Елена Грушковская - Багровая заря

Лена купила для Авроры подарок на Новый год — тёплый красный шарф. Аврора ходила вообще без шарфа, без перчаток и без шапки, и эту вещь Лена сочла нужной. Деньги на покупку шарфа она заработала сама. Она сделала у одной бабушки уборку, и та дала ей немного денег; для второй бабушки Лена сходила в магазин за продуктами и в аптеку, и сдачу та разрешила ей оставить себе. Ещё она постаралась для тёти Оли из соседней квартиры, посидев с её заболевшим сынишкой Димкой, пока та ходила по каким-то делам в банк и на почту, — за это Лена также получила небольшое вознаграждение. К этим деньгам Лена прибавила сбережения из своей копилки и купила прекрасный, пушистый шарф цвета спелого помидора.

Кстати сказать, папа тридцатого декабря хорошо оттянулся на корпоративной вечеринке на работе, явившись домой тридцать первого в девять утра и сразу завалившись спать. Мама была очень недовольна. Весь день они с Леной готовили праздничное угощение, а папа спал. Проснулся он только после обеда, мятый и хмурый, в не слишком праздничном настроении, и попросил пива. Мама показала ему кукиш, и папа поплёлся за пивом сам, сказав, что придёт через двадцать минут.

Он не пришёл ни через двадцать минут, ни через час, ни через три. Мама начала беспокоиться. Она обзвонила все больницы и морги; хотя папы там, к счастью, не оказалось, но и местонахождение его было по-прежнему неизвестно. Теперь не праздничное настроение было и у них с Леной. И новогодняя программа по телевизору была им не в радость, и кусок не лез в горло; мама каждые пять минут вскакивала и смотрела в окно, прислушивалась к шагам на лестнице и вздыхала:

— Да что же это такое?

Так они и встретили Новый год — без папы. Мама всю ночь сидела, тупо уставившись на экран и слушая юмористов, без тени улыбки на лице. Не до веселья было и Лене: она поглядывала на крышу соседнего дома. Под утро мама задремала прямо в кресле перед телевизором, а у Лены не было сна ни в одном глазу. Когда к стеклу балконной двери приникло бледное лицо Авроры, Лена приложила палец к губам и показала на маму.

Аврора вошла неслышно. Она склонилась над мамой и долго всматривалась, хмуря брови, потом взяла Лену за руку, и они прошли в её комнату.

— Значит, ушёл за пивом и не вернулся?

Лена вздохнула. Достав из-под подушки шарф, она набросила его Авроре на шею.

— Это тебе… С Новым годом.

Аврора прижала её к себе.

— Спасибо, зайка… Это самый дорогой подарок, который я когда-либо получала. Не в смысле цены, а… Ну, ты понимаешь.

Лена обняла её и устало склонила голову ей на плечо.

— Как ты думаешь, папа жив? Может, с ним что-то случилось?

— Если хочешь, я попробую его найти и привести домой, — сказала Аврора.

— Пожалуйста, Аврора, найди его… — Лена обняла её изо всех сил и всхлипнула. — Я очень тебя прошу… Я буду очень тебе благодарна! Если ты можешь, верни папу домой…

— Я найду его, детка, — твёрдо пообещала Аврора. — Всё будет хорошо, не расстраивайся.

В полпятого утра первого января в отделение милиции вошла бледная женщина в кожаном плаще и красном шарфе, стуча по растрескавшемуся линолеуму высокими каблуками сапог из змеиной кожи. Нагнувшись к окошку дежурного, она спросила:

— Хвалынский Вадим Дмитриевич здесь находится?

Дежурный хотел спросить… Впрочем, он уже не помнил, что хотел спросить. Глядя в светлые гипнотические глаза незнакомки, он тихо ответил:

— Сейчас посмотрю… — Посмотрев, он с удивлением и радостью сообщил: — О, Хвалынский! Да вот он!

— Значит, здесь, — сказала незнакомка в зелёном шарфе. И грозно спросила: — По какому поводу задержан?

— Так это… Хулиганские действия в общественном месте, — разведя руками, ответил дежурный.

— В обезьяннике? — спросил улыбчивый лысый незнакомец в коричневом пальто и крапчатом кашне.

— Ага, — расплылся в ответной улыбке дежурный.

— Так наверно, сынок, его можно уже выпустить? — ласково сказала старушка в синем платке.

— Да конечно, можно, — радостно ответил дежурный. — Сейчас, бабуся, отпустим!

— Только ты, сынок, сначала вот этот листок из журнальчика вырви, — сказал добрый старичок в серой кепке. — И съешь. Это же вкусно!

Дежурный с удовольствием сожрал листок из журнала. Ничего вкуснее в своей жизни он не пробовал. Он и не знал, что бумага такая вкусная. Как много он потерял, не зная об этом! Подумав, он вырвал и съел второй листок. Ему понравилось ещё больше, и он запихал в рот третий.

В замке загромыхал ключ, и Вадим Дмитриевич Хвалынский вздрогнул. Его одиночество в закрытом пространстве подошло к концу. По его подсчётам, сейчас должно было быть уже утро. Отлично он провёл новогоднюю ночь, нечего сказать!

— Хвалынский, на выход, — услышал он. — За тобой пришли.

Вадим Дмитриевич, не веря своему счастью, встал и вышел из сумрачной камеры в коридор, который тоже был не слишком хорошо освещён, но всё же лучше, чем камера. Рядом с отпиравшим дверь лейтенантом стояла незнакомая бледная женщина в красном шарфе и кожаном плаще, с седой прядью на лбу. Он изумлённо уставился на неё, а та обратилась к лейтенанту:

— А протокольчик его задержания можно увидеть?

— Разумеется, — ответил тот с каким-то остекленевшим взглядом.

Женщина сказала, кивнув Вадиму Дмитриевичу:

— Пойдёмте, Хвалынский. Вас дома ждут.

Ничего не понимая, Вадим Дмитриевич пошёл за незнакомкой. Её каблуки стучали по старому, истёртому линолеуму, полы длинного кожаного плаща покачивались. Вадим Дмитриевич видел эту женщину впервые. Может, это жена уже побеспокоилась насчёт адвоката? Однако, быстро!

— Простите, а вы адвокат? — спросил он.

Незнакомка, обернувшись, ответила с усмешкой:

— Адвокат, адвокат.

Когда они подошли к дежурной части, перед Вадимом Дмитриевичем предстало престранное зрелище: дежурный вырывал листки из журнала и с урчанием их пожирал, как блины в масленицу. Незнакомке в красном шарфе поднесли какие-то листки, и она, пробежав их глазами, протянула листки в окошко дежурному:

— Вот, возьми ещё протокольчик, сынок. Он-то повкуснее будет!

Дежурный, жуя бумагу, выхватил у неё протокол с такой радостью, будто ему поднесли поросёнка с гречневой кашей.

— Шпашыбо, — прошамкал он набитым бумагой ртом.

Вадим Дмитриевич с ужасом смотрел на тронувшегося умом дежурного и лейтенанта, спокойно взиравшего на уничтожение документов отрешённым, равнодушным взглядом. А незнакомка спросила:

— Где у вас тут туалет?

— По коридору и направо, — ответил равнодушный лейтенант.