Дмитрий Браславский - Игры чародея, или Жезл Ниерати

И что, если не случайно?

И что он теряет, если…

— Тебе не кажется, что эта жертва должна была быть добровольной?

Бог заговорил не сразу.

Кто тебе такое сказал?

Небрежный вопрос, за которым вполне может ничего и не стоять.

А может и стоять.

— Меч слишком необычен, чтобы рисковать им в бою. И не похож на жертвенную игрушку. Но если не в храме и не в бою, то где? И где есть возможность предварительно спросить нужного человечка, не возражает ли он против того, чтобы быть убитым этим самым оружием? Не открывая ему всей правды, конечно, но кто считает. Продолжать? Ну признай, что меч поставил тебя в сложное положение. Он застоялся, ему хотелось крови — я понимаю. Но ведь Торрер не вызывал меня на дуэль? Что, не так?

Однако и теперь он не получил ответа.

Я подожду. — Голос ни на гран не стал менее любезен, но это-то и было самым страшным. — Не торопись: у меня есть время.

И снова темнота.

— Как — к Айригалю? — ошарашенно переспросил Торрер.

— Да вот так! — раздался бодрый голос из-за спины эльфа. — Одним ударом.

Клинок выпустил руку Торрера — как бы безумно это ни звучало. Резко развернувшись, эльф брезгливо вытер ладонь о штаны, а меч плавно опустился обратно на подставку.

— Мак!

— Хочешь потрогать? — с пониманием предложил Макобер.

Интересно — не подыграл ли ему Айригаль? А впрочем, не все ли равно? Или не все?

— Айвен… — пробормотал Мэтт.

— Я его не видел. — Макобер посерьезнел. — Честно говоря, я вообще мало что видел. И никого, кроме Айригаля, не слышал.

— Так это правда? — недоверчиво спросила Бэх, в задумчивости наматывая на палец прядь золотистых волос.

— Чистая, как гном после купания. Ритуальный клинок, видишь ли, не промахивается.

— Откуда вы знаете? — удивился Посланник.

— Дырку показать?

— Да нет, откуда ты знаешь, что он ритуальный? — пояснил Хельг.

— У тебя есть сомнения? Подставляй грудь.

Хельг подумал, что после внезапного появления Макобера зала уже не кажется ему ни смертоносной, ни зловещей. Удивительно, как это у него получается? Улыбка, пара слов…

— Мак, мы серьезно, — попыталась осадить мессарийца Бэх.

— Так и я серьезно, — подмигнул Макобер. — Не переживай.

Бэх пожала плечами:

— За тебя-то? Вот за Айригаля я действительно переживала.

— Сердобольная, — с удовлетворением заметил Макобер. — А Айригаль ничего, только смурной какой-то. Мне даже показалось, что ему там одиноко.

— Ты что-нибудь узнал? — подобрался Моргиль.

— Про что? Про день собственной смерти?

— Хагни, не дави. — Мист коснулась локтя жреца.

— Я давлю? — притворно удивился Хагни. — Прости, Мак, видно, место такое.

— Как вам удалось вырваться? — нахмурился Посланник.

Мист отметила про себя, что того явно что-то смущало.

Уж не знал ли он про этот храм и про этот клинок больше, чем хотел показать?

— Я все ждал, когда кто-нибудь об этом спросит, — улыбнулся Макобер. — Знаешь, мы просто друг другу не понравились. Жестковат я оказался. Вот он меня и выплюнул.

— Ну-ну, — неопределенно заметил Посланник. — Пойдемте дальше, господа. Боюсь, с этой минуты нам придется поторопиться.

— Опасаетесь, что Круг теперь понимает, где мы? — напряглась Мист.

— Увы, не Круг, — покачал головой Хагни. — Но нам от этого не легче.

— Торрер, идем? — Бэх обняла эльфа.

— Что? Да, наверно. — Торрер помотал головой. — Но не уговаривайте меня снова закрывать глаза.

— Не будем. — Посланник прикинул расстояние до выхода. — Мы уже столько здесь топчемся, что, если бы храм хотел с нами расправиться, он бы это сделал. А скрыть свое присутствие у нас теперь не получится.

Парадные двойные двери. Преддверие храма: низкие колонны с пустыми вазами, пересохшая чаша фонтана, пологая, уходящая ввысь мраморная лестница. И солнечный свет, в котором пляшут пылинки старше любого в талиссе.

Или пыль не стареет?

Когда-то здесь было торжественно и красиво, но сейчас Макобер не мог думать об этой зале иначе как о глубоко утопленном в землю каменном коробе с открытой крышкой.

— Уже день? — сощурился Хельг.

— Только что рассвело. — Мэтт тоже остановился на пороге, прикрыв глаза рукой. — Мак!

Мессариец оглянулся от самого подножия лестницы.

— Молчу-молчу, — усмехнулся он. — Как красив этот рассвет! Ты это хотел услышать?

— Главное — не суетись. — Гном осторожно сделал несколько шагов, точно ожидая, что пол вот-вот провалится. — Нравится рассвет, пусть будет рассвет.

— И не выходи на улицу, — добавил Хагни, когда Макобер двинулся вверх по лестнице. — Нам не сюда.

— Мак, не надо, — быстро проговорил Мэтт, прежде чем мессариец успел ответить.

— Не надо так не надо, — легко согласился Макобер. — Я и сам догадался, что он имел в виду что-то значительно более вежливое.

Почему этот мессариец постоянно дает понять, что жрец здесь чужой? Что есть талисса — и все остальные. Есть путь талиссы, а желания остальных могут с этим путем пересекаться, не пересекаться — это уж как получится, — но талисса все равно со своей дороги не свернет.

Хотел ли Хагни войти в талиссу? Иногда не просто хотел — мечтал. Только не просить, не уговаривать — чтобы подошли и сами предложили.

Иногда наоборот: его пугало странное ощущение, что талисса — действительно единое целое. Именно ощущение. Говорили, что талиссы обладают какими-то сверхъестественными способностями. Бред. Обычные люди, обычный гном, обычный эльф. Почему тогда нельзя быть просто их другом?

Не получалось.

А вот у этого туповатого служаки, похоже, как-то выходило. Чем же он их привлекал, наш простой, как стертый грош, Хельг айн Лейн? А ведь смотри — и Бэх ему улыбается едва ли не чаще других, и Макобер всегда готов с ним поболтать. Что не так, что пошло наперекосяк? Или они успели подружиться, пока он валялся без сознания?

Вот только… Он не был, не мог быть с ними честен.

Как признаться талиссе, что не существовало никакого заказа Снисходительным? И яд, с такой радостью обнаруженный Мист, по планам Ордена должен был обнаружить он сам? Как рассказать, что это не Мэтт успешно притворился архитектором, а Пээ с самого начала была в игре?

Что ж, бессмысленно об этом думать. Он по-прежнему должен исполнить свой долг. Скоро уже все закончится, каждый из них пойдет своей дорогой. Может, это и к лучшему.

— Нервы у мессарийцев? — Хагни склонился к Мист.

— Не все же такие спокойные. — Чародейка подумала, что, будь ее воля, она бы тоже выскочила на улицу, под солнце, подальше от этого сумрачного места. — Если бы ты еще сказал, почему нам туда не надо и куда нам надо…