Eugene - Гимн неудачников

— Мне показалось, или в Илькке не пускают черных магов?

Георгий Шенгер, смотритель кладбища, достал яркую ленту и начал привязывать ее к длинной перекладине.

А на похороны я так и не попал. Ни в качестве зрителя, ни в качестве участника, хоть мне и обещали последнее.

— Я здесь как представитель Города-на-Болотах. Должен же кто-то заниматься скучными бумагами…

— Вас сносят?

— Куда приграничные города денут колдунов? — философски ответил Смотритель, тяжело опираясь на трость и разглядывая надгробие. — Позвольте выразить вам мои соболезнования, Найджел. Я знал вашего приемного отца… Его гибель — большая потеря для всех нас. Он был прекрасным исследователем. Может быть, вы не знаете, но именно он впервые начал изучать умертвий. Проект "Память"…

Вот чур меня, чур. Все Юстины — это клинический случай стохастического распределения вероятностей. Что творят — непонятно, когда и кому за это попадет — тем более.

— Да? Впервые слышу.

Я прижался к дереву щекой, прикрыв глаза и вспоминая тот самый разговор…

…Первое, что я помню — серую фигуру с маской вместо лица, перезвон колокольчиков и теплую ладонь, касающуюся лба. Как будто я вернулся назад во времени, и все, что случилось с тех пор — просто один долгий суматошный и красочный сон. Мне было так уютно и хорошо рядом, я хотел только, чтобы она осталась… Но она ушла, оставив вместо себя пустоту.

Они всегда уходят.

Дни летели за днями. Люди приходили и уходили — слабые тени тех, кого я ждал. До меня доносились их голоса; иногда они спорили, пытались что-то спросить… всего лишь эхо тех, кого я мечтал услышать. Мир уменьшился до размеров комнаты, а потом до уголка волшебного леса — переплетение лиан, цветов и листьев, изумрудный, песочный и красный. Картинка на потолке. Я почти ничего не чувствовал, и только постоянно ныло запястье… А так ничего не менялось — кроме разноцветных отблесков от витража на полу, которые то укорачивались, то вытягивались с бродящим по небу солнцем.

А потом хлопнула дверь, и человек в накинутом белом халате пододвинул к кровати стул и сел, заглядывая мне в лицо:

— Я здесь.

И я проснулся.

О больничных палатах целители Илькке имели свое, довольно оригинальное представление. Начать хотя бы со стрельчатого витражного окна, окрашивающего комнату в яркие цвета, поневоле поднимающие настроение. Тогда я еще не знал, что жители красят стекла, чтобы не сойти с ума от вечной серости. В Городе-у-Горы никогда не бывает солнца.

Стены и потолок кто-то расписал причудливым узором, в изгибах которого легко было потеряться. Чем я, в принципе, и занимался, разглядывая его день за днем в своем странном полусне-полуяви. Мне нравилось здесь, и даже умертвие, клубочком свернувшееся на стуле, притворялось милым и безобидным. И если его сюда пустили, значит, звать на помощь бесполезно.

— "Новая Заря", так?

Град с неохотой кивнул. Это многое, очень многое объясняло. Кого же еще из целителей моя судьба заинтересует больше, чем того, кто заварил всю эту кашу с нулевым уровнем?

— Ну и что это все означает? — я сел, опираясь на подушки, досадуя на то, что тело еле шевелится, и раздраженно оттолкнул капельницу. — Месть за провальный проект?

Он покачал головой:

— Ты никогда не задумывался, Найджел, почему над тобой оформили опекунство только тогда, когда твоя защита едва не рухнула? И почему остался ты один?

Много раз, теперь жалею.

— Белая магия. Вы неспособны выжить без нее, и она же вызывает полную зависимость, стирая личность и лишая собственной воли. Ты поступаешь ровно так, как хотят остальные, — безжалостно сказал целитель. — Ты подчиняешься воле того, кто окажется рядом. Тогда, в лабораториях, ведь Эжен сказал тебе выжить любой ценой?

Я даже не стал отвечать.

— Ход исследований был верен, но нам не нужны были послушные марионетки, обожествляющие создателей. Мы хотели дать вам нормальную жизнь, а не…

— Все, стоп, хватит. Не надо про то, какое я ничтожество.

Умертвие послушно замолчал. Не то, чтобы я слишком уж удивился услышанному. Все логично, но… одно дело, когда ты говоришь себе это сам, и совсем другое, когда окружающие это подтверждают. Почему-то ни слова Эжена, ни Смерти меня не волновали. Поругались, поми… затаили злобу. Град просто констатировал факт, не собираясь меня задеть, и вот это было в три раза обидней.

"Мы хотели сделать шедевр, а получилась халтура". Чудесно.

— Когда нас завалило… Когда нас завалило, никто не знал, где мы и куда отправились. Мы пытались разобрать завал… Но время шло. Никто не знал, где мы, — монотонно произнес Град, рассматривая переплетенные пальцы. — Они не заслуживали таких мучений, и я пожелал, чтобы они умерли. Это была легкая смерть.

Я поежился от его мечтательной улыбки.

— И почему я раньше думал, что жизнь обладает абсолютной ценностью?

— Ты у меня спрашиваешь? — мрачно осведомился я, полностью сбивая настрой.

— Действительно. Перейдем к делу. Я разбудил тебя, чтобы…

— Ты меня разбудил, чтобы спросить, хочу ли я помереть? Еще чудесней.

— …предложить выбор. Если ты откажешься, я навсегда оставлю тебя в покое.

— У меня еще есть альтернатива? Просто фантастика! Помереть самостоятельно, или…

— Я — глава "Новой Зари", — терпеливо напомнил Станислав. — Кое-что удастся сделать, пока до тебя не добрались Мария Энгель и координатор Илькке. Ты не сможешь им солгать, и вряд ли они согласятся терпеть умертвие.

Любопытно, а какая сейчас официальная версия? Судя по тому, что на окнах нет решеток, а нежить сидит здесь, а не в шахтах — далекая от истинной. Нет, стоп. Это он намекает, что способен сделать что-то полезное из моей пропадшей кармы?!

— Ха, допрос невозможен без согласия опекуна. Опекуна. Мда…

Я пристально посмотрел на Града, Град пристально посмотрел на меня. Нет, это плохой вариант. Действительно плохой вариант.

— Выбирай. Чего ты хочешь на самом деле?

Фигня вопрос. Эм… он что, издевается? Можно, я на чем попроще потренируюсь? Я глядел на умертвие и чувствовал, что делаю большую ошибку.

— Совсем забыл, — спохватился он. — Друиды просили тебе передать.

На прикроватный столик перекочевало письмо, банка с яблочным вареньем и сверток из коричневой оберточной бумаги. Все-таки хорошие ребята реньевцы, особенно на расстоянии… Опасливо косясь на стеклянную банку в поисках скрытого подтекста, я потянулся к свертку.

Кулек с шорохом раскрылся, и на одеяло выпал ниморский нож с лезвием из синеватой тусклой стали.

Ветер гудел в лабиринте белых стен и скрипел ветвями, гоняя пыль и блеклые бесцветные листья.