Гай Кей - Поднебесная

— У меня есть несколько дней пути, чтобы ответить и на этот вопрос. Чтобы дать тебе понять, как ты радуешь мой взгляд.

— Правда? — спросила она.

Он кивнул:

— Ты вызываешь у меня желание всегда быть рядом с тобой.

Она подошла и встала возле него на изогнутом аркой мосту — совсем близко. И сказала:

— Пожалуйста, покажи мне моего коня и отвези меня домой.

И они поскакали вместе под луной, на юг вдоль реки от Чо-фу-Са.

Иногда даже той единственной жизни, которая нам дана, бывает достаточно…

У легенд много нитей — меньших, больших. Случайная фигура одной истории переживает драму и страсть своей жизни и смерти.

В то время жестокого восстания в Катае, под угрозой насилия войны и голода, один юный каньлиньский воин ехал назад той самой весной из далекой Сардии. Он вез письмо от женщины к мужчине и историю, которую хотел с гордостью рассказывать.

Он уцелел во время обратного путешествия по пустыням, но был убит ради оружия, коня и седла, попав в засаду к северо-западу от Чэньяо по пути из крепости у Нефритовых Ворот. Бандиты обшарили его седельные сумки, забрали все ценное и разделили. Даже подрались из-за мечей, которые были великолепны. Также они поспорили, продать ли коня или убить его и съесть. В конце концов его съели. А письмо выбросили, и оно валялось в пыли, пока его не унес ветер…

Можно было предположить, что со смертью Рошаня восстание закончится. Это была обоснованная надежда, но она не сбылась.

Его сыну, Ань Рону, очевидно, понравилось быть императором. Он продолжал утверждать волю Десятой династии на востоке и северо-востоке, изредка вторгаясь на юг.

Ань Рон унаследовал отцовскую храбрость и аппетит, а также не уступал ему в жестокости, но у него и близко не было опыта Рошаня при дворе и вокруг него, и он не умел управлять своими собственными солдатами и офицерами. В его возрасте он и не мог иметь этих навыков, придя к власти так, как он пришел. Но объяснения только объясняют, они не предлагают средств исправить положение. Ань Рон оказался неспособным добиться согласованности или координации между отдельными группировками в руководстве мятежников. Это могло подготовить их поражение и возвращение мира в Катай, но увы — времена хаоса часто рождают еще больший хаос, и восстание Ань Ли подсказало другим возможность достичь своих целей среди этого хаоса.

Многие из военных губернаторов, префектов, предводителей разбойников и некоторые народы на западных и северных границах решили, независимо друг от друга, что час их славы пробил. Наступил момент возвыситься больше, чем они могли за десятилетия богатства и могущества Катая при императоре Тайцзу.

Тайцзу молился и горевал (как говорили) на юго-западе, за Большой рекой. Его сын вел войну на севере, призывая солдат из приграничных крепостей, вербуя союзников и добывая коней.

Когда дракон на свободе, появляются волки. Когда выходят волки войны, начинается голод. Годы восстания — а точнее, восстаний — привели к голоду такого масштаба, который не имел аналогов в истории Катая. Так как все мужчины, от безбородых четырнадцатилетних подростков до едва стоящих на ногах стариков, были насильно призваны в ту или иную армию по всей империи, не осталось фермеров, чтобы пахать и убирать просо, ячмень, пшеницу, рис.

Людей косили болезни. Жители империи не могли платить почти никаких налогов на продукты или землю, как бы ни свирепствовали сборщики. Некоторые районы, так как война катилась то туда, то сюда по их земле, сталкивались с необходимостью платить налоги двум или даже трем разным отрядам сборщиков. А так как армии нужно было кормить — иначе они сами могли взбунтоваться, — какая еда могла достаться женщинам и детям, оставшимся дома?

Если сам дом еще остался. Если дети выжили. В те годы детей продавали ради еды или продавали в качестве еды. Сердца ожесточались, сердца разбивались…

Один поэт-мандарин, переживший те годы, написал известную элегию о призванных на войну фермерах и их семьях. Он оглядывался на то черное время, после того как в третий и последний раз покинул двор и удалился в свои загородные поместья.

Он не входил в число великих поэтов Девятой династии, но его признавали искусным мастером. Известно, что он был другом Сыма Цяня, Изгнанного Бессмертного, а позже — также не менее прославленного Чань Ду. Он писал:

Со временем восстание закончилось. Истина в том, — это поняли и этому учат историки, — что почти все когда-нибудь заканчивается.

Но с этим не могли так легко примириться на сожженных, заброшенных фермах и в деревнях по всему Катаю в те годы. Мертвых нельзя успокоить или вернуть обратно при помощи философского взгляда на события.

Император Шиньцзу вернул себе Синань, ненадолго снова потерял его, потом захватил во второй раз и уже не отдал. Генерал Сюй Бихай опять занял перевал Тэн и отражал все набеги с востока. Дворец Да-Мин восстановили, пусть и не до того состояния, в каком он был прежде.

Отец императора умер и был похоронен в гробнице возле Ма-вая. Драгоценная Наложница, которую звали Цзянь, уже лежала там, ожидая его. И императрица — тоже.

Люди начали возвращаться в столицу и в свои деревни и на фермы или в новые, потому что множество людей погибло и осталось много бесхозной земли.

Постепенно возродилась торговля, хоть и не по Шелковому пути. Теперь он стал слишком опасным, ведь гарнизоны за Нефритовыми Воротами стояли пустыми.

В результате письма с запада, из таких мест, как Сардия, не доходили. Не приезжали танцовщицы и певицы. И уж конечно, военные курьеры уже не доставляли по имперским дорогам плоды личи с далекого юга в самом начале сезона. В те годы — нет.

Сам Ань Рон был убит двумя его же генералами, что можно было предвидеть. Эти двое поделили между собой северо-восток, подобно древним полководцам, оставив все имперские амбиции. Десятая династия закончилась, испарилась, как не бывало.

Число десять считалось несчастливым в Катае еще долго после этих событий, на протяжении многих поколений, которые понятия не имели почему.

Один из двух мятежных генералов принял предложение об амнистии императора Шиньцзу в Синане и выступил против второго, присоединившись к императорской армии в победоносном сражении у Длинной стены, недалеко от горы Каменный Барабан. Во время этого сражения двести кавалеристов, четыре дуй на сардийских конях, сыграли сокрушительную роль, промчавшись по полю боя с левого фланга до правого и обратно с такой быстротой и силой, о которой другие всадники могли только мечтать.