Василий Доконт - Зимняя охота короля

— Какое же важное государственное дело задержало Вас во дворце, сир?

— В том-то и дело, госпожа, что не государственное… — Василий во главе стола отодвинул стул и помог баронессе усесться.

«— Во главе стола всегда и везде — место короля, — зашипела Капа. — Сколько же можно топтаться по общепринятым правилам!»

«— Чихал я на правила общепринятые! Почему старая женщина должна испытывать неудобства от моего визита?»

— Хотя, если считать, что король всегда на службе королевству, то любое, связанное с ним дело — государственное… — продолжая разговор с баронессой, Василий уселся сам — справа от дамы Сайды.

Либер отдал одному из слуг, открывавших двери зала, свой посох и засеменил к столу — прислуживать хозяйке. Индур всё ещё стоял в дверях, ожидая команды короля.

— Вы позволите, госпожа баронесса, прибывшему со мной солдату навестить одну проживающую в вашем доме особу?

— Конечно, сир. Салана, девочка, ты где?

— Индур! — вбежала в зал маленькая (Капино определение помните?) «прынцесса» — баронесса одела Салану так же, как и в день приёма во дворце. — Я соскучилась, Индур! — заплясала она вокруг неподвижного Индура: мальчик усиленно изображал бывалого вояку, который без приказа даже не чихнёт.

— Вольно, солдат! Приказываю тебе развлекать сестру…

— Только не здесь. Салана, уведи гостя в свою комнату — вам подадут туда, я распорядилась… Вы начали свои оправдания, сир, — заговорила Сайда, когда дети вышли. — Интересно, что же это было за государственное негосударственное дело?

— Меня задержал мой конь, госпожа.

— Который, сир?

— У меня один конь. Вернее так: я один у этого коня.

— Мышиного цвета жеребец-полукровка? В белых носочках?

«— Ага, мышиного цвета! Я же говорила, что дымчатых лошадей не бывает!»

— Я называю его масть «дымчатой», госпожа.

— Ваш конь, сир, можете называть, как хотите. Дымчатый, так дымчатый…

«— Что, съела, вредина?»

— И что же Ваш дымчатый жеребец, сир?

— На выезде из дворца потерял подкову. Я думал на другого пересесть — не подпустил ко мне, укусил даже…

— Вас, сир?

— Другого коня — сначала, потом — конюха. Пришлось ждать, пока подкуют…

— Встречаются кони поумнее некоторых людей. Того же Тимона, например. Вы поступили правильно, что подождали, сир. Такая преданность коня дорогого стоит, и должна быть вознаграждена. Вы позволите мне сделать подарок Вашему коню?

— Позволить нетрудно, но примет ли он?

— Правильный вопрос задаёте, сир. Мой подарок Ваш конь примет, не сомневайтесь. В молодости я хорошо разбиралась в лошадях…

Обед незаметно бежал за приятной беседой. Баронесса не чувствовала в общении с королём ни малейшей скованности, и вела себя совсем по-домашнему. Король тоже был непринуждённым — со стороны казалось, что собеседники давно-давно знакомы и, вроде бы, даже члены одной семьи.

Когда перешли к десерту, Василий заговорил о своём деле, из-за которого потревожил уединение баронессы.

— Скажите, госпожа, в поместье Лонтиров зимняя охота достаточно хороша, или мне следует обратиться к кому-нибудь другому?

— Зимняя охота, сир!?

— Зимняя охота, госпожа.

— Лонтиры не охотятся, сир. Поэтому не охотятся и их вассалы. Браконьеры, конечно, есть, но… Леса Лонтиров полны самой разной дичи, сир. Вам непременно нужно охотиться в наших лесах?

— Это не обязательно, но было бы очень здорово, если в ваших… Скажем так: из переполненных дичью лесов ваши — самые близкие к столице…

— …и тянутся до подножия гор, — продолжила мысль короля баронесса.

Король не ответил, только согласно кивнул.

— Я напишу управляющему, сир. Только удобств никаких вам не будет — даже охотничьего домика нет.

— Меня не пугают трудности, госпожа. Мы, пожалуй, со строительства домика и начнём, если вы не против. Домик нужен, как же — без домика?

— Мы!?

— Согласитесь, не может же король охотиться в одиночку…

Тем же вечером, часа через два после обеда у баронессы Лонтир, военный министр Вустер получил от короля письмо:

«Дорогой министр!

Извините, что нарушаю ваш вечерний отдых, но время не терпит. Завтра с утра отправьте Илорина со стражами, кроме моей сотни и охранной сотни Её Величества, на побережье озера Глубокого. Пусть изучит обстановку, поспрашивает местных жителей. Меня интересуют такие вопросы:

Замерзает ли середина озера? Если да, то в какое время.

Можно ли добраться до побережья Эрфуртара по прибрежному льду в обход озера? Если можно — пусть Джаллон отправит кого-нибудь из своих людей, но осторожно, конечно.

Есть ли на нашей стороне беженцы из Эрфуртара? Много ли — если есть. Где размещены — если есть. Что рассказывают — если есть.

Пусть Илорин организует патрулирование нашего берега силами местных жителей и баронских дружинников — у кого из баронов они ещё остались.

Пусть организует строительство казарм для размещения всей нашей армии, и перепишет все плавсредства, что есть на берегу, вплоть до личных лодок каждого местного жителя. Если прибрежный лёд достаточно толст, чтобы выдержать всадника в полном вооружении — начать на льду разметку путей для наших войск. Ближе к берегу, где лёд толще — для конницы, дальше от берега — ополчение и слабовооруженные пехотинцы.

Солдата Индура я оставляю при себе — нечего мальчишкой рисковать: вдруг пустоголовые ударят из Эрфуртара раньше?

На вопросы, куда девался король, отвечать всем: захандрил и уехал на охоту. Когда построю охотничий домик — жду в гости, поохотимся вместе. Пока же — ежедневный обмен вестниками.

— Охота, значит!? — удивился Вустер.

— Значит, охота… — задумался он.

— Ха! Значит — охота! — обрадовался он, подумав.

Король опять собрал всех участников второй беседы с Блаффом, когда было далеко за полночь. Новые мысли, пришедшие к неугомонному Василию — по поводу мгновенной связи с войсками и регионами, требовали немедленного обсуждения, и, конечно же, были обсуждены.

Вустер, если и удивился, что так скоро снова понадобился королю — после явно прощального письма, не подал виду, и вошёл в кабинет, демонстрируя бодрость и деловитость. Остальные тоже старались выглядеть бодро, хотя по лицам было видно, что вызов Василия кое-кого оторвал от сладких снов: король, по-прежнему, не считался ни со своим временем, ни с чужим, а быть бесцеремонным он умел. Как, впрочем, и сердитым.