Джо Аберкромби - Прежде, чем их повесят

И так было всегда.

Ферро могла лишь спросить:

— А ты? — Казалось, он раздумывал об этом некоторое время, сердито глядя вдаль и покусывая губу.

— Мне надо вернуться на Север. — Он сказал это нерадостно, даже не глядя на Ферро. — Там есть дело, которое я никогда не должен был бросать. Тёмное дело, которое надо сделать. Думаю, туда я и отправлюсь. Назад на Север, и сведу кое-какие счёты.

Она нахмурилась. Счёты? А кто говорил ей, что нужно нечто кроме мести. А теперь сводить счёты это всё, что ему надо? Лживая сволочь.

— Счёты, — прошипела она. — Ладно.

И это слово царапало язык, словно песок.

Он долго смотрел ей в глаза. Открыл рот, словно собирался заговорить, но так и стоял. На губах застыло слово, одна рука приподнялась в её сторону.

Потом он неожиданно обмяк, выпятил челюсть, повернулся к ней боком и прислонился спиной к поручню.

— Ладно.

Вот так просто всё между ними закончилось.

Ферро насупилась и отвернулась. Яростно сжала кулаки и почувствовала, как сильно ногти врезаются в ладони. Она проклинала себя, горько ругала. Почему она не могла сказать другие слова? Всего лишь вздох, всего лишь форма губ, и всё бы изменилось. Это было бы так просто.

Только Ферро не могла так, и знала, что никогда не сможет. Гурки убили в ней эту часть, далеко отсюда и давно, и оставили её мёртвой внутри. Она была дурой, что надеялась, и в душе знала это всё время. Надежда для слабых.

Ищейка и Доу, Тул и Молчун, Вест и Пайк. Они вшестером стояли в кругу и смотрели на две кучки холодной земли. Ищейка видел, что внизу в долине Союз хоронит своих мертвецов. Сотнями, в ямах по дюжине за раз. В общем, это был плохой день для людей и хороший для земли. Как всегда после битвы. Только земля побеждает.

Трясучка и его карлы стояли за деревьями, склонив головы, и хоронили своих. Уже двенадцать в земле, и ещё трое ранены так тяжело, что, скорее всего, до конца недели отправятся следом. Ещё один потерял руку — может выживет, может нет, зависит от удачи. Удачи в последнее время было маловато. Почти половина от их числа умерла за день работы. Смело с их стороны остаться после такого. Ищейка слышал их слова. Печальные слова, и гордые, за павших. Какими они были хорошими людьми, и как хорошо сражались, и как их будет не хватать, и всё такое. Как всегда после битвы. Слова для мёртвых.

Ищейка сглотнул и снова посмотрел на свежевскопанную землю у своих ног. Копать — тяжёлая работа, на холоде, и земля сильно промёрзла. Но всё же лучше копать, чем быть закопанным, как сказал бы Логен, и Ищейка считал, что так оно и есть. Он только что похоронил двоих человек, и две части самого себя вместе с ними. Катиль глубоко под землёй, вытянувшаяся, белая, холодная, и никогда уже не будет тёплой. Тридуба неподалёку от неё, и его сломанный щит у него на коленях, а меч в руке. Ищейка положил в грязь две надежды — надежды на будущее, и надежды из прошлого. Теперь всё кончено, никогда не исполнится, и они оставили в нём пустоту и боль. Как всегда после битвы. Надежды в грязь.

— Похоронены там, где умерли, — тихо сказал Тул. — Это правильно. Это хорошо.

— Хорошо? — рявкнул Доу, злобно глядя на Веста. — Хорошо, да? Самое безопасное место во всей битве? Самое безопасное, так ты им сказал? — Вест сглотнул и с виноватым видом опустил взгляд.

— Ладно, Доу, — сказал Тул. Ты отлично знаешь, что его нечего за это винить, да и кого угодно. Это битва. Люди умирают. Тридуба хорошо это знал, как никто другой.

— Мы могли быть где-нибудь в другом месте, — проворчал Доу.

— Могли бы, — сказал Ищейка, — но не были, вот и всё. Ничего не изменить, так ведь? Тридуба мёртв, девчонка мертва, всем и так плохо. Не надо добавлять ничего к этому грузу.

Доу сжал кулаки и глубоко вздохнул, словно собирался выкрикнуть что-то. Потом выдохнул, его плечи обвисли, и голова поникла.

— Ты прав. Теперь уже ничего не поделаешь.

Ищейка протянул руку и коснулся Пайка.

— Хочешь сказать что-нибудь за неё? — Обожжённый человек посмотрел на него, потом покачал головой. Он был не силен в разговорах, и Ищейка не мог винить его. Вряд ли Весту есть что сказать, так что Ищейка прокашлялся, поморщился от боли в рёбрах и постарался сказать сам. Кто-то же должен.

— Эта девушка, что здесь похоронена, Катиль её звали. Не могу сказать, что долго знал её, да и вообще… Но то, что знал, мне нравилось… если это чего-то стоит. Не много, наверное. Не много. Но у неё был характер, наверное, все это видели по пути на север. Переносила холод и голод, и всё остальное, и никогда не ворчала. Хотел бы я знать её получше. Хотел бы, но… ну, не часто получаешь то, чего хочешь. Она не была одной из нас, на самом деле, но умерла с нами, так что, наверное, все мы гордимся, что она в земле вместе с нашими.

— Ага, — сказал Доу. — Гордимся.

— Точно, — сказал Тул. — Земля всех принимает одинаково.

Ищейка кивнул, глубоко и неровно вздохнул, и выдохнул.

— Кто-то хочет сказать за Тридубу?

Доу дёрнулся и посмотрел на сапоги, переминаясь на грязи. Тул, моргая, смотрел в небо, и казалось, что в его глазах стоят слёзы. Ищейка и сам едва не всхлипывал. Он знал, что если бы ему пришлось говорить ещё одно слово, то он разревелся бы, как дитя. Тридуба нашёл бы, что сказать, но в этом-то и состояла проблема — его больше не было. Похоже, ни у кого не находилось слов. Тогда Молчун сделал шаг вперёд.

— Рудда Тридуба, — сказал он, оглядывая всех, одного за другим. — Скала Уфриса, как его называли. По всему Северу не было имени громче. Великий боец. Великий вождь. Великий друг. Вся жизнь в битвах. Он стоял лицом к лицу с Девятью Смертями, а потом плечом к плечу с ним. Никогда не выбирал лёгкий путь, если считал, что тот неправильный. Никогда не отступал из боя, если думал, что надо сражаться. Десять лет я стоял с ним, ходил с ним, сражался с ним по всему Северу. — На его лице появилась улыбка. — И не жалуюсь.

— Хорошие слова, Молчун, — сказал Доу, глядя вниз на холодную землю. — Хорошие слова.

— Таких, как Тридуба, больше не будет, — пробормотал Тул, вытирая глаз, словно в него что-то попало.

— Ага, — сказал Ищейка. Это всё, что он смог выдавить.

Вест повернулся и с трудом пошёл по лесу, сгорбив плечи, и не сказав ни слова. Ищейка видел, как на его лице ходят желваки. Винит себя, скорее всего. По опыту Ищейки, люди очень любят это делать, когда другие умирают, а Вест, похоже, как раз из таких. Пайк пошёл за ним, и они оба прошли мимо Трясучки, который направлялся в другую сторону.

Он встал перед могилами и хмуро посмотрел вниз, волосы висели вокруг его лица. Потом он поднял взгляд.