Ольга Елисеева - Хозяин Проливов

— А почему не сейчас? — вкрадчиво спросил Аданфарс.

— После удачной войны он будет иметь больше власти, — облизнув разбитые губы, объяснил перебежчик.

«Трижды дурак, — подумал скиф. — Удача ему улыбнется только в том случае, если меотянки не ударят с тыла. А это после отказа очень вероятно. Что ж, не будем им мешать».

— Чего же ты хочешь от меня? — Царь снова перевел взгляд на пантикапейца. — Или ты пришел предложить мне свои услуги даром? Из любви к моим соплеменникам? — По знаку Аданфарса стражники поставили по сапогу на плечи пленного и начали давить его к земле. — Нравится? — осведомился царь. — Попробуй убедить меня, эллинская собака, что будешь лаять на моих врагов.

Глаза перебежчика полыхнули лютой ненавистью, но он упер взгляд в пол.

— Я грек, а значит, торгаш, и ничего не делаю даром, — сказал он. — Отдай мне после захвата города земли, которые сейчас принадлежат Левкону, сыну Леарха, и я покажу тебе безопасный путь к Пантикапею. Где не стоят караулы.

— И где же эта дорога в рай? — усмехнулся Аданфарс. — И почему как раз там не выставили патрули? — Его глаза сузились, недоверчиво глядя на перебежчика.

— Это Гадючий брод, — выдохнул пленник, уже почти распластанный на земле. — Только вы все равно без меня по нему не пройдете. Там змей больше, чем в пещерах Ану. Ни одна лошадь оттуда живой не выходила. Человек тоже. А я выходил, — хвастливо заявил он. — Есть одна тропа. Гадюки ее не любят — из-за болотного газа, что ли. Но на нее никто не обращает внимания. И патруль там не ставят. Кто полезет в топь?

Аданфарс прикидывал. От природы он был недоверчивым человеком. Да и пантикапеец ему не нравился. Впрочем, как и все греки. Но соблазн был слишком велик.

— Как тебя зовут? — не скрывая отвращения, спросил он у пленного.

— Гелон, господин.

— Хорошо. Уведите его, — кивнул царь охране. — Я подумаю.

Лошади шли в высокой сухой траве. Тростник почти целиком закрывал всадников, и только их островерхие войлочные колпаки виднелись над сплошной стеной камыша. Грязь чуть подморозило, и двигаться по Гадючьему броду за Соляным озером конница царя Аданфарса еще кое-как могла. Это не значило, что змеи уже впали в спячку или ушли с тропы совсем. То справа, то слева в болотной жиже у дороги поблескивали их черные кольца.

Топь простиралась от лимана до небольшого укрепленного поселка Илурат на берегу реки, где начинался земляной вал, несколько лет назад поновленный Гекатеем. Там дежурили дозорные, готовые в любой момент сообщить о приближении врага. Другой отряд топтался на узком перешейке между лиманом и морем. Здесь скифы тоже не прошли бы незамеченными. Кому могло прийти в голову, что всадники Аданфарса попрут по болоту?

Вокруг лежала почти нетронутая топь. Вспугнутые лошадьми утки пронеслись над мелкой водой и почти тут же плюхнулись на новое место. Было видно, что они не боятся людей. Всадники Аданфарса с трудом удерживались, чтоб не начать стрелять по птицам.

Царь ехал под защитой плотного кольца телохранителей. Он взял с собой четыре сотни человек и не рисковал, лично выдвигаясь вперед. Если переправа этого отряда пройдет успешно, он протащит через топь еще пять-шесть сотен. Больше не получится. Тропа вконец осядет под гнетом тяжеловооруженных всадников. Первый отряд разделится на два крыла и снимет дозорных на косе и у стены. Через эти бреши к Пантикапею хлынут скифские конники. Много. Целые племена. И они уже не будут бояться, что земля расступится под их ногами.

— Смотрите. — Царь протянул руку в кожаной рукавице, с которой свисал хлыст. — Это брошенное гнездо удода. С кладкой. В такие-то холода!

Среди сухих тростников действительно виднелось гнездо, из которого выглядывали пестрые бочки яиц. Воины воззрились на чудо природы, немедленно начав судачить: де это не спроста, все равно что горячая лепешка в заметенной снегом степи.

— Табити посылает нам добрый знак, — заявил Аданфарс, спрыгнув с седла и не без труда дотягиваясь до гнезда. Он собирался взять яйца удода-зимородка за пазуху, как талисман. Но в тот миг, когда его пальцы коснулись их холодной кожистой скорлупы, они вдруг зашевелились, и через ладонь Аданфарса скользнула маленькая пестрая змейка. Одна из тех крошек, что жила на болоте и давно пожрала яйца в брошенном гнезде. Она плюхнулась с высоты в холодную воду и, извиваясь, поплыла прочь от царя.

Скифы загудели. Случившееся произвело на них странное впечатление. Конечно, змеи тоже подчиняются Табити, как и вся земная тварь, но обманутые надежды царя не сулили им ничего хорошего.

Мрачный Аданфарс взгромоздился обратно в седло и раздраженно махнул рукой: едем!

— Если ты нас предашь, — обратился он к Гелону, следовавшему впереди отряда, — первая стрела — твоя.

— Не беспокойтесь, господин, — покачал головой тот. — Я веду вас, куда надо.

Вскоре земля стала потверже, а тростник гуще. На воде у него гнили корни, а в береговой жиже он вымахивал выше человеческого роста. Из-под грязи показались и начатки дороги, конские копыта уверенней застучали по ней. Не менее трех сотен всадников уже выбралось из узкого горлышка Гадючьего брода на твердый берег, и тут из-за сплошной стены камыша вылетела туча стрел.

Они ударили в скифов, не готовых к нападению на маленьком пятачке, и продолжали сыпаться, как град небесный, сбивая всадников в грязь. Самих врагов не было видно, а те из воинов Аданфарса, которые не растерялись и двинули коней грудью на камыши, намереваясь смять лучников, попадали в глубокие, заполненные болотной жижей ямы. Их прорыли, подрубив тростник, всего в нескольких локтях от дороги.

Началась сумятица. Лошади, попавшие в западню, бились, стараясь выкарабкаться изо рвов, при этом они сбрасывали и калечили седоков, а сами ломали себе ноги. Часть скифов попыталась отступить, сминая еще находившихся на узкой тропе всадников. Их кони шарахались в сторону от воображаемой дороги и по брюхо увязали в болоте. Даже спрыгнув, седоки уже не могли добраться до берега, их затягивала трясина. А сверху сыпались и сыпались стрелы.

Вдруг они разом иссякли. Но это не обещало ничего хорошего. Стена тростника дрогнула, и во многих местах открылись бреши, замаскированные плетеными щитами из болотной травы и камыша. Из-за них с уже поднятыми мечами выехали пантикапейские всадники и набросились на скифов, тесня и добивая их. Алый плащ гиппарха метался среди дерущихся, вокруг него все время закручивался водоворот схваток. Левкон мог быть доволен своими новичками. Криками он ободрял их, но они и сами не могли остановиться.