Генри Олди - Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала

Встать, отряхнуться, сторожу ласково ухмыльнуться…

Не вышло! Ньюгейт не отпускал его, даже мертвого. Караульные мерзли, чертыхались, но от трупа не отходили. Приказ! Бледный лекарь дважды прибегал — сердце слушал, к губам зеркальце прикладывал. То ли не поверил до конца, то ли службы ради. Не учуял, повезло. В остальном же дела были плохи, хуже некуда. Кожа-перчатка окаменела, веки стали ледышками, задеревенели пальцы, синевой подернулись ногти. Еще не поздно было вернуться, перевоплотиться в самого себя — в бывшего актера и будущего висельника. Но караул бдил, тяжелую дверь не забывали запирать, и ему, недвижному трупу, оставалось одно — ждать.

Губы не двигались, не шевелился язык…

Утром следующего дня Чарльза Бейтса похоронили.

— Naturalmente, il mio caro amico! Прошу, дорогой inglese дрюг! Значит, ваш cugino… двоюродный брат пострадать в Питерлоо? Его сослать в ледяную Australia за unione… союз рабочих? О-о, Италия плакать, Италия возмущаться!

Пьетро Конфалоньери, вождь миланской венты, оказался податлив, как теплый воск. Впрочем, и просьба была пустяковой — подарить родичу мученика за тред-юнионизм перо, которым эмигрант надписывал книги — брошюрки в яркой обложке с автобиографией и портретом в три краски.

— Я слышать про ваш племянник, martire… страдалец Карло Бейтсо!.. Famiglia eroi! Да, у вас ге-рьо-и-ческая семья, caro amico! Essi hanno subito! Они стра… страдали за прогресс и чельовечество!

Ниточка-перо была свежей и яркой, светясь ровным золотистым огнем. Но мистер Бейтс не испытывал удовлетворения. Изобразить итальянца он мог без всякого перевоплощения. Легкий этюд, разве что с акцентом придется поработать. «Все мы должны soffrire… страдать и умереть! Все! Ogni cosa!..» А вот с хлопком или сахаром ничего не получится. Для почтенных лондонцев итальянец в лучшем случае уличный фокусник. Чаще — обычный жулик. С таким и говорить не станут.

Реликвии-ниточки мистер Бейтс хранил в морском сундуке — под сюртуком с табачной приправой. За годы собралась изрядная коллекция. Кажется, ее ждет прибавление. Забавный макаронник!

Кто остается?

«№ 4. А.С.Э., датчанин. Экзорцист. Либералист. Заговор против короля». Андерс Сандэ Эрстед в «Остролисте» не бывает, на митинги не ходит, с полисменами в драки не ввязывается. Говорят, увлекается боксом. Значит, придется ехать в еще один клуб.

— А теперь предлагаю всем спьеть canzone… песнь карбонариев «Fiori sulla tomba» — «Цветы на могиле»!

Мистер Бейтс решил, что с него хватит. «Fiori sulla tomba» — перебор.

— К вам посетитель, сэр!

— Кто?

— Мистер Эрстед, сэр. Как вы распорядились, я пригласил его к двенадцати часам.

— Хорошо, Джошуа. Пусть войдет.

— Да, сэр.

— Постой… Пусть он войдет, но через десять минут. Найди причину сам.

— Да, сэр. Через десять минут. Не беспокойтесь.

Натан Ротшильд, владелец банка «N.M. Rothschild & Sons», устало закрыл глаза. С утра у него раскалывалась голова. Если бы мог, он бы с радостью обошелся без неприятного разговора. Но он не мог. Умница Джошуа выиграет для него передышку, не обидев посетителя. Молодой секретарь хитер и деликатен — двоюродный племянник по материнской линии, Джошуа прошлой зимой переехал в Лондон из Франкфурта, где служил у Амшеля Ротшильда, старшего брата Натана.

Прав был отец, завещая:

«Все важные посты в деле должны занимать только члены семьи, а не наемные работники. Мужчины семьи должны жениться на своих двоюродных или троюродных сестрах, чтобы накопленное имущество осталось внутри семьи, служа общему делу…»

Память машинально продолжила завещание:

«Дочери должны выходить замуж за аристократов…»

Анна, дочь Натана, месяц назад выполнила посмертную волю деда, обвенчавшись с Джеймсом Генри Фицроем, героем войны, младшим сыном герцога Бофорта. Этот брак был гордостью банкира, одним из самых удачных его проектов. Но с переездом дочери в дом супруга гордость превратилась в головную боль, сперва — случайную, затем — мучительную и, судя по всему, неизбывную.

Встав из-за стола, на котором царил идеальный порядок, Натан прошел к окну. Любуясь парком, он все время ладонью гладил лысину, словно желал надраить ее до зеркального блеска. Дурная привычка осталась с детства, с тех дней, когда он еще приглаживал волосы. Парика, пренебрегая советами жены, банкир не носил. Пухлые губы, ямочка на подбородке, открытый, слегка удивленный взгляд — чужой человек принял бы Натана Ротшильда за милейшего, чуточку рассеянного джентльмена, и жестоко ошибся бы.

Эта железная рука держала в кулаке половину английской экономики.

— Мистер Эрстед, сэр!

Десять минут пролетели как единый миг.

— Прошу вас, герр Эрстед, — заранее собрав сведения о визитере, датчанине по проихождению, Натан заговорил на безукоризненном немецком. — Садитесь. Я вижу, вы не один…

Гость ему не слишком понравился. Выправка офицера, глаза юриста. Такое сочетание не оправдывало ожиданий. Банкир предпочел бы шарлатана в экстравагантном наряде или ханжу-святошу с носом, красным от любви к джину. Еще раз убедиться, что проблема неразрешима, что «спасители» бегут на звон золота, как собаки — к мясной лавке; и принять свое бессилие, смирившись.

«Бедная Анна!» — подумал Натан.

У него было шестеро детей. Анну он любил больше всех, препочитая ее даже младшей резвушке Шарлотте, скрашивавшей своими шалостями минуты отцовского досуга.

— Благодарю вас, герр Ротшильд. Разрешите представить: князь Волмонтович, мой друг и спутник.

— Я рассчитывал на конфиденциальный разговор, герр Эрстед.

— У меня нет секретов от князя.

— Но мое дело — сугубо личное. Вы должны понимать…

— Я понимаю, герр Ротшильд. Заверяю вас: князь будет нем как могила.

Сравнение пришлось как нельзя кстати. Натан пренебрегал беллетристикой, считая это пустой тратой времени, но его жена вечерами неизменно слушала романы, которые ей читала компаньонка. Наиболее увлекательные она пересказывала мужу. Особенно банкиру запомнилась «История вампира», за авторством доктора Полидори, по слухам — друга и любовника самого лорда Байрона. Видимо, Байрона ловкий доктор и вывел в образе демонического лорда Ратвена — мертвеца-аристократа, раз в год охочего до крови невинных девиц. Миссис Ротшильд даже сводила мужа в театр, где давали пьесу, написанную по мотивам шедевра Полидори, — «Вампир, или Невеста островов».