Купава Огинская - Практическая работа для похищенной

И глядя на это дело, мне захотелось сделать что‑нибудь жизнеутверждающее. Не придумав ничего лучше, я полезла обниматься, придерживая одеяло и стараясь не свалиться с кровати. Вэлард молча следил за мной, не шевелясь и не пытаясь узнать, зачем я ползу к нему с таким сосредоточенным выражением лица. Очень разумно он себя вел.

Я прижалась к нему сзади, разгладив прохладными ладошками рубашку на груди, и отчетливо ощущая как бьется его сердце у меня под рукой, потерлась щекой о спину и блаженно вздохнула. Мне было хорошо.

Но просто так сидеть не смогла и все же подпортила момент, нагло вякнув:

— А с наставницей сам объясняться будешь. Я ей боюсь о своем неожиданном замужестве говорить, — нащупав пуговицу я нервно потеребила ее, дожидаясь реакции.

— Хорошо, — покладисто согласился он, опустив ладонь поверх моей руки, а я решила наглеть дальше:

— И с родителя моими тоже сам будешь разбираться. Я морально не готова бегать по двору от мамы. В моем возрасте унизительно быть выпоротой.

Вэлард кашлянул и предложил:

— Может отправим к ним Морэма?

— Нельзя, — я вздохнула и призналась, — он мне сестру обещал испортить.

— Испортить?

— Ну, он обещал заняться ее воспитанием, — поправилась я, припоминая эту угрозу, — потому я за нее очень опасаюсь.

— Мы потом решим, что с этим делать, — заверил Вэлард, заставил меня выпустить из пальцев пуговицу, которую я увлеченно крутила, и отстранившись, обернулся ко мне, вглядываясь в лицо потемневшими глазами, — а сейчас, ответь мне на один вопрос…

— На какой? — рассеянно осведомилась я, все еще думая о том, что бегать от мамы все равно придется, и не почувствовала угрозы сразу.

— У тебя под одеялом точно ничего нет? — и не дожидаясь ответа, потянул на себя мокрый край.

— У нас скандал намечался, — нервно напомнила я, вцепившись подрагивающими пальцами в свою единственную защиту. Все мысли о маме и наказании за скоропалительную свадьбу моментально вылетели из головы, — там посуда небитая в столовой меня ждет.

— Подождет, — серьезно заверил он, даже не думая глядеть мне в глаза. Он все свое внимание другому уделил, — я тут подумал и решил, что это неправильно. Ты же совершенно не помнишь свою первую брачную ночь.

— Так сейчас же день, — выпалила я, пытаясь справиться с удушливым смущением. И ведь было от чего смущаться. На меня же раньше так никто не смотрел. А тут смотрит этот, который муж и которого уже немножко убить хочется, и одеяло отнять пытается.

— Вот и отлично. Я все подробно рассмотрю.

— Вэлард, я… — голос сорвался, а я с ужасом смотрела на одеяло, которого меня постепенно лишали. Не в силах с этим смириться, зажмурилась, мертвой хваткой вцепившись в свою единственную защиту.

— Иза, ты уже замужняя женщина. Чего ты боишься? Все же уже было.

— Хочу напомнить, что тогда я была пьяная и ничего не соображала. И не помню я ничего. А, как известно, раз не помню, значит не было. И я все ещё девочка, — дрожащим голосом поведала я, не открывая глаз.

— И что ты предлагаешь?

— Выпьем? — приоткрыла один глаз, следя за его реакцией.

— Сопьешься, — усмехнулся он в ответ.

И я снова зажмурилась, очень жалея, что не сбежала в ванную, когда была такая возможность, а полезла обниматься. Ну зачем?

Перина прогнулась, когда Вэлард подался ко мне.

— Ииииза, — горячий шепот ожег щеку, — открой глаза.

Я только сильнее зажмурилась, стараясь унять разошедшееся сердце. В висках бился пульс и все лицо горело. Да что там, мне просто было жарко. Всей. Отчего прохладная, влажная ткань особенно остро ощущалась на коже.

Но я все еще держалась и даже готовилась дать отпор.

Лёгкое прикосновение губ к щеке нарушило баланс. Я резко выдохнула и тихо пообещала, выпуская из ослабевших пальцев одеяло:

— Безобразный скандал с битьем и метанием посуды тебе обеспечен, — последние слова едва слышно прошептала уже ему в губы.

В ответ послышался едва слышный смешок. Не внял он моей угрозе. А ведь очень зря.

Я же меткая. И, есть подозрение, что злопамятная.

Дом спал. Полностью. А вот мне не спалось уже минут пятнадцать. Я лежала, вздыхала и тихонечко страдала. Даже ворочаться пыталась. Безуспешно правда. Первую же мою попытку сурово пресекли, сжав хорошенько и недовольно проворчав что‑то в макушку. Невозможность пошевелиться и сыграла решающую роль, я начала действовать жёстко. И надрывно завыла сиплым шепотом:

— Вэээл. Вэээлард…

— Ммм, спи, — сонно велели мне и снова засопели.

А я не могла спать. Меня терзали страстные желания гастрономического характера. Промучившись ещё минут пять, я не выдержала и снова завыла:

— Вээээлааард.

Его проняло. Меня сдавили хорошенечко, до хруста костей и тут же отпустили, а этот несчастный, который муж, сел в постели, растирая лицо руками.

— Что случилось?

— Вэл, а я хочу кушать, — мне тоже пришлось садиться, чтобы заглянуть в глаза страдальцу, которому в ближайшее время сон вообще не светил. Ему светила я, со всеми своими тараканами. И жалость мне была незнакома.

— Чего ты хочешь?

— Рыбки бы…

На меня посмотрели с интересом. Ну, я и не стала его разочаровываться, призналась, смущенно потупив глаза:

— С молочком квашенным.

— Радость моя, а ты уверена? — осторожно спросил, пораженный до глубины души Вэлард. Я могла собой гордиться.

— Если хочется, значит надо. Это я тебе как дипломированная целительница говорю, — уверенно заявила я, стараясь не вспоминать скольких трудов и убитых нервных клеток мне стоило уговорить его отпустить меня в академию отчитаться по практике, и получить официальное звание целителя, — к тому же, все необходимое есть на кухне. Надо лишь спуститься.

— И ты хочешь, чтобы я тебе принёс…

— Не, — не дослушав мотнула головой, — я хочу, чтобы ты меня туда отнес. А то пол холодный, и лестница опять же…

— Иза, ты меня совсем не любишь? — с самым несчастным видом спросил он.

Ну, а мне‑то что? Я в темноте все равно почти ничего не вижу, меня подобным не проймешь.

— Люблю, — серьёзно отозвалась я. С каждым разом говорить это становилось все проще. И взгляд отвести уже не хотелось, потому я и продолжила, преданно заглядывая в его светящиеся гляделки, — я даже больше скажу, я тебе доверяю. Себя, между прочим.

И заметив, что признание мое его не сильно впечатлило, зачем‑то добавила:

— Нести.

— Иза…

— Прошу заметить, что наследника ты сам хотел.

— А это тут при чем?

— Беременность пагубно влияет на мои предпочтения в еде. Но я смирилась, и тебе придется, — заявила я нагло, тактично умолчав о том, что ему совсем скоро еще со многим придется смириться. С чем именно я еще не знала, но чувствовала, что поводов будет много.