Viva la Doppelgänger, или Слава Доппельгангеру - Игорь Олегович Давыдов

всё чаще ловить на ошибках. Не смертельно, но максимально неприятно. Посох задевал доспех, разнося его в пыль, достигал остатков комбинезона, сжигая его в секунду, как солому, а оружие всё чаще приходилось использовать для блокирования, а не отведения удара. «Номер один» практически буквально развалился на части, и совсем скоро на нём было пластали меньше, чем костюма, а затем и костюм начал рваться на швы даже не от ударов, а банальной скорости сражения.

Дыхание спёрло, пот водопадом стекал по разгоряченному телу, встречаясь с морозом погоды. У Дарка банально не имелось времени наложить на себя согревающий контур, и это ещё сильнее замедляло его движения и реакцию. В итоге критическая масса сторонних факторов накопилась в самом неприятном для него ключе. Он банально не смог обработать то, что Перловка разбила посох на две части, и атаковала его половинками оружия, взяв по штуке в руку. По привычке «номер один» отпрыгнул в сторону от одного удара, но слишком поздно осознал, что их два. Всё, что он успел — прикрыть тело цепью, которая впитала в себя всю силу богини. Треск — и самое нижнее звено оружия отвалилось от рукояти, после чего рухнуло на лёд.

Не успел Дарк прийти в себя, как Перловка хищно улыбнулась, и наступила на остатки цепи, от чего те лопнули множеством осколков. Не то что бы «номер один» планировал ими воспользоваться, но ровно на этом моменте он осознал, что всё кончено. Уверенность подкрепило то, что пятясь назад Дарк банально поскользнулся на льду и свалился на задницу. Подобный толчок заставил остатки брони свалиться с его тела, полностью оголив его перед миром и Перловкой.

— И-ти-ти, — тихий смешок вышел изо рта Тёмной Лешей. — Похвально, но едва ли достойно. Ну что, у тебя есть какие-то пожелания?

Вот и всё. Его поражение, полное и безоговорочное. Что с того, как долго он держался? Да пусть бы он сдерживал её неделями, глобально бы это ничего не изменило. Слишком слаб и незначителен, чтобы что-то поменять. Стремления человека повторить силу бога… Какая, всё же, наивность. Ты мог создать пантеон с собой во главе, взять крутой титул и имя, но по факту оставался всё таким же смертным — сколь талантливым ни был. И вся эта факада просто рушилась, когда в мир самозванцев приходил «оригинал». Образ, к которому все стремились, но никто не смог даже приблизиться. И плевать, беневолентен ли он, милосерден или же просто стремится высасывать этот мир досуха, пока в нём ещё оставались соки. Ничего не имело значения… И им просто не повезло, что злодеям всегда было легче получить силу.

Дарк достал палочку. Зачем? Почему? Это не имело значения. Чем бы ни были омрачены его мысли, он просто не хотел сдаваться. Пусть он погибнет, помня себя, как героя, чем паршивого труса, опустившего руки, когда всё, что он строил — пошло прахом.

— Ты такой смешной, — сказала Перловка, подходя к Дарку вплотную и садясь перед ним. — Хотя мы, пожалуй, не так уж и сильно отличаемся. Я стремлюсь к самоудовлетворению, и ты делаешь совершенно то же. У тебя просто не выходит, и ты ищешь новые грани, которые позволят тебе испытать те эмоции, что я испытываю каждую секунду своего существования. Но зачем?

Она протянула руки вперёд и обхватила «номера один». Это не ощущалось, как объятья — скорее, как захват, который легко можно было использовать для того, чтобы переломить хребет. Дарк вздрогнул и поднял палочку в воздух. Его глаза упирались в небо… Очищенное от облаков и снега.

— Почему ты просто не пойдёшь по легкому пути, если в результате получишь то же самое? Объясни мне, что ты чувствуешь? — её голос стал медленно меняться. Из ласкового и приторного он стал… Неуверенным. Обезоруженным. Действительно задающим ему вопросы, а не издевающимся перед убийством. — Что ты находишь во всём, что делаешь?

Похоже, он всё-таки победил. По многим причинам. Но сейчас лишь одна из его побед требовала реализации. Та, которая привела к тому, что небо, наконец, очистилось.

— Морте Санта, святая и благая смерть, — закричал Дарк, отправляя сигнал палочкой вверх, — распорядительница жизней и силы, прими эту жертву и даруй моей семье — Маллой — ту, что повинуясь воле твоей, приведёт её к величию!

1.

Разум — самая хрупкая часть человека. Он обрабатывает всё, что поглощает, и навсегда хранит в себе, позволяя влиять на себя и даже управлять собой. Когда человек только родился — он представляет собой ничего больше, чем устройство, которое движется в соответствии с желаниями нервной системы. Желудок просит кушать — кушаем. Мочевой пузырь просит писать — писаем. А когда не получается покушать и пописать — плачем, потому что бессильны, и надеемся, что кто-то иной придёт на помощь. Точнее, «надежды» здесь никакой нет. Устройство на неё не способно. Оно просто хочет этого, и делает.

Поэтому, чтобы перестать быть таким беспомощным, психика начинает адаптироваться. Плохо, конечно, слабенько. Но она делает первые попытки скорректировать себя под внешний мир. Начинает понимать взаимосвязи дальше уровня «покушал» — хорошо, «не покушал» — плохо. Уже можно попросить маму о помощи словами, или, например, убрать игрушки в своей комнате, чтобы тебе купили вкусняшку из магазина. Правда, если что-то идёт не по плану, то хрупкий разум начинает отступать, сдаваться, забывать пройдённое развитие. Рептильный мозг сильнее, он снова закатит истерику, вернёт слёзы, и уж точно не захочет убирать комнату по просьбе мамы. Просто потому что у него были миллиарды лет эволюции, а у разума — всего несколько лет.

И так вот оно идёт достаточно долго. Ребёнок растёт, взрослеет, начинает лучше понимать законы окружающего мира. Поверх его личности нарастают правила этикета, поведения, общения со сверстниками и старшими. Ограничения накладываются на него одно за другим, и та древняя часть его личности, разумеется, против, но её становится чуть легче не слушать. Потому что разум обретает силу. Осуждение окружающих для него больше не пустой звук. Вина становится сильнейшим мотиватором. Почему это происходит? Может, таков стандартный путь любого организма, который «отращивает» в себе способность испытывать эту эмоцию, как выращивает волосы и молочные зубы? Или же это всё-таки последствия подчинения тому фундамента психики, который знает, что вина приведёт к последствиям, а последствия — больно, неприятно, и к удовольствиям не ведут?

А когда ты богиня — могут ли для тебя быть последствия? Способен ли хоть кто-то во всём мире наказать