Дмитрий Казаков - Солнце цвета меда

– Пойдем посмотрим. – И конунг первым ступил на поляну.

И едва не вздрогнул – деревянные глаза уставились на него с неимоверной злобой. Ушей достиг скрип – статуи двигались, поворачивались, чтобы посмотреть на дерзких чужаков!

Перед каждой был вкопан в землю прямоугольный алтарь, покрытый следами кровавых жертв. В центре поляны чернело пятно большого кострища, поверх углей пирамидкой были сложены сухие дрова.

– Ритуал готовят, не иначе, – проговорил сквозь зубы Ингьяльд. Скрип стал громче, в нем слышались гневные слова.

Дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышел высокий старик в просторном черном одеянии. Седые волосы падали на плечи, из-под белых бровей зорко глядели темные, блестящие глаза.

При виде чужаков на лице старца отразилось изумление.

– Кто вы, посмевшие и сумевшие явиться сюда? – спросил он, угрожающе направляя на викингов вырезанный из темной древесины посох – острый и длинный, похожий на копье.

– Ты должен знать меня. – Ивар бесстрашно шагнул вперед, лезвие меча в его руках чуть заметно засветилось, словно на него сквозь хвою пробился и упал золотой солнечный луч.

Старик вгляделся в стоящего перед ним незнакомца, затем лицо его пересекла кривая усмешка.

– Да, я знаю тебя… Господин являл твой лик в пламени… ты должен был пасть к подножию его трона…

– Но не пал! – отчеканил Ивар, вскидывая клинок. – И не намерен. А чтобы ты, верховный служитель Черного бога, перестал присылать ко мне убийц, я отправлю к его трону тебя!

– Не стоит…

– Старик вздрогнул, его фигуру окутал непонятно откуда взявшийся туман. Когда он рассеялся, глаза волхва горели багровым огнем, морщины на лице разгладились, а сам он стал выше ростом и мощнее в плечах.

– Это еще что? – Ингьяльд испуганно отшатнулся. Принялся быстро чертить в воздухе руну за руной.

– Не трудись, – голос старца стал мощным, грохочущим, как лавина, – против меня твое искусство бессильно! А ты, воин, опусти меч, им лишь поразишь это тело, но не меня…

От старика исходила тяжелая, злая мощь, как волны жара – от раскаленного камня.

– Кто ты? – спросил Ивар, изо всех сил борясь с желанием пасть на колени.

– Тот, кто хотел тебя убить, – был ответ.

– Зачем? Чем я могу повредить тебе, богу?

– На тебе была печать моего извечного врага! – прорычал волхв, точнее бог, гласивший его устами. Изо рта его вылетело облачко дыма, – Моего брата!

Ивар вспомнил огромный храм на острове Рюген, исполинскую фигуру Свентовита. Похоже, тот оставил на конунге отметину благословения, и это не прошло незамеченным..

– Но теперь печати больше нет! – сказал Чернобог. – Ты, воин, более мне не интересен, но если ты дашь волю гневу, что пылает сейчас в твоем сердце, убьешь волхва и разрушишь капище, то интерес появится вновь…

Ивар ощутил, как с плеч свалилась не то что гора, а целый горный хребет.

– Так что, если мы уйдем, ничего здесь не тронув, то покушений больше не будет?

– Да, если станете держать язык за зубами, – проревел бог.

– Хорошо, я обещаю, – Ивар сунул меч в ножны. – Но и ты поклянись стволом Мирового Древа, что твои слуги не причинят мне и моим воинам вреда!

– Клянусь! – От рева дрогнула земля, тревожно зашумели деревья.

– Тогда прощай. – Ивар развернулся и уже не видел, как рухнул без сознания на землю старый волхв, чье тело только что оставил Чернобог.

Конунг торопливо шагал прочь, и сердце его пело, точно соловей по весне. Теперь жизнь пойдет спокойно, как раньше, без вмешательства тех, кого называют богами…

С серого неба сыпал легкий снежок. Длинные весла с плеском месили темную воду Волхова, которая через несколько дней покроется льдом. С каждым гребком струг приближался к берегу, на котором лежал Хольмгард.

Позади осталось длинное и скучное путешествие через всю Гардарики, проделанное в большой компании купцов. Этот обоз был последним из тех, что до зимы рискнули отправиться из Киева на север. Без приключений миновали земли многих племен, владения десятков князей.

Странствовать так было непривычно.

Струг ткнулся носом в причал, Ивар ловко перепрыгнул через борт. Под ногами скрипнули доски.

– Уф, наконец-то, – вздохнул Нерейд, оглядываясь, – Хоть и не дома, но уже ближе.

– Дома будем только к лету, – усмехнулся Ивар. – Сейчас своих бы найти!

Несмотря на холод, улицы Хольмгарда были такими же людными, как и летом. Спешили по своим делам купцы, кричали разносчики, из харчевен тянуло вкусными запахами.

Ворота у дома Буслаева были распахнуты, а во дворе, вокруг телег, с которых сгружали бочки, суетился сам хозяин. Рыжая шевелюра была встрепана, а голос напоминал рев рассерженного льва.

– Быстрее, косорукие! Куда прешь, скотина? Тащи резвей!

Повернувшись на звук шагов, первый задира Хольмгарда недоуменно хмыкнул, а затем лицо его украсила широкая улыбка. Ее не портила даже черная дырка на месте одного из зубов, который Буслаеву явно выбили в очередной драке.

– Га, вернулись! – рявкнул он так, что сидящий на заборе кот с испуганным мявом метнулся в сторону, – Вот нажремся сегодня!

– Этого-то я и боялся, – лицемерно вздохнул Нерейд

– Эй, Арнвид, Гудрёд, спускайтесь! Тут ваш главный прибыл! – Васька орал так, что слышно его было, наверное, на берегах озера Ильмень.

В глубине дома прогрохотали шаги, и на крыльцо выскочил Арнвид. Он был в одной рубахе, плешивая лысина раскраснелась, словно ее облили кипятком, глаза счастливо сверкали.

– Вернулись, вернулись, – прошептал он. Сзади напирали, тесня старого эриля, другие викинги. Через их ряды протиснулся Гудрёд, на лице которого было написано величайшее облегчение.

– Уф, наконец-то, – сказал Меченый, – а то мне уже надоело с ними возиться! Как я…

Гудрёд замолк, глаза – его остановились, наткнувшись на пустое место за спиной конунга. То самое, где должен был стоять Эйрик.

– Не все вернулись, – сказал Ивар, ощущая, как в горле вспух комок, – Не все… Кое-кого Херьян забрал в свою дружину!

– А кое-кто еще повоюет и на земле! – высунувшись из-за плеча конунга, преувеличенно кровожадно заявил Нерейд, и двор огласился ликующими, воинственными воплями.

В романе использованы фрагменты произведений Авесты в переводе И. Брагинского («Ардвисур-яшт») и Старшей Эдды в переводе А Корсуна («Речи Гримнира»). – Примеч. автора.