Майкл Муркок - Город Зверя. Хроника Кейна

Вглядевшись попристальней в их безликие маски, я увидел, что один из них был Барени Даса, человек, с которым я познакомился в тюрьме во время моего первого приезда сюда.

— Барени Даса! — закричал я. — Что ты здесь делаешь, что у тебя общего с этими людьми?

Он не ответил.

— Ты! — сказал я с вызовом. — Барени Даса! Отвечай!

На лице ничего не изменилось. Все та же маска.

— Я — Номер Первый, — отвечал равнодушный голос.

— Но ты… тебя же признали безумным!

— Мозг чинят.

Я поежился при мысли о том, что могло стоять за этой фразой — «мозг чинят», — может, жестокая операция?

— Что нужно Сенд-Амриде? — спросил один из них.

— Мы принесли спасение от «зеленой смерти».

— Нет спасения...

— Да нет же, спасение есть, оно у нас, мы его уже испытали.

— Логика доказывает, спасения нет.

— Но я могу доказать, что у нас есть лекарство, — сказал я в отчаянии.

— Лекарства нет.

Я скатился по лестнице вниз. Я собирался поговорить с одним из этих созданных страхом существ, надеясь затронуть то немногое, что осталось в нем от человека.

— Спусти канистру с зеленой водой, — сказал я Гулу Хаджи. — Может, хоть это их убедит.

— Осторожно, Майкл Кейн, — предупредил меня мой друг.

— Хорошо, — отозвался я. — Но я не думаю, что они применят физическое насилие.

Вскоре я уже стоял на плоской крыше и обращался к Одиннадцати.

— Почему вы все еще называете себя Одиннадцать, — спросил я. — Вас же сейчас двенадцать.

— Мы — Одиннадцать, — сказали они, и я не мог их разубедить. Очевидно, они еще дальше удалились от реальности в свой собственный нереальный мир, чем когда я впервые разговаривал с ними.

Я смотрел, переводя взгляд с одного лица на другое, пытаясь найти там хотя бы отдаленные признаки настоящей жизни, но тщетно.

Вдруг один из них показал вверх.

— Что это?

— Ты уже такой видел. Это воздушный корабль.

— Нет.

— Да видел же, я на нем прилетал в Сенд-Амрид в прошлый раз.

— Что это?

— Воздушный корабль — он летит по воздуху. Я показывал вам, как работает мотор.

— Нет.

— Показывал! — сказал я, совершенно выведенный из себя.

— Нет. Воздушный корабль — невозможный.

— Конечно, он возможен, он существует. Вот же он — перед вами.

— Воздушный корабль не работает. Идея воздушного корабля — не функционирующая.

— Идиоты! Вы же видите, что перед вами — работающий двигатель воздушного корабля. Во что вы превратили ваши мозги?

Один из Одиннадцати приложил к губам свисток и раздался пронзительный звук.

На крышу выскочили, размахивая мечом и щитом, прислуживавшие им люди-автоматы.

— В чем вообще дело? — спросил я. — Должны же вы понять, что мы здесь, чтобы помочь вам.

— Ты сделаешь машину Сенд-Амрида не функционирующей. Ты разрушишь принцип, ты разрушишь мотор, ты разрушишь машину.

— Какой еще принцип?

— Первая идея.

— Идея, которая довела вас до такого состояния! А какой мотор?

— Одиннадцать.

— Вы же не мотор, вы просто люди, индивидуальности! А какая машина?

— Сенд-Амрид.

— Сенд-Амрид! Это же не машина, это город, созданный и населенный людьми.

— Это утверждение не соответствует действительности. Тебя надо сделать не функционирующим.

Я неохотно вытащил меч. Но это было все, что я смог сделать. Сверху я услышал крик Гула Хаджи, потом раздался какой-то стук: это он спрыгнул с корабля и стоял теперь рядом со мной.

Одиннадцать приказали страже схватить нас.

Перед нами была стена автоматов: они двигались как один и как один подняли мечи.

Мы стояли так близко к краю крыши. Казалось, если стена стражников приблизится к нам хотя бы на дюйм, Гул Хаджи и я упадем вниз.

К нам присоединились Дарнад и другие воины, спрыгнувшие из воздушных кораблей на помощь с древним воинственным криком карналов. И вот мы стояли, выстроившись в линию — горстка людей против ужасных мертвецов — или автоматов, — которые приближались к нам размеренным шагом, словно представляли собой единое существо..

Началось сражение.

В южном Марсе слагаются легенды о храбрости карналов, но в этой битве мы превзошли себя — никогда еще не сражались мы так храбро, но нашего противника, одного-единственного, тот автомат, в который превратились стражники, казалось, невозможно было вывести из строя.

На смену одному стражнику, который «переставал функционировать», приходил другой. Выбитый меч заменялся новым. За нашими спинами был воздух, отступать было некуда.

Каким-то образом — думаю, исключительно благодаря силе воли — нам удалось даже потеснить врагов.

Мы пытались отбросить их назад: мечи сверкали на солнце, в тишине изредка раздавались наши боевые крики — так мы поддерживали друг друга.

Многие автоматы вышли из строя.

Ми один из наших не был сколько-нибудь серьезно ранен. Нам удалось выжить, несмотря на бессердечную атаку превратившихся в машины людей.

Но мало-помалу они нас окружили и стали сжимать в кольцо. Они наступали со всех сторон. Мы не могли уже поднять меч.

Нас схватили — а не убили, как я ожидал, — и вырвали из рук мечи.

Что Одиннадцать собирались с нами сделать?

Я поднял глаза на самолеты. Что будет с нами? А с водой, которая могла бы в один миг вылечить Сенд-Амрид от чумы? Когда нас несли вниз, я подумал о том, что в Сенд-Амриде теперь, наверное, уже никогда не будет цивилизация и здравомыслия.

Мы опять оказались в тюрьме Сенд-Амрида, как и во время первого посещения, и точно в такой же камере.

На этот раз нас туда набилось немало, поэтому было темновато. Не знаю, почему нас сразу же не прикончили, но я по этому поводу, конечно же, ничуть не переживал: нужно было думать, как выбраться.

Я обследовал нашу камеру. Она была предназначена для содержания заключенных, и все в ней было тщательно продумано с учетом именно такой цели — весьма необычной для Марса, где сама идея о тюрьме и заключенных кажется совершенно дикой и чуждой.

И вдруг я вспомнил о тонком кинжале, подаренном мне Фасой.

Я вытащил его из доспехов и взглянул на него, прикидывая, как в нашем положении его можно использовать.

Не так уж много путей ведут из тюрьмы — особенно если ее устройство хорошо продумано и другого выхода, кроме единственной двери, вообще нет. Я взвесил все варианты и особенно тщательно осмотрел дверь.

Слабым ее местом были петли. Я стал трудиться над дверной коробкой около петель, надеясь втянуть дверь вовнутрь.