восстание было подавлено за несколько часов. Разбежавшихся в страхе бунтовщиков находили на отдаленных улицах и от души колошматили.