Мировой Ворон - Смит Э. Дж.

— Я Рулаг Медведь! — проревел он, а с его лица, изуродованного до неузнаваемости, струилась кровь. — И я заявляю права на эти земли! Я буду Тираном Фьорлана!

Это были его последние слова. Одним ударом топора Халла завершила битву за Тиргартен — и оборвала жизнь Рулага Укротителя Медведей.

— Рэндалл, ты жив! — Утас смотрел на своего оруженосца из стеклянной сферы, сияющей синим и зеленым светом, ее огромные размеры позволяли видеть Рэндалла в полный рост. — Рэндалл! Ты меня слышишь? — Ута стукнул кулаком по сфере, но рука отскочила от потрескивающего импульса чистой силы. — Что происходит? Где я?

Он помнил жужжание, раздававшееся со всех сторон сразу. Помнил пустое выражение на лице Вуна, но не понимал, каким образом перед ним оказался Рэндалл и почему он сам находится за непроницаемым энергетическим барьером. Или почему грудь у него разрывается от боли.

— Рэндалл! — снова крикнул он, беззвучно стуча кулаком по сфере.

Юноша смотрел прямо на него, но не замечал Уту, будто с другой стороны барьер был непрозрачен.

— Он тебя не слышит, — раздался у него из–за спины чувственный голос.

Ута повернулся не сразу. Он оперся о стенку сферы и глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя. От испытаний, через которые ему пришлось пройти, у него во рту остался мерзкий привкус, а в затылке глухо пульсировала боль. Он помнил лицо согбенной, морщинистой старухи, полное могущества и ненависти. Ута понял, что встретил Красную Королеву и встреча закончилась для него не лучшим образом. Грудь все еще болела, и он нашел на ней странный новый шрам. Казалось, его ударили туда ножом, но он совершенно не помнил, как получил эту рану.

— Ты все еще жив, — произнес женский голос. — Но больше тебе недоступны простые радости смертных.

— И я застрял тут с тобой, — ответил он устало. — После всех путешествий и смертей я остался вместе с гребаной паучихой.

Ута быстро признался себе: ему просто хочется затеять перепалку с Рут. Он чувствовал, как неземная сила течет по его коже, наполняет мускулы, но все, чего ему хотелось, — это хорошенько поругаться. Или кого–нибудь ударить.

— Мы вышли за пределы мира. И твое раздражение больше не имеет значения.

— Заткнись, — оборвал ее Ута. — Почему Рэндалл не пошел со мной?

Оруженосец грустно смотрел на сферу, а потом устало нахмурился. За его плечом стоял Вун. Избранник Джаа слабо сиял и казался наполненным жизнью — таким Ута его еще ни разу не видел.

— Что с ним случилось? — спросил он.

— Извини, конечно, — ответила Рут, — но ты хочешь, чтобы я заткнулась или отвечала на твои вопросы?

Ута закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. По крайней мере, он все еще жив.

— Я хотел бы получить ответ, — пробормотал он.

— Очень хорошо, — ответила Рут. — Рэндалл не может пойти с тобой, потому что для этого ему пришлось бы умереть. А Вун не похож на себя прежнего, поскольку он уже не Вун. Его тело забрал себе Джаа.

— И что эта хрень может означать?

— Ты помнишь Далиана Охотника на Воров? Он возродился к жизни в теле избранника своего бога.

— Какой молодец, — равнодушно проворчал Ута. — А теперь скажи, где я.

Горланская Матерь рассмеялась. Ужасный звук, полный иронии, презрения и чванливого самодовольства. Ута не хотел оглядываться по сторонам и самому получить ответ на свой вопрос из опасения, что не сможет осознать увиденное.

— Где я? — прошептал он снова.

— Посмотри, Ута Тень… посмотри на свою награду.

Он медленно повернулся, отрывая взгляд от Рэндалла. Напротив него стояла Рут, хрупкая и миниатюрная, в своем человеческом облике. А за ней на необозримом пространстве простиралась бездна, лежащая за пределами материального мира. Сначала он различил только игру света и красок без определенных форм. Затем он сосредоточился на окружающем пространстве, и перед ним проступило что–то похожее на лестницу со ступенями из сверкающего красного камня. Над ней в черно–голубом небе били молнии, вспышками освещая далекие очертания неизвестных строений — божественных чертогов или еще чего–то неведомого.

— Лестница, лабиринт и страж, — произнес Ута, глядя на огромные ступени неправильной формы, возникшие перед ним. По ним могли бы пройти бок о бок десять человек.

Он посмотрел на себя и не обнаружил ни оружия, ни доспехов. Только тускло поблескивающую тонкую черную мантию. Ута не знал, может ли здесь пригодиться меч или топор, но ему хотелось иметь под рукой хоть что–нибудь из оружия — просто для успокоения.

— Здесь тебе не понадобится оружие из металла, — сказала Рут. — Тела и разума вполне достаточно. Не думай о себе как о незваном госте. Ты принадлежишь этому миру больше, чем всем остальным.

— Вун сказал, что будет обучать меня, — произнес Ута, не отводя взгляд от воздушной лестницы. — До того, как я потерял его на джекканской тропе.

Она покачала головой.

— Тебе не нужно обучение. Я видела твой разум и твою силу. В мире пустоты именно тебе, возможно, придется защищать меня.

Ута мрачно посмотрел на нее. Она была такой же, какой он ее запомнил, — хрупкой женщиной неопределенного происхождения. Стройной, с длинными черными волосами и темными глазами. Она не мерцала, не испускала сияние. Энергия не искрила от ее тела, и он не мог увидеть ни единого признака, отличающего ее от простых людей.

— И что за цель преследовала Горланская Матерь, когда она решила поучаствовать в моем путешествии? — спросил он. — Ну кроме как сделать из Рэндалла мужчину.

— Думаю, для тебя не станет неожиданностью, что я не была до конца честной с вами. Я скрыла свои причины сопровождать тебя.

— В Фелле ты сказала, что будешь моим проводником, — ответил Ута. — Это тоже была ложь?

— Нет. Я буду твоим проводником, но не ради твоей выгоды, а из собственных соображений.

Он мрачно посмотрел на нее, устав от двусмысленности.

— Объяснись.

— Я умираю, Ута, последний потомок древней крови Теневых Гигантов. Сила, которая поддерживала меня, исчезла. Испарилась, поблекла, каплями просочилась сквозь раны мира, и я больше ее не чувствую.

— Плохое объяснение, — заметил Ута. — Какое отношение твоя смерть имеет ко всему остальному?

На мгновение у Рут на лице появилось выражение беспомощности и уязвимости, из–за чего женщина показалась меньше и моложе, чем раньше. Она оглядела пустынный, эфемерный пейзаж перед призрачной лестницей, затем нарисовала в воздухе узор, призывая его стать парой крепких деревянных кресел. Ута не стал спрашивать, как она это сделала. Его не поразила и сама демонстрация силы. Он не сомневался, что здесь, в пустоте, способен на то же самое. Рут всего лишь придала энергии новую форму. Точно так же можно было построить себе чертоги или проложить в пустоте новый путь.

— Садись, — предложила она. — Это место не опаснее других.

Они сели одновременно, глядя друг другу прямо в глаза — два крохотных существа посреди чудовищной бездны.

— Мы опять будем рассказывать небылицы? — спросил Ута. — Твои грустные сказки у меня уже в печенках сидят.

— Это не только мои сказки, — ответила Рут. — Твоя сила исходит из–за пределов материального мира, как и моя когда–то. Мы пропитаны неземной силой, хотя твоя постепенно возрастает, моя же больше не питает меня.

Ута вздрогнул, когда в тени Рут промелькнул гигантский паук. У него было восемь массивных ног и гладкое брюшко, но из его центра вырастало женское туловище и две жилистые руки. Лицо, по счастью, скрытое в тени, обрамляли мясистые щупальца, похожие на причудливое подобие бороды.

— Ее звали Атлач–Нача, — продолжила Рут. — Древнее существо, жившее задолго до пришествия Гигантов на землю. Она, подобно другим могущественным созданиям пустоты, питала своей энергией материальный мир. Как и Один Бог, который наделил верой своих священников, и Рованоко, что дал жрецам силу, Атлач–Нача наделила Горланских Матерей бессмертием и властью над разумом и формой.