Илона Эндрюс - Магия скорбит

Штырь даже не шевельнулся.

— Дай я.

Рафаэль схватился за стержень, жилы выступили на лице. Секунда — и стержень вылетел из пола. Рафаэль взвалил тело себе на плечо, цепь зазвенела следом — ей ничего другого не оставалось.

Поездка через город заняла у нас три часа. Мы ехали через развалины промышленных зон, оставив позади Атланту. Потом развалины сменились лесами, дорога стала ухабистой. Оба мы молчали. Труп, завернутый в одеяло и лежащий на заднем сиденье, не располагал меня к разговорам, а Рафаэль весь ушел в свои мысли.

Нас обвевал холодный ветерок. Большая, широкая ночь шевелилась запахами. Высоко в небе сияла звездная россыпь, безразличная к нам и нашим мелким заботам.

Через полчаса мы свернули на боковую дорогу, уходящую в густой лес. Грунтовое полотно вильнуло, и за поворотом открылся большой сельский дом. Дом буд. Обычно здесь кипит жизнь: лес патрулируют дозорные, ветер доносит безумный смех, и к нему примешиваются стоны и рычание сексуальной разрядки. Но сейчас все было тихо. Рафаэль объяснил, что все уехали, давая тете Би горевать в уединении, но до меня не дошло, пока я сама не увидела.

На крыльце нас ждала женщина — стояла, сложив руки под грудью. Полная, средних лет, волосы завязаны в пучок на макушке. Обычно довольное лицо изборождено морщинами заботы. Она была похожа на очень молодую бабушку, только что сообразившую, что школьный автобус внука опаздывает на десять минут.

Мы припарковались. Рафаэль выпрыгнул и бережно поднял тело Алекса. Белые волосы отчима рассыпались по мохнатой руке. Тетя Би молча смотрела, как монстр, который был ее сыном и моим возлюбленным, несет к ней тело ее любовника. Из чудовищной пасти выкатилось одно слово:

— Мама…

У тети Би задрожали губы, она прислонилась к столбу крыльца. Плечи затряслись, она закрыла рот рукой, на глазах выступили слезы. Но она даже не всхлипнула — стояла и плакала молча, со скорбью и страданием на лице.

А мне что делать?

Она — альфа буд. Альфы не… не проявляют слабости. Альфы не плачут.

А она просто женщина.

Я взошла на крыльцо, обняла ее.

— Давайте занесем его внутрь.

Секунду мне казалось, что она сейчас перекусит мне шею, но потом она молча кивнула, и я открыла дверь. Мы внесли его и уложили в задней комнате на стол, она опустилась в кресло рядом с ним. Рафаэль сел у ее ног, и она погладила его по голове.

Я вышла в кухню, заварила травяной чай и отнесла ей. Рафаэль уже вышел, и тетя Би оставалась одна. Лицо ее было мокрым от слез, глаза глядели на меня — и те же прежние были в них резкость и острота.

Она взяла чашку:

— Спасибо.

Я кивнула, не очень понимая, куда себя девать.

— Ты и мой сын сейчас вместе?

У меня внутри все сжалось, напомнив, что я — звереныш, а она — альфа буд.

— Да.

— Это хорошо, — тихо сказала она. — Ты мне всегда была симпатична. — Она глянула на Алекса. — И живите хорошо. Как мы жили.

Затопляя нас, нахлынула магия. Контуры тела заколебались в воздухе, из трупа вырвалось бледное сияние и соткалось в образ Алекса Дулоса. Он увидел тетю Би, и его голос был как шелест сухих листьев под ногами.

— Беатрис?

— Да, — тихо ответила она.

Я вышла на цыпочках.

Рафаэля я нашла снаружи, на крыльце. Слишком громоздкий в форме воина, чтобы уместиться в кресле, он сидел на полу. Узловатыми канатами пролегли по спине твердые мышцы. Длинные руки он сложил на коленях, когти на пальцах правой поблескивали при луне.

С виду — чудовище. Как и та, кто живет внутри меня.

Я села рядом.

— Если я умру, будешь меня оплакивать? — спросил он.

— Да. Но прежде я буду драться за твое спасение.

— Почему?

Я положила руку ему на мохнатое предплечье:

— Потому что мне хорошо, когда ты рядом. Не в одном сексе дело, не в одиночестве, тут что-то большее. Это даже как-то пугает. Может быть, поэтому я так долго упиралась.

Казалось, что лежащий перед нами газон уходит к горизонту, и каждая былинка блестела, отражая лунный свет. Вскоре прибежит Цербер, оставляя огромные дыры следов на идеальной траве.

— Как ты думаешь, будет у нас когда-нибудь такое, как было у них? — спросил он.

— Не знаю. Я думаю, они это вырастили за много лет. Нам еще работать и работать, но очень хочется попытаться. Когда я сказала, что ты мой, я говорила серьезно, Рафаэль. Хорошо это или плохо, но я ничего не делаю наполовину.

Раздались легкие шаги, открылась дверь.

— Он вас зовет, — сказала тетя Би.

У Алекса Дулоса оказался тихий и добрый голос.

— Мое время кончается, — сказал он. — Вы знаете миф об Аиде и Персефоне?

— Да, — ответил Рафаэль.

— Хорошо, это упрощает объяснения. Я — жрец Аида. Моя семья служит ему из поколения в поколение. Одна из наших обязанностей — поддерживать тайные святилища Аида. Они рассеяны по всему миру и скрыты. В период вспышек одно из святилищ беспорядочно выращивает яблоню, на которой растут плоды.

— Яблоки Геры, — сказала я.

Алекс повел рукой:

— Викинги называли их яблоками Идуна, русские — молодильными яблоками, а мы — яблоками Персефоны. Название не важно. Считается, что эти яблоки дают богам молодость и долгую жизнь. Когда их съест обычный человек, не имеющий дара Персефоны или иммунитета к нему, последствия бывают ужасны. Вот почему мы охраняем яблоню до тех пор, пока яблоки не созреют и не будут принесены в жертву Аиду. Ничего от них не должно остаться в нашем мире, и мой долг — проследить, чтобы все они были уничтожены. И вот этого я сделать не смог.

Мое тело похитила женщина, называющая себя Паучихой Линн. Она умирает и хочет получить яблоки. Она не должна их съесть. И это очень, очень важно: она не должна их съесть.

— Где Линн сейчас? — спросила я.

— Я думаю, она в храме. Том, что в лесу, за моим летним домом. Рафаэль, ты помнишь, мы там прошлым летом пикник устраивали.

Я посмотрела на Рафаэля.

— Это за лесом, граничит с нашей территорией. Не слишком далеко, — пояснил он. — А как она выяснила, где находится храм?

Тень Алекса вздрогнула:

— Я ей сказал. Она поняла, что не может заставить меня его выдать, и похитила моего племянника. Его родители в отъезде, и мальчик был на моем попечении. Я не мог допустить, чтобы ребенок достался вампирам.

Я вытащила из кармана зеленую машинку.

— Мальчик?

— Да, — подтвердил Алекс. — Это его игрушка. Рафаэль, я знаю: ты мне не сын, ты ничего мне не должен. Но я умоляю, прошу: не дай ей есть эти яблоки. Спаси мальчика. И что бы ты ни делал, не ешь их сам.

— Я это сделаю, — просто ответил Рафаэль.