Скотт Линч - Красное море под красным небом

— Конечно, знаком, — ответил Локки. — По отношению к мебели, не картинам.

— Конечно, они встречаются гораздо реже, но никаких сомнений быть не может. Я сам никогда не видел оригиналы этих десяти картин, господа, но тут есть явные несоответствия в пигменте, характере мазков кисти и общем состоянии поверхности. Это не подлинные образцы талатрийского барокко.

Жеан воспринял новость спокойно. Сложив перед собой руки, он не прикасался к чаю. Локки почувствовал горечь в горле.

— Объясните, — сказал он, стараясь держать себя в руках.

Крелл вздохнул: собственное разочарование обострялось сочувствием к клиентам.

— Вот смотрите, — сказал он, осторожно сворачивая одну из украденных картин — «Вельможи Теринского Трона на играх гладиаторов принимают последнее приветствие смертельно раненного бойца». — Тот, кто изготовил эти копии, большой мастер, фантастически терпеливый и искусный художник. Такая работа требует сотни часов и обязательного доступа к оригиналу. Очевидно… джентльмен, у которого вы получили эти картины, опасался выставлять их на обозрение. Готов поставить свой дом со всем его содержимым, что картины у него в хранилище.

— Но… несоответствия? Откуда вы знаете?

— Художники, которым покровительствовал двор последнего периода Теринского Трона, умели ставить тайные знаки, которые отличали их работы от тех, что делались по заказу других, менее влиятельных властителей. Этот факт не был известен за пределами императорского дворца до самого падения империи. На своих полотнах избранные талатрийские мастера сознательно допускали небольшой изъян в углу картины, писали мазками, которые по фактуре, размеру и направлению отличались от всех остальных. Несовершенство, провозглашающее совершенство, так сказать. Как мушка, которая так нравится некоторым вадранцам у их женщин.

— И вы определяете это с первого взгляда?

— Я абсолютно уверен, что ни на одной из картин нет таких знаков.

— Проклятие, — сказал Локки.

— Я думаю, — сказал Крелл, — художник, создавший эти копии — или его заказчик, — так восхищался творениями мастеров, что сознательно не стал повторять их знак.

— Что ж, это… утешает.

— Я понимаю, вам нужны дополнительные доказательства, мастер Фервайт. К счастью, они еще наглядней. Во-первых, ввиду состояния алхимии четыреста лет назад такая яркость красок невозможна. Яркость оттенков говорит о современном изготовлении. Наконец, и это самое убедительное, на этих работах нет признаков старения. Ни тонких трещин на поверхности красочного слоя, ни обесцвечивания под влиянием плесени или солнечных лучей, ни вкраплений дыма в лаковый слой. Плоть этих картин так же отличается от оригиналов, как лицо десятилетнего мальчика от моего. — Крелл печально улыбнулся. — Я состарился до очень заметного предела. А они нет.

— Так что это означает для нашего договора?

— Я понимаю, — заговорил Крелл, усаживаясь за стол и кладя картину, — что вам стоило значительных трудов получить даже эти факсимиле у… джентльмена в Тал-Верраре. Я очень благодарен вам и восхищен.

Жеан фыркнул и уставился в стену.

— Ваша благодарность, — сказал Локки, — и ваше восхищение, пусть искренние…

— Не заменят оплаты, — закончил Крелл. — Я не столь наивен, мастер Фервайт. За эти десять картин я могу предложить вам две тысячи солари.

— Две? — Локки сжал ручки кресла и наклонился вперед. — Мы говорили о сумме в пятьдесят тысяч, мастер Крелл!

— И я бы с радостью отдал эту сумму за оригиналы, — ответил Крелл. — У меня в далеких державах есть покупатели, интересующиеся подлинными артефактами периода Последнего Расцвета, которых совершенно не волнует… возможное недовольство джентльмена из Тал-Веррара.

— Две, — бормотал Локки. — Да мы просадили в Солнечном Шпиле куда больше. Вы нам предлагаете две тысячи солари за два года работы?

— Нет, — Крелл переплел пальцы, — только за десять картин. Как я ни сожалею о перенесенных вами испытаниях, в договоре это не предусмотрено. Я плачу за товар, а не за способ его приобретения.

— Три тысячи, — сказал Локки.

— Две с половиной, — ответил Крелл, — и ни сентирой больше. Я найду на них покупателей. Каждая из этих копий все равно уникальна, стоит сотни солари и достойна обладания и демонстрации. Возможно, когда пройдет достаточно времени, я смогу продать их тому самому джентльмену из Тал-Веррара, утверждая, что купил их в далеком городе. Не сомневаюсь, он щедро заплатит. Но если вы не согласны с моей ценой… отнесите их на рынок или в таверну.

— Двадцать пять сотен, — сказал Локки. — Да пошло оно все в ад!

— Я полагаю, в свое время так и будет, мастер Фортрайт. Но сейчас я жду вашего решения. Вы принимаете мое предложение?

— Двадцать пять сотен, — в пятнадцатый раз повторил Локки в карете, увозившей их на пристань Вел-Вираззо. — Не могу поверить!

— Это больше того, что есть у большинства людей, — сказал Жеан.

— Но не то, что я обещал. Прости, Жеан. Я опять облажался. Десятки тысяч, говорил я. Огромные суммы. Это будет итог нашей игры. Купим лашанское дворянство. Боги небесные! — Он сжал руками голову. — Покровитель Воров, почему ты не прислушался ко мне?

— Это не твоя вина, — сказал Жеан. — Мы все делали вместе. Все прошло, как мы планировали. Просто… все было неправильно. Мы не могли этого знать.

— Дерьмо, — сказал Локки.

Карета пошла медленнее, потом со скрипом остановилась. Слуга со стуком опустил подножку, и дверца открылась в свет дня. В карету ворвались запах моря и крики чаек.

— Ты… не передумал? — Не получив ответа, Локки прикусил губу. — Знаю… она должна была быть с нами. Можем обо всем забыть, оставить как есть, сесть в карету…

— Со мной все в порядке, — сказал Жеан. Он показал на джутовый мешок, лежавший у сиденья Локки. В мешке что-то шевелилось. — К тому же на этот раз мы не забыли взять с собой кошку.

— Да. — Локки коснулся мешка и улыбнулся в ответ на нападение изнутри. — Но все же ты…

Жеан уже встал, чтобы выйти из кареты.

— Мастер Фервайт! Как приятно наконец познакомиться! И ваш… мастер…

— Каллас, — сказал Локки. — Таврин Каллас. Простите моего друга, у него был тяжелый день. Давайте закончим дело.

— Конечно, — ответил владелец частного яхт-клуба Вел-Вираззо. Здесь владельцы всех значительных семейств города — их можно было сосчитать, не загнув все пальцы обеих рук, — под сильной охраной держали яхты и прогулочные баржи.