Путь Хранителя. Том 4 (СИ) - Саваровский Роман

Только голос первого Оракула из всех присутствующих не содержал ни нотки упрека, ни осуждения. В них Евгения уловила лишь поддержку. Она будто бабушка подталкивала и направляла ее. Даже сейчас.

Поддержка старейшей из Оракулов придала Евгении сил, отчего голос неодаренной девчонки зазвучал еще более уверенно в присутствии самых сильных и старых существ планеты, что веками охраняют спокойный сон Высших.

— Амулет Оракула принял и защитил его.

Едва Евгения Жукова произнесла эти слова, как пространство вновь накрыла гробовая тишина. Но для того, чтобы взорваться новой волной возмущений.

— Амулет принял мужчину?

— Неслыханно!

— Такого не может быть!

— Пытаешься оправдать свою слабость небылицами?! Да как тебе только хватило наглости!

— Более того, — бесцеремонно перебила всех Евгения, — два часа назад Марк Жуков проник в тонкий мир физическим телом и намеревался там умереть. И он пролез туда не клонированным физическим слепком, а собственным телом из плоти и крови! Вы понимаете, что это значит?!

— Тише, дитя, — прошелестела первый Оракул, — эти старухи скоры на язык, но не ставь под сомнение ум и жизненный опыт Оракулов. Мы проверим то, что ты сказала. И примем меры. Как думаешь, Марк сможет в ближайшее время это повторить?

— Нет, — уверенно ответила Евгения Жукова, — он сделал это неосознанно и понятия не имел какую власть над тонким миром получил в тот миг. Но если поймет и сможет повторить…

— Не переживай, дитя, мы не позволим, — совершенно изменившимся угрожающим голосом прошелестела первый Оракул и в тот же миг все лучи погасли, оставив Евгению Жукову одну в кромешной темноте.

— И это все? — искренне удивился я.

Я действительно ожидал, что, предлагая мне исполнение любых желаний, бессмертный боярин запросит нечто большее, зловещее и трудновыполнимое.

Поставит меня перед невыносимым моральным выбором. Однако все чего он хочет, это просто стать сильнее? Серьезно? Знать бы еще каким хреном я ему могу в этом помочь.

— Удивительно как вы с Борисом похожи, — обреченно покачал головой Коновницын, — десятилетия назад, сидя на этом самом месте, твой дед произнес точно такие же слова. Его голос также был полон изумления. Прям дежавю. Разве что этого расщепенца рядом не было, — скосил взгляд на все еще стоящего в тени Тринадцатого проговорил боярин.

— Следи за словами, шляпник, — огрызнулся голос из темноты.

— А то что? Ты даже к мальчишке подойти боишься. Ну убьет он еще одно твое тело, найдешь новое, тебе не привыкать.

— Что такой как ты может знать о смерти? Легко жить в одном бессмертном теле и не дробить свою силу. Не чувствовать боли и страданий, голосов в голове, хорошо спать. Я же уже даже забыл, как выглядело мое изначальное тело, — безжизненно жаловался Тринадцатый.

Его голос был выше, чем раньше, и звучал более взрослым, но это определенно был тот самый Тринадцатый, что помогал мне расправиться с вихрем.

— Ты сам избрал этот путь, — не оборачиваясь парировал Коновницын и в этот момент где-то в глубине темных рядов раздался приглушенный взрыв. Боярин недовольно покачал головой, но с места даже не дернулся и перевел взгляд на меня, — обиделся. Не обращай внимания, Марк. За свою жизнь, только при мне Тринадцатый сменил уже десятки тел и столько же раз расщеплял свое сознание. Кто угодно бы съехал с катушек от такого. Но половина осколков его сознания обычно адекватная.

— Я думал главным является лишь одно из его тел.

— Таковым оно себя считает. Но, когда я его встретил, он уже называл себя Тринадцатым. Кто знает, как расщепенца звали изначально и осталось ли от него хоть что-нибудь. Но не это сейчас важно, Марк. А твой ответ.

— На что? Чего конкретно ты от меня хочешь, боярин? Секрета становления Абсолютом? Если таковой у моего деда и был, то со мной он не поделился.

— Суета смертных так очаровательна, — вздохнул Коновницын, — иногда я даже скучаю по тому, как воспринималось время, когда моя жизнь была ограничена. Я вечно торопился и несся за сиюминутной выгодой. Знаешь, в чем преимущество бессмертия, Марк? Можно начать планировать на десять, пятьдесят, сто лет вперед. Я уже давно смирился с тем, что легкого ответа на мой вопрос не существует. Бессмертие научило меня терпению.

— Как-то слабо твои слова вяжутся между собой. Не ты ли установил суточный дедлайн и то и дело торопишь меня с решением?

Коновницын с не меняющимся выражением на лице неторопливо откинулся на спинке и прищурился, впившись своими острыми глазами мне в самую душу.

— Нет смысла ждать пока семя прорастет, если ты его еще не посадил, — наконец ответил боярин.

— А что мешает посадить семя завтра? — продолжил я метафору Коновницына.

— Мешает то, Марк, что у меня таких семечка два, но посадить я могу лишь одно из них. И сделать выбор нужно в течение двух часов.

— Что произойдет через два часа? — ожидая худшего напрягся я.

— Если мы не придем к соглашению сейчас, то окно возможностей закроется, и, боюсь, тогда мы окончательно станем врагами.

— Что произойдет, боярин? — еще настойчивее переспросил я, делая акцент на каждом слове.

— Начнется гражданская война.

— Сегодня? Ты блефуешь! Вельяминов утратил контроль над Академией и Великим Княжеством Финляндским, а каждый член боярского совета под плотным колпаком расследования. Кланы Скрябиных и Бутурлиных обезглавлены, а после событий в Лондоне европейские дома никак не могли поддержать Вельяминова.

— Они и не поддержали, — охотно отозвался Коновницын, — на международных переговорах в Лондоне, с которых ты так удачно выдернул Арсения, европейцы единогласно выбрали политику невмешательства и развязали Вельяминову руки. Изначально, старик хотел подождать еще и подготовиться получше, но…

— Адлерберг открыто объявил им войну, — догадался я, — так вот зачем ты это сделал! Ты загнал Костю в угол и заставил спровоцировать Вельяминова!

Йордан Адлерберг встав у руля ни за что бы не пошел против боярского совета. Это мог сделать только Костя. Но если бы он стал Князем мирно, то и действовать бы против совета начал скрытно и осторожно, что полностью не устраивало Коновницына и он сделал то, что сделал.

И все ради одной единственной цели. Развязать гражданскую войну.

— Ошибаешься, Марк. Это именно ты поставил боярский совет в такое положение. Судебные разбирательства, потеря Ректорского кресла и авторитета, возрастающая ненависть народа к боярскому сословию, падающие доходы. Война, объявленная Костей, была лишь последней каплей. Это ты ранил медведя и загнал его в угол, Марк. Именно твои действия заставили Вельяминова реагировать так быстро. Или ты всерьез полагал, что он будет молча смотреть, как ты разрушаешь его империю?

— И после того, что ты сделал, ты смеешь всерьез полагать, что мы можем стать союзниками?! — соскочив на ноги вскрикнул я.

— Вполне, — спокойно ответил Конивницын, — точка невозврата не пройдена. Пока что. Но стоит войне начаться, не сомневайся, на моих руках будет много крови тех, кого ты поклялся защищать.

Злость разъедала меня изнутри. Каждая клеточка тела требовала дать ей выход. Наплевать на все и уйти. Я не могу убить Коновницына, но Тринадцатый здесь. Он тоже приложил к этому руку. Все его тела сейчас собраны в этом месте. Сомневаюсь, что он сможет восстановиться, если я уничтожу их все разом.

Потом сожгу к хренам все манекены, шляпы, артефакты и все, что попадется мне под руку, оставив бессмертного боярина сидеть в своем доме и думать о своих методах ведения переговоров. Плевать, если он нарушит свое правило и атакует меня в собственном доме.

Бездействие и бессилие невыносимо. А еще больше меня бесит, когда мной открыто манипулируют.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Выдох. Спокойнее, Марк. Эмоции тебе сейчас не нужны. Рациональнее. Отключи упрямство и взгляни на ситуацию под другим углом.