Робин Хобб - Убийца Шута

— Риддл тоже был ранен? Мне этого не сказали!

Неттл встала. Ее челюсти были сжаты. Однако, когда ей удалось заговорить, голос звучал вежливо.

— Моя леди, полагаю, лечение Скиллом станет лучшим выбором для обоих этих мужчин. Могу ли я отпустить целителей?

Вернулась девушка-подмастерье с ведром горячей воды и несколькими чистыми тряпками, перекинутыми через плечо. Она с сомнением огляделась, но я взял на себя смелость махнуть ей рукой. Сделав неловкий реверанс перед королем, и умудрившись не разлить воду, она поспешила ко мне. Она поставила ведро и аккуратно положила сложенные тряпки в ногах кровати. Затем перевела взгляд с меня на скопление королевских особ. Было ясно, что для нее все в новинку, и она разрывается между реверансами и выполнением своей работы.

— Мой король, прошу вас, я приложу весь свой опыт и знания.

Человек, сказавший это, должно быть, был главным целителем. Я не мог понять, он возражает против отстранения, потому что считает себя достаточно умелым для этой работы, или потому что ему не нравится, что кто-то займет его место. Но я понял, что меня это не волнует, и более того, придворные тонкости совершенно ничего не значили для меня. Пусть целитель оспаривает слова Неттл сколько хочет, я знал, как решится вопрос. Я жестом отпустил девушку, и она с благодарностью отошла в сторону. Я перестал обращать внимание на их благородный спор и приступил к работе.

Смочив тряпку в теплой воде, я осторожно протер лицо Шута. Материя сразу стала коричнево-серой. Я промыл ее и снова провел по его лицу. Густые желтые слезы вновь выступили на его глазах. Я замер.

— Тебе больно? — тихо спросил я его.

— Давно никто не прикасался ко мне так нежно.

— Закрой глаза, — хрипло попросил я его, потому что не мог вынести его слепой взгляд.

Я в третий раз протер его лицо. Грязь цеплялась за каждый шрам. Сухой гной облеплял его веки. Мне хотелось плакать от жалости к нему. Вместо этого я снова прополоскал ткань. Позади меня люди вели спор в крайне вежливой форме. Только очень уж их вежливость походила на бешенство. Мне хотелось повернуться и зарычать, чтобы они все замолчали. Но эта идея была заранее обречена.

Шут оказался сильнее, чем я сначала думал, но тело его было слишком слабо. У него не оставалось запасов. Я привел его сюда в надежде на лечение Скиллом, но пока я медленно протирал сначала одну изуродованную руку, потом вторую, размах повреждений его тела подавил меня. Если мы не восстановим его силы до исцеления, он не выживет. А если мы не вылечим его в самое ближайшее время, он не проживет достаточно долго, чтобы восстановить свои силы. Замкнутый круг. Я рисковал всеми нами, чтобы принести его к исцелению, которое он не перенесет.

Вдруг у моего локтя появилась Кетриккен. Она очень любезно поблагодарила ученицу и отпустила ее. Позади меня стало тихо, и я почувствовал, что Неттл взяла верх. Целители вышли, а группа Скилла собиралась у кровати Риддла. Чейд говорил, что видел такое и раньше и уверял ее, что с Риддлом все будет в порядке: хорошая еда и долгий сон восстановят его силы. Чейд настаивал против воздействия Скиллом, предлагая взамен еду и сон. Риддл отдал сил больше, чем мог себе позволить, но он достаточно сильный, мужественный, и ей не стоит опасаться за него.

Небольшая часть моего разума задавалась вопросом, откуда Чейд знал все это. Он так же безжалостно использовал Олуха? Или осушил Стеди, и ради чего? Позже. Я докопаюсь до сути, но позже. Из своего опыта с будущим королем Верити я знал, что Чейд скорее всего прав. В своей тревоге за Шута я не задумался о возможности так опорожнить Риддла, что оставить его слабоумным, пускающим слюни. Мой друг и помощник моей дочери. Я должен извиниться перед ними обоими. Позже.

Потому что сейчас Неттл подошла к кровати Шута. Она быстро оглядела его, будто рассматривала лошадь перед покупкой. Потом бросила быстрый взгляд на меня, подобно Би, избегая встречаться со мной взглядом. Она заговорила с девушкой, подошедшей к ней сзади.

— Что скажете? — спросила она ее, как учитель ученика.

Девушка перевела дыхание, протянула руки и медленно провела ими на телом Шута, не касаясь его. Шут совсем замер, будто ощутил ее и обиделся, что к нему не притрагиваются. Руки девушки пошли на второй заход. Потом она покачала головой.

— Я вижу старую рану, которую мы можем попробовать залечить. В нем нет каких-то свежих ран, которые могли бы угрожать его жизни. В его теле много странного и неправильного. Но я не вижу необходимости немедленного вмешательства Скиллом. Более того, для такого слабого человека это принесет больше вреда, чем пользы.

Она сморщила нос и фыркнула — первый признак того, что она почувствовала неприязнь к больному. Она стояла, ожидая вердикта Неттл.

— Я согласна, — мягко сказала мастер Скилла. — Вы и другие можете идти. Благодарю вас за то, что пришли так быстро.

— Мастер, — признательно поклонилась ей девушка. Неттл пошла с ней, возвращаясь к постели Риддла, а остальная часть группы Скилла покинула комнату.

Кетриккен пристально разглядывала обезображенного человека на кровати. Прикрыв кончиками пальцев рот, она склонилась над ним. Потом выпрямилась и впилась в меня встревоженным голубым взглядом.

— Это не он, правда? — умоляюще сказала она. — Это не Шут.

Он дернулся, и, когда он открыл слепые глаза, она вздрогнула. Он отрывисто заговорил.

— Был бы здесь… Ночной Волк… он бы… поручился за меня… Моя королева.

— Уже не королева. О, Шут.

В его голосе прозвучало что-то, напоминающее прежние насмешки, когда он сказал:

— Все равно — моя королева. А я до сих пор… ваш шут.

Она изящно села на низкий табурет с другой стороны кровати. Не глядя на меня, она тщательно заворачивала вычурные рукава платья.

— Что случилось с ним? — требовательно спросила она.

Она взяла чистую ткань с изножия кровати, обмакнула ее в воду и без малейшего отвращения подняла его руку и начала протирать ее. Давно похороненные воспоминания всплыли на поверхность моего разума. Королева Кетриккен обмывает тела убитых перекованных, возвращая им человеческий облик, и готовит к погребению. Она никогда не колебалась.

Я тихо заговорил.

— Я мало знаю о том, что случилось с ним. Очевидно, его пытали, и он проделал длинный путь, чтобы найти нас. В беде Риддла виноват я. Я спешил и волновался, и использовал его силу, чтобы перенести Шута через Скилл-колонну. Я никогда раньше не пользовался чужой силой в таких случаях. Вероятно, я взял больше, чем он мог отдать, и теперь я могу только надеяться, что не причинил ему необратимого вреда.

— Моя вина, — тихо сказал Шут.

— Нет, моя. Ты-то в чем виноват? — почти грубо спросил я.

— Сила. От него. Через тебя. Мне, — он вздохнул. — Я должен был умереть. Но не умер. Я чувствую себя сильнее, чем в последние месяцы, несмотря на то… что произошло сегодня. Ты дал мне часть его жизни.

Это было похоже на правду. Риддл не только дал мне силы, чтобы пронести Шута через колонну, он позволил мне взять жизнь, чтобы передать чистую силу Шуту. Благодарность боролась во мне со стыдом. Я взглянул на Риддла. Он не смотрел на меня. Неттл сидела у его кровати на низком табурете, держа его руки в своих. Смогу ли я когда-нибудь погасить этот долг? Думаю, нет.

Я повернулся к Шуту. Он был слеп. Он не мог видеть, как Кетриккен тщательно протирала его кривые пальцы и слезы текли по ее щекам. Эти умные руки с длинными пальцами, которые жонглировали деревянными шариками или шелковыми лоскутами, вытаскивали монетки из воздуха, выразительно изображали сказки, которые он рассказывал. Теперь это были опухшие суставы и сломанные пальцы-палки.

— Это не твоя вина, — тихо сказала Кетриккен. — Мне кажется, Риддл знал, что делает. Он жертвует человеку.

Долгая пауза.

— Он заслужил то, что заработал, — сказала она, но не объяснила, что имеет ввиду. Вместо этого она вздохнула. — Тебе нужно больше, чем это. Тебе нужна горячая ванна, Шут. Ты до сих пор одержим своей личной неприкосновенностью?

Послышался странный звук. Возможно, теперь это был смех Шута.

— Пытки лишают достоинства. От боли можно кричать, умолять, пачкаться. Нет ничего личного, когда враги владеют вами, и не испытывают ни малейших угрызений совести, ни раскаяния в том, что готовятся сделать с вашим телом. Однако, среди моих друзей — да. Я по-прежнему одержим неприкосновенностью. Это как подарок от них. Восстановление малой части достоинства, которое у меня когда-то было…

Это была долгая речь и к концу ее он захрипел.

Кетриккен не спорила, не спрашивала его, сможет ли он сам помыться. Она просто спросила:

— Куда бы ты хотел пойти? В старые комнаты лорда Голдена? Детскую спальню Фитца? Старое логово Чейда?

— Все эти комнаты пустуют? — удивился я.