Мервин Пик - Мальчик во мгле

– Он не из наших!

А это чей еще голос? Чей он такой? Не их и уж точно не Агнца!

Двое полускотов вскочили и озирались, пока взгляды их не уперлись в Мальчика. Глаза его были открыты, и в полутьме казалось, что они настороженны и внимательны, как глаза идущего по следу охотника. В лице Мальчика ни единый мускул не двигался, хоть живот его и сводило от испуганных предвкушений.

С самого начала, с той минуты, когда Козел обратился к нему с приветствием, Мальчик кусочек за кусочком складывал мерзкую, фантастическую, нечестивую картину. Странный ужас пропитывал все это гнусное место, однако ныне Мальчик знал, что ужас – лишь фон для не имеющего названия преступления. Разрозненные фразы, слово там, восклицание здесь слишком ясно давали понять, что его ожидает жертвенное заклание.

И тем не менее в сердце Мальчика крылся осколок гранита. Нечто непреклонное. Да и в голове тоже имелось кое-что. А именно: мозг.

Мозг затрудняется работать искусно, когда ладони мокры от пота, а желудок выворачивают страх и тошнота. Но с упорством просто-напросто яростным Мальчик повторял и повторял: «Он не из наших!»

Губы Гиены раздвинулись, показав в ошеломленном оскале мощные зубы. Могучее тело, казалось, вибрировало под белой рубашкой. Руки вцепились одна в другую, словно сойдясь в смертельной схватке. Что до Козла, тот подскользнул к коллеге и вперился в Мальчика глазами цвета лимонной кожуры.

– Из наших? Сама эта мысль абсурдна, джентльмены. Уж нас-то какому-то бяшке не провести.

Мальчик почти вплотную подполз к ошалелой паре, приложил палец к губам и начал в совершенном безмолвии складывать ими слова.

– У меня для вас есть великая новость, – промолвил он. – Не спускайте глаз с моих губ… Вы станете подлинными Царями! Ибо у вас есть характер, джентльмены, у каждого свой. Есть головы, есть мускулы, есть возможности, и, что важнее всего, есть воля добиться…

– Воля добиться чего? – спросил Гиена, с такой силой выплюнув коленную чашечку, что та ускакала во мрак, точно монета.

– Воля добиться свободы. Свободы обратиться в Царей… – ответил Мальчик. – Ах, какую вам это сослужит службу, джентльмены.

– Что сослужит? – спросил Козел.

– Ну как же, ваша красота, разумеется.

Долгое молчание, двое скотов вглядываются в Мальчика, и пакостный свет разгорается в их глазах. Мальчик встал.

– Да, ты прекрасен, – сказал он. – Взгляни на свои руки, пятнистые и длинные, точно дубы. Взгляни на гнутую спину. Она подобна вздымающейся буре. Взгляни на обритые челюсти, крепкие, как смерть, – и на длинную морду – ах, джентльмены, разве все это не очаровательно? Взгляни на белую, точно пена, рубашку, на полночную гриву. Взгляни на…

– А на меня чего ж никто не глядит? – спросил Козел. – У меня вон глаза желтые.

– К чертову дьяволу твои желтые зенки, – с яростью выговорил беззвучно Гиена и повернулся к Мальчику. – Что ты там сказал насчет «Царей»?

– Не все сразу, – ответил Мальчик. – Нужно иметь терпение. Ныне день надежды и буйной мести. Не прерывай меня. Я посланец другого мира. Я принес вам золотые слова… Слушайте! – сказал Мальчик. – Там, откуда явился я, нет более страха. Но есть рев, и завывание, и треск костей. А иногда безмолвие, в котором пред вами, развалившимися на тронах, пресмыкаются ваши рабы.

Гиена с Козлом оглянулись на занавешенный вход в святилище Агнца. Их явно томило смущение. Но и волнение тоже, и раболепство, хотя о чем толковал им Мальчик, они покамест не поняли.

– И как только вы тут живете! – продолжал тот. – Это – места для червей, не для сынов человеческих. Но даже черви, и нетопыри, и пауки не суются сюда. Ибо здесь – дом лизоблюдов, рабов и льстецов. Не лучше ли жить на свободе, в великолепии, там, где вы, сударь, – теперь он обращался к Козлу, – сможете зарыть вашу роскошную голову в белую пыль, а вы, – это уже к Гиене, – вырезать себе дубину, да, и поработать ею. И ах! Полные мозга кости для ваших яростных челюстей, нескончаемые мозговые кости. Я же пришел, чтобы отвести вас в те края.

Снова два взволнованных зверя оглянулись туда, где, точно белое изваяние, с тусклой пеленой на глазах, сидел за завесами Агнец.

Однако привычку многих лет не так-то легко избыть, и лишь когда Мальчик углубился в подробности насчет того, куда он собирается их отвести, да где они заживут, да как будут выглядеть их золотые троны и сколько рабов станет прислуживать им, и в сотни иных вещей, только тогда осмелились они упомянуть об Агнце: и то потому лишь, что Мальчик неприметно для них, обманом, заставил обоих признаться в их страхах. Он не дал им и минуты, чтобы опомниться, но толчками вел их умы от утверждения к утверждению, от вопроса к вопросу, пока не только не зачаровал обоих риторикой, но и не разбередил в их телах язву мятежа – ибо обоих Агнец по временам запугивал до смерти, и только ужас удерживал их при нем.

– Джентльмены, – сказал Мальчик. – Вы способны помочь мне, я способен помочь вам. Я могу дать вам власть под светом солнца. Могу дать пустыни и зеленые пустоши. Я могу вернуть вам то, что было вашим, прежде чем он исковеркал право, данное вам от рождения. А вот о том, что можете вы дать мне. Сказать вам?

Гиена приблизился к Мальчику, и что-то еще более жуткое, чем прежде, проступило в изгибе его спины. Подойдя совсем уж вплотную, он придвинул длинную, обритую образину к лицу Мальчика, и тот увидел в глазах зверя свои отражения – и увидел также, что зверя трясет от страха.

– Что можем мы дать тебе? – безмолвно спросил Гиена, и следом, точно быстрое эхо:

– Что это, дорогуша? – спросил Козел. – Скажи твоим…

Фразы он так и не закончил, потому что воздух наполнился голосом Агнца, и все трое, услышав его, повернулись к завесам и увидели, как те разделяются, и некто семенит меж ними – некто неестественно белый.

От протяжного блеянья шерсть на спине и руках Гиены встала дыбом, а Козел так и вовсе закоченел на месте. Было что-то цепенящее в этой невинной на слух ноте – что-то лишенное для Мальчика смысла, потому что он не изведал мучений, которые неизменно за нею следовали. Но для Козла с Гиеной все было иначе. У них имелись воспоминания. Они о мучениях знали достаточно.

Впрочем, одно Мальчик понял, а именно: двое скотов, наполненных мутью жалкого страха, теперь для него решительно бесполезны, но точно так же – и для своего хозяина.

Мальчик не мог знать, что гнев, изливаемый блеяньем, пробужден пустотою стола. Где пир? Пир, во время которого Агнец намеревался начать покорение целенького человеческого отродья? Где его отвратные прихвостни?

И когда он, Агнец, проходил с высоко поднятой головой, с телом, искрящимся, точно иней, сквозь завесу, он в то же время вслушивался настороженными ушами, внюхивался расширенными ноздрями и немедля учуял благоуханье Гиены.