Анна Кочубей - Душа архонта

Галар умер мгновенно, не успев закричать или позвать на помощь. Тело мага, отброшенное маятником, лежало на боку возле винных полок. Кровь заливала мелкие выбоины пола, расползаясь темной лужей, похожей на случайно пролитое выдержанное вино. Моран сползла со стола и опустилась рядом с Галаром, глядя в его красивое и совсем не злое лицо. Ни на мгновение она не пожелала эльфу смерти, но кто-то мудрый распорядился иначе. Тот, кто управляет силой ветра над зеленым морем Сириона, бережет в своем сердце лесных духов и наделяет эльфийскую расу удивительной магией. Кто он, Создатель или демон? Амаранта не знала и не одобряла его кровавую справедливость.

Все кончено. Моран сохранила свою душу, но оказалась права: Галадэн — ее последнее пристанище на земле. Эльфы клана не простят гибель мэтра «чужой полукровке», даже если в случившемся нет ее вины. На смену страху пришло спасительное отупение. Сидя рядом с телом Галара, Амаранта безразлично наблюдала, как у ее лица колышется черная прядь волос: это ветерок, боязливо пробравшись сквозь деревянные ячейки полок с золотистыми напитками из Аквилеи, напоминал, что где-то на поверхности безраздельно властвует весенняя ночь, дыша прохладой и свежестью.

Амаранта встала и шагнула навстречу запаху из леса. Она еще успеет лечь под маятник снова, когда за ней придут. На другом конце подвала обнаружилась дверь, приоткрытая в узкий коридор.

— Ханлейт, ты велел мне бежать, и я бегу. Куда? Туда, где меня не догонят. Мастер, ты говорил, что через запретную черту Сириона невозможно пройти живым? Я проверю.

Но босиком и в рваном шелке нарядного платья далеко не убежать… Моран вернулась к столу и с содроганием прикоснулась к мертвенно-холодной сфере. Подняв ее одной рукой как можно выше и встав на цыпочки, она уронила шар на пол. Он треснул пополам со стеклянным хрустом, как бьется посуда. Белый туман, заключенный внутри, медленно растаял в воздухе, а на полу остались лежать черепки серого камня, похожего на гранит. Разбитая темница больше не пленит ни одну душу.

Вернуться в дом оказалось тяжелее всего — в нем остались воспоминания о совместной жизни с магом: плохие и хорошие, иногда забавные, грустные и самые обычные… Амаранта поднялась по крутой лестнице внутри дерева и оказалась в шкафу комнаты для омовений. Сколько раз она открывала его, чтобы достать одежду или полотенце, не догадываясь, что за лакированными дверцами, сделанными искусной рукой Мастера, прячется потайной вход в подземелье!

Пустая ванная одиноко стояла посередине комнаты, напоминая о днях, когда Моран бездумно валялась в ней в расслабленном ожидании неизвестности. Притихший дом осторожно прислушивался к звуку знакомых шагов: вот столовая, где они обедали, библиотека, спальня Галара. Здесь царил непривычный беспорядок — заботливая рука Фей больше не навещала эту комнату: смятая постель со следами крови Моран, разбросанная одежда, начатые и пустые бутылки…

Черно-зеленая форма Хранителя лежала в том же ящике комода, куда Амаранта положила ее в день приезда мага. Она оказалась впору. Оказывается, они с Галаром были почти одного роста. Моран посмотрела на себя в зеркало с удивлением и горечью: не стало одного Хранителя, потом — второго, а теперь она заняла их место. Почему бы и нет?

— Мне близки заповеди Хана, а ошибок Галара я не повторю. Обещаю не повторить! Самой себе, если больше некому, — такое обещание я не нарушу, — печально сказала она своему отражению.

Амаранта крепко перевязала левую руку обрывком простыни. Оружие мага — клинок в рукаве, она захватила с собой, вспомнив, что в библиотеке в столе есть запертые ящики. Бросив последний взгляд на мятый сиреневый полог над кроватью Галара, Моран спустилась на этаж ниже. Взломав замки, она обнаружила свои вещи: замшевую сумку Киндара, трубку, кошель с деньгами и флакон с ядом. Только коробка из-под эльфийского зелья была пуста — наверное, Галар выбросил ее содержимое. Оставив потайной клинок Хранителя на столе, Моран наполнила сумку запасами еды из шкафа и вернулась на первый этаж. Против обыкновения, входная дверь была заперта изнутри, — маг не хотел видеть гостей. А теперь одинокий дом будет долго стоять пустым, терпеливо ожидая нового избранного, который еще не родился…

В подвале на полу светила лампа, а притихший маятник отбрасывал на стену тень в форме перевернутого серпа. Моран опустилась перед Галаром на колени и коснулась его рук, ставших холодными навсегда. Слышат ли мертвые живых? Если и так, то ей нечего сказать. «Мне очень жаль» здесь не подходит. Все совершают ошибки, но не каждая ведет к гибели. В смерти Галара виновата мерзость, что развращает все живое в Эймаре вот уже целое столетие. Она проникает в души как отрава, обещая исполнение желаний и власть: над ближними, над временем, над судьбой. Не каждому под силу бороться с соблазном, и Галар не смог. И зелье забвения было ему не помощник.

Моран пошла вслед за ночным ветерком, но этот путь оказался коротким. Приоткрытый люк, забранный дерном, вывел ее в Галадэн. Пустовали дорожки, не светились окна. Эльфы спали. Спал Мастер, уверенный, что смог уберечь внука от преступления, а Моран — от чудовищного обряда; Фей обвинила мнимую соперницу в своей несчастной любви и тоже заснула в слезах. Никто не подозревал о случившемся: мэтр уединился с полукровкой — так бывало и раньше.

Амаранта закрыла люк изнутри и двинулась дальше, мимо перекрытых боковых проходов и деревянных лестниц. Извилистый подземный коридор привел ее к выходу на свободу. Отодвинув тяжелую щеколду низкой, обитой медью двери, Моран погасила свет. Сирион встретил ее у выхода пряным ароматом расхристанных бурей веток.

Был тот темный час, когда все живое ждет рассвета с нетерпением и страхом, надеясь, что солнце не передумает и вновь покажется на горизонте. Амаранта повернула на восток, туда, куда указал Мастер, предостерегая об опасности. Она обернулась лишь однажды, услышав то ли зов, то ли почувствовав взгляд. Вдали у ограды Галадэна мелькнуло пятно, яркое даже в предрассветных сумерках. Высокая фигура эльфки в знакомом зеленом платье появилась и исчезла, как видение. Под ногами похрустывало — мертвые галадэны, утратив дивный цвет, свернули засохшие лепестки. Их время еще придет. Всего год — и новая весна будет соперничать с небом лазурной глубиной.

Моран шла в Сирион — в самое его сердце, торопясь переступить запретную черту.