Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят

И так было всегда.

Ферро лишь спросила:

— А ты?

Логен ненадолго задумался, сердито кусая губу.

— Мне нужно возвращаться на Север. — Он сказал это невесело, не глядя на нее. — Там у меня есть дело, которое я не должен был бросать. Черная работа, которую кто-то должен делать. Вот туда я и отправлюсь. Обратно на Север, сводить старые счеты.

Она нахмурилась. Счеты? Недавно он говорил ей, что человеку нужно нечто большее, чем мщение. А теперь все, что ему нужно, это свести счеты? Лживая мразь.

— Счеты, — прошипела она. — Хорошо!

И это слово показалось ей горьким, как песок.

Логен поглядел ей прямо в глаза и долго не отрывал взгляда. Он открыл рот, словно хотел заговорить, но так и остался с застывшим на губах словом, с наполовину протянутой к ней рукой.

Затем он внезапно обмяк, выставил вперед подбородок, повернулся к Ферро плечом и снова прислонился к поручню.

— Хорошо.

Вот с такой легкостью между ними все было кончено.

Ферро бросила сердитый взгляд и повернулась, чтобы уйти. Она стиснула кулаки и почувствовала, как ногти впились в ладони. Она ругала себя, горько ругала. Ну почему она не смогла произнести другие слова? Набрать в грудь воздуха, по-другому сложить губы — и все бы изменилось. Это так просто!

Но Ферро не была на такое способна и знала, что никогда не будет. Гурки убили эту часть ее существа много лет назад, за много миль отсюда — убили и оставили ее мертвой. Глупо было надеяться. Сердцем она чувствовала это всегда.

Надежда — это для слабых.

Ищейка и Доу, Тул и Молчун, Вест и Пайк. Шестеро. Они стояли кружком, глядя на две кучки холодной земли. Внизу, в долине, союзники тоже хоронили своих мертвых, Ищейка видел это: сотни трупов, в ямах на дюжину человек каждая. Это был плохой день для людей и хороший для земли. Как всегда после битвы. Выигрывает только земля.

Трясучка и его карлы стояли неподалеку за деревьями, они склонили головы — хоронили своих. Двенадцать уже в земле, еще трое ранены так тяжело, что, скорее всего, умрут до конца этой недели, и еще один, потерявший руку, — неизвестно, выживет он или нет, как повезет. Везло в последнее время немногим. Почти половина людей погибла за один день. Ребята проявили смелость, когда остались с ними после этого. Ищейка слышал их слова — печальные и достойные, предназначенные для павших. Вы были хорошими людьми, вы хорошо сражались, вас будет не хватать, и все такое. Как всегда после битвы. Слова для мертвых.

Ищейка сглотнул и снова перевел взгляд на разрытую землю у себя под ногами. Тяжелая это работа, копать на холоде, мерзлая земля тверда как камень. И все же лучше копать, чем быть зарытым, как сказал бы Логен, и здесь он был прав. Ищейка только что закопал двоих человек, а вместе с ними две части себя самого. Катиль лежала под наваленной сверху землей, неподвижная, белая и холодная; больше никогда ей не будет тепло. Подле нее — Тридуба с разбитым щитом на коленях и мечом в руке. Две надежды Ищейка положил вместе с ними в грязь — надежду на будущее и надежду из прошлого. Теперь все кончено, а ему остались лишь пустота и боль. Как всегда после битвы. Надежды вернулись в грязь.

— Похоронены там, где умерли, — тихо произнес Тул. — Это правильно. Это хорошо.

— Хорошо? — гаркнул Доу, свирепо глядя на Веста. — Хорошо, вот как? Самое безопасное место во время сражения? Самое безопасное место, так ты им говорил?

Вест опустил взгляд с виноватым видом.

— Ладно тебе, Доу, — сказал Тул. — Ты сам знаешь, что его нельзя винить за это, и никого нельзя. Это же битва. В битве люди умирают. Тридуба хорошо это знал.

— Мы могли бы быть в другом месте, — прорычал Доу.

— Могли бы, — сказал Ищейка, — но не были, вот и все дела. Теперь ничего не изменить, верно? Тридуба мертв, и девчонка мертва. Всем и так тяжело, незачем что-то добавлять к этой ноше.

Доу стиснул кулаки и набрал в грудь воздуха, словно собирался закричать. Потом выдохнул, его плечи поникли, голова опустилась.

— Ты прав. Теперь ничего не поделать.

Ищейка протянул руку и тронул Пайка за рукав.

— Хочешь что-нибудь сказать о ней?

Обожженный арестант поднял на него взгляд, потом покачал головой. Ищейка уже понял, что Пайк не мастак говорить, и не мог его винить. Вест, похоже, тоже не собирался раскрывать рот, так что Ищейка откашлялся, морщась от боли в ребрах, и попытался сам. Кто-то должен это сделать.

— Девушка, которую мы здесь похоронили, — ее звали Катиль. Не могу сказать, что давно ее знал и все такое… Но то, что я знал, мне нравилось… если можно так сказать. Я не особенно хорошо ее знал. Не особенно. Но она была сильная. Думаю, мы все это заметили, пока шли на север. Она терпела холод и голод, никогда не жаловалась. Жалко, что я не узнал ее получше. Я надеялся… Но что тут говорить? Нечасто получаешь то, на что надеялся. Она не была одной из нас, но она умерла среди нас, так что, думается мне, мы с гордостью положим ее в землю вместе с нашими людьми.

— Точно, — сказал Доу. — С гордостью положим.

— Это верно, — произнес Тул. — Земля принимает всех одинаково.

Ищейка кивнул и прерывисто вздохнул.

— Кто-нибудь хочет сказать про Тридубу?

Доу вздрогнул и опустил взгляд на свои сапоги, переступая по грязи. Тул, моргая, глядел в небо, и глаза у него, похоже, были на мокром месте. Вообще-то Ищейка и сам готов был заплакать. Он знал, что если скажет еще хоть слово, то разревется как ребенок. Тридуба нашел бы правильные слова, но его больше не было, в том-то все и дело. Похоже, говорить не мог никто. Тогда вперед шагнул Молчун.

— Рудда Тридуба, — проговорил он, оглядывая их всех, одного за другим. — Камень Уфриса, так его называли. На всем Севере не было более славного имени. Отличный боец. Отличный вождь. Отличный друг. Всю жизнь провел в сражениях. Он дрался с Девятипалым лицом к лицу, потом сражался с ним бок о бок. Никогда не выбирал легкий путь, если видел, что этот путь неправильный. Никогда не уходил от боя, если видел, что надо драться. Я был рядом с ним, ходил рядом с ним, дрался рядом с ним десять лет, по всему Северу — Тут Молчун улыбнулся. — Мне не на что жаловаться.

— Хорошие слова, Молчун, — проговорил Доу, по-прежнему глядя вниз на промерзшую землю. — Хорошие слова.

— Таких, как Тридуба, больше не будет, — пробормотал Тул, протирая глаз, словно туда что-то попало.

— Точно, — сказал Ищейка. Это все, что он смог из себя выдавить.

Вест повернулся и побрел прочь между деревьями, сгорбившись, так что голова ушла в плечи. Он не произнес ни единого слова. Ищейка видел, как на его скуле вздуваются желваки. Винит себя, скорее всего. Люди часто это делают, когда кто-то умирает, и Вест, похоже, был как раз из таких. Пайк двинулся за ним, и они вдвоем обошли Трясучку — тот поднимался по склону навстречу.