Лучший из худших (СИ) - Дашко Дмитрий

- Цыганок, а ведь сейчас жаловаться на нас побежит! Зуб даю — стуканёт, — встрял у меня на пути лопоухий.

Если пропущу этот выпад, мне полный песец — доконают в ближайшие дни. Затравят уже всем коллективом.

Ушан знал своё дело, мастерски втянув меня в конфликт.

- Пошёл нах…, придурок! — Я двинул ему в челюсть.

Удар был так себе, на троечку, да я и не особо старался вкладывать в него силы. Это было скорее демонстрацией и только.

Но кулак угодил в губу и разбил её в кровь.

Ушан потрогал саднящее место.

- Цыганок, ты только глянь — этот гад мне морду раскровянил! — с деланным изумлением произнёс он.

Сейчас меня будут учить и руками и ногами, понял я.

Ленивая расслабленность Цыгана куда-то прошла, он явил свою звериную сущность.

- Сука! — Он оказался хорошим боксёром, его прямому мог бы позавидовать Костя Дзю.

Моей реакции не хватило, чтобы уклониться. Его кулак погрузился в солнечное сплетение, из меня словно вышибли дух.

Я машинально согнулся и тут же пропустил второй удар, не менее жестокий и опасный — на сей раз коленом в лицо.

В прошлой жизни у меня были шансы побороться с Цыганом на равных, но это тело было слишком слабо и не тренированно.

Я словно налетел на фонарный столб, из глаз посыпались искры, в голове загудел колокол.

Это было больно и унизительно.

Цыган издевательски захохотал, рядом подвизгивая вторил ему Ушан. Им доставляло удовольствие наблюдать, как я мучаюсь и страдаю.

В их смехе не было ни капли сострадания, только издёвка.

- Что, Лан? Съел, сука? — склонился надо мной Цыган. — Теперь ты понял, что я сделаю с тобой, гандон штопаный?

- Понял, — прохрипел я.

Глаза ничего не видели, они словно заплыли кровью.

А Цыган продолжал куражиться.

- Сейчас я заставлю тебя снять штаны и бежать в казарму с голой жопой. И, если только вздумаешь пикнуть насчёт меня — придушу как кутёнка. И мне ничего за это не будет. Веришь, Лан?

Он склонился надо мной. Я почувствовал несвежее дыхание из его рта.

Этот урод упивался своим могуществом, властью над теми, кто слабее его.

- Понял, — меня стошнило.

Рот сразу наполнился привкусом какой-то дряни.

- Жри свою блевотину, гад! — зарычал Цыган. — Кому говорят, жри!

Он надавил рукой на мою голову, склоняя к расплывшейся на земле отвратительного вида кашице.

И тут на меня накатило. Это произошло внезапно и стремительно, за какие-то наносекунды. Странная волна нахлынула на меня, охватив всего, с ног до головы. Это была безудержная ярость.

Я вдруг понял, что способен на всё и что нет на свете такой преграды, что сможет мне противостоять. Я даже слегка испугался этой странной эйфории, она как будто родилась где-то вовне и была чем-то чужеродным.

Это был я и не я одновременно. В моих жилах плясал невидимый огонь, мышцы распирало от силы. Никогда во мне не было столько могущества.

Да я мог свернуть горы и переплыть океан!

А потом меня накрыло новым приливом. Конечно, мне доводилось знать по себе, что такое адреналиновые всплески, но чтобы настолько…

Я перестал быть человеком, превратился в машину, созданную только ради одного: крушить и убивать. Уничтожать всё, что на моём пути, рвать с корнем, действовать самыми грязными приёмчиками: царапать, кусать, выдирать кадыки…

Миллионы кровожадных мыслей проносились у меня в голове, и все они сводились в итоге к способам умерщвления. Даже не ожидал, что у меня окажется настолько буйная фантазия.

А ещё — это было слабое подобие того странного порыва, охватившего меня в тюрьме. Такая бледная китайская копия чего-то брендового.

Цыган не заметил произошедших со мной перемен. Он праздновал победу, не догадываясь, какой его ожидает сюрприз. А я жаждал реванша. Я мечтал о нём больше всего на свете. И ещё больше о том, как убью этого гада, сверну ему шею.

Тело распрямилось само собой, мозг даже не участвовал в этом процессе.

- Жрать блевотину? Да сейчас сам её, сука, сожрёшь!

Я схватил Цыгана за ворот куртки, нагнул и ткнул мордой в остатки моего непереваренного ужина.

- Лан, бл. дь! — Табаки опомнился раньше своего «Шерхана», попробовал прыгнуть на меня сзади, но я только повёл плечами, и тщедушного Ушана как ветром снесло.

- Понравилось? — зарычал я и, приподняв Цыгана, снова ткнул в зловонное пятно.

Он пытался вырваться, но у него не выходило. Не было на свете такой силы, что могла потягаться со мной.

Я снова заставил Цыгана выпрямиться, с наслаждением увидел его измазанное в грязи и рвоте лицо, насмерть перепуганный взгляд.

- А теперь пришло время умереть!

Я замахнулся правой рукой, зная, что сейчас вгоню одним ударом его челюсти прямо в мозг. Мне это не составит большого труда.

Внезапно, глаза Цыгана закатились, он как-то странно обмяк и превратился в безвольную куклу.

До меня не сразу дошло, что он потерял сознание от страха. Но как только я это понял, странный приступ бешенства куда-то ушёл. А вместе с ним меня стремительно покидали физические силы.

Я больше не мог удерживать тело Цыгана, пальцы левой руки разжались, он упал на землю.

- Пусть это послужит тебе хорошим уроком! — проскрипел я и на негнущихся ногах побрёл к казарме, стараясь не думать, что меня ждёт дальше.

Вряд ли обойдётся без последствий: пусть сильного вреда Цыгану я не причинил, так, попугал малость, однако в последний момент я почувствовал спиной, что за нами наблюдает кто-то посторонний. И этот посторонний мог оказаться кем угодно. Например, унтером или офицером.

Больше всего я боялся, что приступ повторится, я снова перестану быть собой и натворю кучу безумств.

- Господин штабс-капитан? Я могу войти?

Начальник особого отдела батальона штабс-капитан Голиков поднял воспалённые от бессонницы глаза и с трудом сфокусировал взгляд на госте.

- И вы, мундиры голубые…

- И ты, им преданный народ, — продолжил строчку гость. — Так я могу войти?

- Как я могу отказать вам, господин ротмистр, — вяло улыбнулся Голиков. — Проходите, господин э…

- Ротмистр его величества отдельного корпуса жандармов Никольский, — представился он. — Честь имею.

Особист встал.

- Штабс-капитан Голиков. Полагаю, вам это известно не хуже, чем мне.

- Спасибо за приглашение, господин штабс-капитан.

Жандармский ротмистр шагнул в кабинет, обвёл его взглядом, затем посмотрел в упор на Голикова.

- Надеюсь, вы знаете, что эти строки в действительности не принадлежат перу Лермонтова?

- Доводилось слышать, — кивнул тот. — Какими судьбами, господин ротмистр?

- Думаю, вы догадываетесь.

- Рекрут Ланской?

- Он самый, штабс-капитан.

- Но ведь семья отреклась от него, Ланского шельмовали. Теперь он не опаснее обычного человека. Тем более, — Голиков подошёл к сейфу, открыл его, достал дело рекрута Ланского и положил перед собой. — у него ощутимые проблемы с физической подготовкой. Я даже не уверен, что он сдаст необходимый уровень на экзаменах. Один из ефрейторов взял над Ланским шефство и занимается на тренажёрах перед отбоем.

Жандарм на секунду задумался.

- И ничего странного или необычного с рекрутом Ланским за время службы в батальоне не происходило? — наконец, спросил он, наблюдая за реакцией собеседника.

- Разумеется, нет, — улыбнулся особист. — У меня везде свои люди. Если бы хоть что-то произошло, я бы обязательно об этом узнал.

- И сообщили бы нам?

- Разумеется, господин ротмистр.

- Вы подняли мне настроение, штабс-капитан. Это хорошо, когда армия сотрудничает с жандармами. В конечном итоге выигрывают все. А теперь разрешите откланяться. Я услышал всё, что мне было нужно услышать. Честь имею! — откозырял Никольский.

Не знаю, как я дотянул до отбоя. Сил не хватило даже на то, чтобы умыться и почистить зубы, а ведь впереди ждала обязательная тренировка с ефрейтором.