Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб

Стук копыт, скрип колес… Трое суток дороги в тряском ящике, остановки, смена лошадей. Ночью, днем, снова ночью, снова днем, потом отдых, куда более короткий, чем на флоте; опять тряска, скрипы, и вот он, Метхенберг. Иди и действуй.

– Вы знаете, куда пойдете, не так ли?

– Знаю. – Сперва – на причал, бросить в воду монетку, ведь он вернулся. Потом – на поиски деда Зеппа. Если ветерана не окажется дома, придется пройтись по кабакам, их, тех, в которые пойдет боцман с «Зиглинды», не так уж много. Только бы Йозев Канмахер был жив! От горя умирают не только покинутые девы, но и потерявшие внуков старики.

– Вы представили себе что-то неприятное?

– Я подумал, что человек, на которого я рассчитываю, мог умереть. Но есть и другие.

– Да будет так… Если вы не найдете здесь тех, кто вам нужен, очень может быть, что ваши внуки не найдут здесь ничего и никого.

– Отец Луциан… Что вы хотите сказать?

– Только то, что туда, откуда вытекла совесть, приходит небытие. У вас приметное лицо, но если вы не станете поднимать капюшон и бросаться на сторонников регента, то останетесь неузнанным. «Лев», накануне праздника навещающий родню павших в битве моряков, – хорошая маска.

– Благодарю. Только разве Слава может позволить себе такой риск?

– Может. Но если вас поймают, я и мои братья будем вынуждены вас не узнать. Дорогу в аббатство вы найдете. Привратник пропустит брата Ротгера в любое время, хотя вечером ваш приход покажется более уместным.

Все правильно. Вечером монахи возвращаются в обитель, а верующие направляются в храмы. Вечером легче затеряться в толпе.

– Я приду вечером. Как только у меня будет, с чем прийти. Отец Луциан… Я обещал передать вдове шаутбенахта фок Шнееталя обручальный браслет ее мужа. Я хотел сделать это лично, но у меня не получится это сделать… в ближайшее время.

– Браслет при вас?

– В доме мастера Файермана, что в Пушечном предместье. Я должен был попросить об этом еще в Эйнрехте, но я просто забыл.

Сейчас забыл, а прежде не хотел, чтоб исполнение последней воли Адольфа стало очередной картой в бабушкиных играх. Лейтенант так и ходил со ставшим привычным браслетом, пока из головы не вылетело все, кроме Олафа и нее. Руппи вспомнил о завещании Адольфа, когда мастер Мартин велел снять фамильные кольца и отцепить шпагу, и решил не рисковать. Самым умным казалось вернуться с кем-нибудь из дома Шнееталей…

– Вы опять вспоминаете, – отец Луциан дернул шнур, приказывая остановить лошадей, – а вам нужно забыть. Забыть все, кроме того, зачем вы здесь. Сейчас непростые дни – куда бы вы ни пришли, везде будут пить за погибших,[15] но они уже погибли, а ваш адмирал пока жив. И жить ли ему, зависит от того, чем вы займетесь – заупокойными рыданиями или делом. Извольте взять себя в руки.

– Слушаюсь, – отчеканил Руппи и тут же сообразил, что забыл еще одну вещь: отец Луциан был монахом, а не шаутбенахтом.

Вальдес свалился на голову именно тогда, когда обещал, – ни днем раньше, ни днем позже. Вернувшись с «Акулы», Луиджи обнаружил хозяина восседающим на краю стола и сосредоточенно разглядывающим снятый с пальца изумруд.

– Что мне пишет дядюшка Везелли? – Кэналлиец вернул перстень на место и потянулся. – А он пишет, потому что не писать не может…

– Ротгер! – В присутствии Вальдеса Луиджи стремительно отвыкал удивляться, но адмирал уходил в море, и фельпец к вечеру вспоминал, что люди имеют обыкновение ходить вверх головой, а сидеть на стульях и креслах.

– Ну, Ротгер, – вице-адмирал потянулся еще раз, – как тащить в мой дом раненых и мокрых, так вы первый, а как прочитать письмо или поцеловать девушку, так не докличешься. А еще почти герцог…

– Девушку? – не понял Луиджи. – Почему я должен целовать твоих девушек?!

– Мои девушки целуют сами, а наш долг – целовать девушек, которые сами это сделать не в состоянии… Обед сейчас подадут, сколько съешь – все твое, но завтра кормить не буду: с полным животом на Горе делать нечего.

– Я не собираюсь ни на какую гору!

– Собираешься. А не пойдешь ты, придут к тебе, вернее, за тобой, только меня, уж прости, дома не будет.

– Кто придет?!

– Тетушка Везелли. – Вальдес вытащил из кармана что-то золотистое и бросил через всю комнату на подоконник. Луиджи вгляделся. Ожерелье, кажется, янтарь.

– На ваше дерево я не полезу.

– Тебя кто-то просит? Ты навещал нашу баронессу?

– Нет! Сколько можно тебе повторять, что я не собираюсь…

– Свинья. Ей хуже, чем тебе. Она страдает, даже когда ест, а ты, мой друг, когда ешь, не страдаешь. Особенно если перед тобой бергерские пироги. Это значит, что девушку надо спасать больше, чем тебя. Но не сегодня.

– Лучше расскажи, как сходил, – вильнул в сторону Джильди. – Как поживают «гуси» и когда наконец найдется дело нам с Рангони?

– «Гуси», мой друг, сидят на берегу и квохчут. Мы забрались далеко за Метхенберг, потом развернулись и прочесали побережье. Брали все, что попадалось, а попадались сплошные купцы, даже неприлично. За два месяца – парочка фрегатов, и все! Офицеров прихватил сюда, толку-то: северяне еловые, только что от пиратов, понятия зеленого ни о чем не имеют. В общем, в море ловить было нечего, а из Метхенберг и Ротфогеля дриксов не вытянуть. Я болтался на виду и там, и там, хоть бы одна гусятина из гавани вылезла!

– Они хотели, чтобы ты подошел поближе.

– Мы и подойдем. – Глаза Вальдеса мечтательно сощурились. – «Девочек» уважим, а потом и гульнуть не грех. Ноймаринен желает учинить на «гусином» побережье разгром, и альмиранте учинит. Все готово. Метхенберг, может, и не возьмем, но остальное – наше!

– Так ты от адмирала?

– От Дитриха. Это ты все в дом волочешь, а мне здесь дриксы без надобности. Пусть с ними кузен возится, он комендант, ему положено. Кстати, из Эйнрехта ничего не слышно?

– Нет, только из Олларии. Тебе Лаузен уже рассказал?

– Да, – задумчиво протянул Кэналлиец. – Чужие лошади и чужие города – это смерть… А смерть – это глупо, особенно не в бою.

Старого Канмахера Руппи видел только раз. После их первой и единственной ссоры с Зеппом, когда будущий герцог орал на отказавшегося принять подарок приятеля. Ну и что, что хороший «шкиперский сундучок» съедал полугодовое лейтенантское жалованье? Зеппу он был нужен, а Руппи мог его купить и купил. Какие счеты между друзьями? Зепп упирался, пока Руппи не выдавил из него, что дед обещал не пускать внука на порог, если тот примется лебезить перед кесарским родичем. Означенный родич ругнулся вполне по-боцмански и, отмахнувшись от Зеппа, помчался к Йозеву-старшему, знать не зная, где тот живет. После пятого заданного на улице вопроса послушный внук сдался и отвел приятеля куда надо. Они поладили, наследник Фельсенбургов и отставной боцман. Сундучок остался у Зеппа, а через две недели пришел приказ взять Хексберг…