Мировой Ворон - Смит Э. Дж.

Его изгнали в материальный мир и лишили памяти о прошлом, заставив родиться в смертном теле среди своих падших собратьев. И он жил и сражался в Долгой Войне, не зная ничего о том, кем был раньше.

— И я его последний потомок?

— Ты последняя капля божественной крови, оставшейся от него. Гомеопатический раствор, разбавленный тысячу раз, но все такой же могучий. Твоя кровь прошла долгий путь, прежде чем поместилась в твое смертное тело. И нет предела могуществу, которое ты можешь обрести, — при условии, что ты выберешь себе верных союзников.

С каждым шагом Уты на землях людей проходили сотни и тысячи лет или не миновало и секунды. Здесь ни одно из его прежних знаний не имело значения. Тут не существовало понятий «направо», «налево», «вверх», «вниз», «жидкое», «твердое», не имелось постоянных форм или фиксированных мест. Если бы не коридоры из надежного серого камня с уютными пылающими жаровнями, Ута бы совсем растерялся. От границы лабиринта он построил тропу через пустоту, ведущую… ну куда–то она определенно вела. Инстинкты подсказывали ему направление к теневым чертогам, но притяжение было слишком слабым, будто считало, что он сам знает путь. Ута ушел уже очень далеко от материального мира, бурлящего войнами и сражениями, и с каждым шагом забирался дальше, чем осмеливалось вознестись воображение его древних предков.

— Я не могу представить Рэндалла стариком. Женатым, с кучей детей, в какой–нибудь лачуге на задворках Дарквальда.

— Вот какие мысли занимают твой разум? — спросила Рут, напоминая, что Ута путешествует не в одиночестве.

— Это одна из моих последних приятных мыслей, — ответил он, отдыхая на удобном диване под стрельчатым окном. Из окна было видно, как под ними пустоту пронизают молнии неисчерпаемой энергии, но они не смели тронуть сотворенные Призраком конструкции. Он не стал создавать двери, и комната казалась почти уютной. Если у него будет настроение отдохнуть, он добавит сюда еще и кровать. И, возможно, воду — чтобы помыться. Но сейчас он с удовольствием просто сидел.

— Мы все еще движемся, — заметила Рут, присаживаясь на второй диван, который великодушно сотворил для нее Ута.

— Я уже устал ходить. Считай эту комнату моим кораблем, плывущим в пустоте. — Он повернул голову и выглянул в окно. За ним проносилось синее небо.

Женщина улыбнулась.

— Видишь? Тебе даже не нужно подсказок. Ты выстроишь славные чертоги, и создания пустоты научатся тебя бояться. Ты станешь Гигантом, Ута Призрак.

Он зажмурился — и в руках у него возникла кружка с пенистым элем. Терпкая холодная жидкость приятно увлажнила горло, и Ута подумал, что лучшего не пил никогда в жизни.

— Можно мне тоже попробовать? — спросила Рут.

Он посмотрел на нее поверх кружки и снова глотнул. Затем вытер губы и создал вторую кружку с элем на низком столике рядом с ее диваном.

— Спасибо, — ответила она. — За что мы будем пить?

Он помедлил и глубоко вздохнул, чувствуя, как мирские заботы опадают с него, как осенние листья с дерева.

— За Рэндалла, за Вуна, за Ториана, за Нанона… даже за мерзкого ублюдка–кирина, Рам Джаса.

Они выпили доброго эля из лучших запасов народа ро, а затем в голову Уте пришел тост получше.

— Когда–нибудь я поддам под зад Шаб–Ниллурату ногой, обутой в тяжелый сапог. Так выпьем же за мою героическую ногу!

Рут подняла кружку и с достоинством отпила небольшой глоток.

— За сапог великого Теневого Гиганта!

Ингрид надела теплое зеленое платье и ботинки с пушистыми носками. Было еще довольно холодно, но она лучилась счастьем, и его тепло не могли перебить даже пронизывающие ветра Тиргартена. Корвус погиб, но Ингрид знала, что он хотел сделать ее счастливой. Она улыбнулась, вспомнив о друге и обо всех проказах, на которые она никогда бы не решилась без него. Она знала, что он не умер окончательно — он следил за ней откуда–нибудь с облаков и радостно каркал. И за Алаханом он тоже следил, и за Халлой, и за всеми, кто выстроился на Ступенях Калалла и смотрел на них. Там были сотни людей — и тех, кто выжил в битве, и тех, кто спрятался от нее. Старики с большими молотами вернулись в подземелье, чтобы возвратить старым жрецам их оружие, но после им воздадут должные почести.

Брата сильно ранили, но он стоял сам, без посторонней помощи. Только периодически вздрагивал и каждые несколько минут разминал спину. Вульфрик тоже был там и после битвы почти не отходил от своего вождя. Похоже, он еще не понял, что обрел Темную Кровь, как у Рам Джаса Рами. Ингрид хорошо помнила, что рассказывал ей Аль–Хасим о своем друге–кирине и как тот обрел силу, смешав свою кровь с кровью ужасных деревьев. Когда–нибудь, после успешного возвращения во Фредериксэнд, она расскажет об этом и Вульфрику. Но сейчас он был сильно не в духе — Вульфрик очень жалел, что пропустил битву за город.

— Братья и сестры! — раздался громкий голос старого отца Кроу, устрашающего жреца с длинной бородой. — Мы победили!

Над городом разнеслись ликующие крики, доля облегчения в которых была не меньше, чем счастья от победы. Ингрид тоже закричала, подпрыгивая у края Высокой Крепости. Брат посмотрел на нее и улыбнулся. За ней стояли Халла и Алахан, окруженные почетным караулом.

— Друзья мои! — продолжил Кроу, взмахом руки успокаивая толпу. — Мы победили, но после победы у нас осталось немало работы. Часть воинов из армии Медведя сдались, и нам нужно решить, что с ними делать. Есть те, кто сбежал к устью Хрустальной реки, — их нужно догнать. Но самое главное — нам нужно восстановить Фьорлан и привести его в новую эру — эру свободы, силы и чести! Земли Рованоко снова свободны! — Щеки его раскраснелись от натуги, но на глазах не было слез. Старый жрец повернулся к Халле и Алахану. Он кивнул каждому из них, затем снова повернулся к толпе. — Я просто посланник, скромный слуга Ледяного Гиганта, но сейчас я, как и каждый из вас, буду свидетелем слов наследника дома Слезы.

Алахан глубоко вздохнул и вышел вперед. В последний момент Ингрид ухватила его за руку — и он обернулся к ней, широко улыбнувшись. Она не сразу отпустила его, но позволила на минуту выйти из–под ее надзора. Он присоединился к отцу Кроу, стоящему на верхних ступенях лестницы Калалла, и положил руки на резные каменные перила.

— Я Алахан Алджессон Слеза! — крикнул он, гордо называя свое имя. — И я — вождь Фредериксэнда! И теперь я буду править только в нем. Я отрекаюсь от звания верховного вождя — нам оно больше не нужно! — Толпа непонимающе зашумела: он отказывался от титула, установленного с самого зарождения Фьорлана. — Я буду относиться к Халле Алефсдоттир, Летней Волчице, как к равной себе — как к сестре по оружию!

Оглушительный рев накрыл окрестности. Эти люди любили Халлу еще до того, как она вернулась с армией и отстояла город от врага, теперь же она стала их драгоценным талисманом, символом победы над Рулагом Предателем. Она тоже спустилась к Алахану, глядя на свой народ с высоты. Халла все еще не улыбалась, но уже меньше походила на суровую грозовую тучу. Первая женщина–вождь в истории Фьорлана на праздничную церемонию надела камзол из прочной кожи и облегающие штаны, а сверху накинула развевающийся на ветру золотой плащ. Тщательно вымытые рыжие волосы Халлы рассыпались у нее по плечам. В первый раз Ингрид видела ее без доспехов, и в первый раз Халла была похожа на женщину. За ней, широко улыбаясь, весь в повязках, стоял Рексель Падающее Облако. Он опирался на тяжелый костыль.

Халла дала жителям Тиргартена время себя разглядеть. Громкое ликование сменилось теплыми аплодисментами и приветственными криками. Она наконец улыбнулась. Возможно, она смягчилась после осознания того, что они победили. Ингрид очень на это надеялась.

Халла подняла руку — и шум утих настолько, что ее могли услышать.

— Вы все меня знаете. Кто–то из вас шел со мной от Хаммерфолла, кто–то из Джарвика. С немногими из вас мы выжили после гибели флота драккаров и прошли через всю страну. А с остальными мы плечом к плечу защищали Тиргартен. Я благодарю каждого из вас — и особенно тех, кто спас мне жизнь. — Она оглянулась на Падающее Облако, затем на Вульфрика. — Некоторые спасли ее не единожды. Победа принадлежит всем нам, всему Фьорлану. Предатель убит, а наша страна снова свободна! Моя заслуга одна: я убивала врагов, пока они не кончились. И мне странно думать, что наконец я могу обратиться к вам в мирное время как ваш вождь.