Мое карательное право (СИ) - Блум Мэри

Слезы хранительницы были чудом, но означали они вовсе не благодать. Последний раз она плакала пятнадцать лет назад — в день, когда погибли мои родители и чуть не умер я. Ее слезы обычно означали насильственную, внезапную и скорую смерть.

Тик-так… Звук ворвался в тишину, доносясь откуда-то из глубин торта. Тик-так… Он словно отмерял оставшиеся мгновения. Тик… В следующий миг воздух содрогнулся яростным грохотом.

Как в замедленной съемке, торт разлетелся на части, будто его разодрало на молекулы.

— Илья! — как сквозь вату, раздался отчаянный крик бабушки.

Следом меня с силой тряхнуло и потянуло прочь — словно невидимая рука схватила за ворот, отбрасывая назад. Ошметки крема, шоколада и ягодного джема, служившего начинкой, беспорядочно взмыли в воздух, а затем внезапно замерли, будто уперлись в невидимые, но прочные стенки и налипли на них. Вокруг торта появился купол, не позволяя взрыву уйти дальше и нанести больший ущерб. Однако стол-тележку внутри разнесло на части, которые с треском впились в невидимые стенки, но не пробили их.

Бабушка, успевшая применить магию, покачнулась от усталости на месте. Ошеломленный, застывший зал словно очнулся. Вокруг раздались крики, ахи, охи и топот ног. Гости устроили давку у двери. Я же, изрядно оглушенный, отброшенный к стене, как в трансе смотрел на красные капли ягодного джема, стекавшие по мраморной шее и груди хранительницы. А ведь это могла быть моя кровь.

— Как это вообще возможно? В моем доме?! У меня перед носом!!..

Бабушка ругалась так, что, казалось, начнут трястись стены. За плотно закрытой дверью ее кабинета сейчас проводилось собрание только для своих. Я, уже успевший прийти в себя, стоял у окна, в углу хмуро протирал очки Петр Алексеевич — формально ее личный помощник, а неформально правая рука во всех делах последние сорок лет. А по другую сторону стола, за которым сидела княгиня, жался, как школьник перед педсоветом, заместитель начальника охраны особняка.

— Ну и какие версии? — она гневно впивалась в него глазами. — Кого мне за это наказать?

— Вероятно, — нервно зачастил он, — замешан кто-то из слуг… Мы сейчас же устроим допрос…

— А может, мне начать лично с тебя?

Из ее вскинутой ладони вырвались несколько ярко-красных языков пламени и рванули вперед, словно готовясь треснуть нерадивого сотрудника по лбу. Довольно крепкий мужик и неплохой маг, тот испуганно отступил назад.

— Анна Сергеевна… — с тревогой заговорил Петр Алексеевич в углу, явно беспокоясь не за здоровье последнего.

Она с досадой сверкнула глазами в его сторону, и он замолчал. Я выразительно кашлянул. Бабушка косо взглянула на меня, однако огонь наконец исчез с ее ладони. Магии на сегодня, определенно, уже достаточно. Три месяца назад княгиня Воронцова пережила инфаркт, и большая нагрузка могла ей сильно навредить. Тот, кто это организовал, хорошенько все рассчитал, планируя убить либо меня, либо ее, либо обоих сразу — если повезет.

— Где твой шеф? — она сурово повернулась к замначальнику охраны.

— Уехал разбираться к кондитеру, — мгновенно выдал тот.

— Почему он, а не ты?

Подчиненный замялся, явно не зная, что сказать.

— Выгоню обоих! — сердито бросила бабушка. — И что говорит кондитер?

В этот миг в моем кармане беззвучно, но довольно настойчиво завибрировал смартфон. Я молча вытянул его и взглянул на экран, где ярко светилось “Лиза”. Позже. Сбросив вызов, я убрал смартфон обратно.

— Кондитер божится, что ничего такого в торте не было, — продолжал частить сотрудник, — когда днем забирали торт у него. В качестве извинения он готов доставить еще один торт…

— Пусть в качестве извинения, — резко оборвала княгиня, — доставит самого себя! А еще от начальника охраны сюда утром отчет, — она рьяно треснула карандашом по своему столу, — как такое вообще могло в моем доме произойти! Свободен!

Поклонившись, зам моментально выскочил за дверь. Та со стуком захлопнулась, а следом карандаш с треском сломался в руке бабушки.

— Аня, не нервничай, — Петр Алексеевич перешел на неформальный тон. Так ее сейчас могли называть только он и императорская чета.

— Не указывай мне! — огрызнулась она.

— Правда, тебе вредно, — заметил я.

— Мне вредно остаться без внука, — проворчала она, отбрасывая прочь обломки карандаша.

— Что мы скажем прессе? — Петр Алексеевич решил сменить тему. — Они наверняка уже в курсе покушения…

Слово было произнесено сегодня впервые и охладило атмосферу мгновенно, будто ледяной ветер с Невы промчался по кабинету.

— Никакого покушения не было, — медленно отчеканила бабушка. — Это — официальная версия.

— А как мы будем объяснять то, что сегодня произошло? — уточнил ее помощник.

— Какой-то шутник подложил в торт игрушечные бомбочки, и его разнесло. Вот и все.

Вполне понятно, почему она не хочет придавать это огласке — чтобы в банке не было паники. Три месяца назад, когда у нее случился инфаркт, один довольно популярный британский таблоид сразу же опубликовал некролог. Я отлично помню этот едкий явно заранее продуманный текст и особенно заголовок — “Сильная, но не вечная”. Разумеется, через пару часов они все убрали и извинились, но вреда было нанесено достаточно. В тот день акции банка “Империя” рухнули в цене, и из-за биржевой истерии мы чуть не потеряли контрольный пакет.

— Но гости… — возразил Петр Алексеевич.

— А гости знают, — сухо возразила княгиня, — что если они обратятся в СМИ, то я их засужу за клевету. Не первый раз. Так что ни в газетах, ни в журналах, ни на телевидении — нигде этого не будет.

Вот только она забывала про интернет. В кармане снова завибрировал смартфон — и снова звонила Лиза. Я опять сбросил вызов.

— Расследование проведем собственное, — продолжала бабушка. — Опросим и проверим всех, кто мог хотя бы взглянуть на этот чертов торт!.. А ты, Илья, — ее глаза вдруг замерли на мне, — должен занять мое место как можно скорее. На следующем собрании я предложу тебя как нового предводителя столичного дворянства. Теперь уже можно…

И правда, на эту должность мог претендовать только потомственный дворянин, достигший двадцати одного года, чья кандидатура будет одобрена большинством голосов на общем собрании дворянства Санкт-Петербургской губернии, а следом утверждена императором. По сути он становился неофициальным советником императора, донося до него пожелания высшей аристократии, а до них — его волю.

Но главная причина бабушкиной спешки была в другом. По действующим законам покушение на жизнь предводителя столичного дворянства считается государственной изменой, как посягательство на императора, и карается в особом порядке. Иными словами, без суда и следствия. Только так и стоит избавляться от врагов — вырывать их с корнем, как сорняки. Тот, кто подбросил бомбу в мой торт, тоже это прекрасно понимал.

— А пока тебе нужна надежная охрана, — княгиня вновь перехватила мой взгляд. — Вот только где ее взять?

— У нас полно людей, — заметил я.

— Измена может быть везде, — она качнула головой. — Я даже не знаю теперь, каким людям можно доверять… Нужны те, кто не предаст. Верные, неподкупные, сильные, а лучше вообще неуязвимые…

— Настоящее чудо таких найти, — вздохнул ее помощник.

Бабушка задумчиво подперла подбородок тонкой сухой рукой. Перестав сердиться, она казалась бледной и очень усталой.

— Значит, будем надеяться на чудо…

Охрана сегодня стояла на каждой лестнице и каждом этаже — в особняке, казалось, объявили военное положение, будто неведомый враг мог выйти из любого темного угла. Как под конвоем, я добрался до своей комнаты и распахнул дверь. На кровати неожиданно обнаружилась лакированная черная коробочка, перевязанная красной лентой с аккуратным бантом. Ни открытки, ни каких-то опознавательных знаков к ней не прилагалось.

— Тут что? — спросил я.

— Это доставили во время ужина, — ответил охранник, стоявший как на карауле у моей двери. — От Елизаветы Константиновны…