Страницы боли - Трой Деннинг

class="p1">Поэтому боги и шлют своих Охотников; они жаждут наполниться Болями, словно пламя – топливом. Злые вооружатся ими, чтобы нести в мир страдание, чтобы обрушить их на своих врагов и вселить страх в сердца союзников. Но добрые поступят ещё хуже. Они полностью уберут страдание из мультивселенной – уничтожат его, если смогут – и навек положат конец всем горестям и мукам.

Все они - обманщики и дураки. Словно ртуть, Боли выскользнут из руки, что попытается схватить их, и расступятся в стороны перед ударом, призванным их сокрушить. Без Болей существование мультивселенной невозможно, как невозможно существование ветра без воздуха. Только страдание способно перековать слабость в силу, лишь оно является источником любого начала и неизменным спутником всех живых существ с момента появления на свет и до самой смерти. Мертвые возносятся к забвению на черных крыльях тоски, а удовольствие и агония неотделимы друг от друга. Избегать боли – значит вечно прозябать в стагнации.

(Ребенок, мечтающий о том, чтобы ещё раз погрузиться в коричневые воды, лежит, скользкий от пота. Его кожу покрывают розовые пятна, его окостеневшие ноги усохли, превратившись в две бесполезные палки. Я прижала его к своей груди; Боли, невидимые и неощутимые, успели глубоко пустить корни и разрастись, и теперь они взорвались. Это не правильно и не неправильно; это жизнь.)

На перекрестках Охотник останавливается и поворачивает голову сначала направо, а затем налево. Взор его темных глаз пронзает стены в поисках того, что уже нашло его. Я обвиваю его руками и с силой прижимаю к себе. Под его броней взбухают сотни коконов, и все равно я продолжаю крепко удерживать трассонца в своих объятьях, словно любовника; я обнимаю его, чтобы они успели глубоко, глубоко пустить корни в его душе, и он уже никогда не смог от них избавиться.

Его тело напрягается.

Огромная амфора выскальзывает у него из рук и едва не разбивается о мостовую. Вскрикнув, он падает на колени и в последний момент успевает подхватить её. С уст его срывается длинный и громкий вздох - разбить этот кувшин для него страшней смерти.

Возможно, так и есть, ведь внутри него – золотая сеть, созданная богом для того, чтобы поймать меня.

Поставив амфору на мостовую, трассонец медленно поворачивается и обводит улицу прищуренными глазами. Его ладонь покоится на рукояти меча. Возможно, он почувствовал, как под его броней пробежал холодок, словно от прикосновения призрака. Столь внезапным и мимолетным было моё прикосновение, что он задается мыслью, уж не привиделось ли ему оно. Обходящие его прохожие обзывают его глупцом и безумцем, но не спускают взглядов с его лежащей на мече руки. Хотя я стою менее чем в одном шаге от него, он, разумеется, меня не замечает. Вскоре он решает, что у него, должно быть, просто зачесалась спина. Подняв амфору, он продолжает свой путь. Я вижу, как сквозь пластину его брони прорастают тысячи изогнутых шипов.

Не зовите это местью, ибо это не месть. Даже боги заслуживают свою боль, и трассонец принесет её им.

Что, как вы полагаете, думает трассонец, когда после стольких часов, проведенных в блужданиях по многолюдным улицам Сигила, наконец видит перед собой возвышающиеся над толпой стены Голубого Зала? Я знаю. Госпожа Боли знает все, и она вам расскажет:

Зал Информации выглядел в точности так, как его и описывали двадцать или больше опрошенных им недовольных прохожих – внушительное здание из бледно-голубого мрамора с черной шиферной крышей. Входные пандусы оказались разделены тремя массивными колоннами, на основании каждой из которых было выбито по слову «Сотрудничество», «Согласие» и «Сдерживание» - довольно странный и зловещий девиз для общественной приемной. Колонна с надписью «Сотрудничество» была покрыта сетью трещин и, несмотря на поддерживающую её конструкцию из стальных подпорок, выглядела так, словно вот-вот развалится.

Стремясь добраться до пандуса между Согласием и Сдерживанием, трассонец обхватил амфору обеими руками и принялся проталкиваться сквозь заполнившую улицу Кристальной Росы толпу прохожих. С каждым шагом он все меньше и меньше мог согласиться с теми, кто называл это здание «величественным и грандиозным». Даже такому далекому от искусств человеку, как он, было заметно – здесь явно имела место попытка заменить вкус показной роскошью. Твердые линии ониксовых угловых плит совершенно не сочетались с украшающими фасад мягкими мраморными изгибами, а бирюзовые оконные рамы напоминали размалеванные глаза портовой шлюхи. Завершали же картину полной вульгарщины алые нагрудники с ржавыми шипами на плечах, которые носили стражи.

Воистину сокровище бесчисленных Планов! Пока что все, что трассонец видел в Сигиле, вызывало у него лишь горькое разочарование. Рыжеватый воздух был таким густым, что тянулся по лицу, словно паутина; когда он вдыхал эту ужасающую субстанцию, его горло как будто забивалось жгучим кислотным песком. По улицам некоторых районов текли помои глубиной по щиколотку, другие же переполняли толпы народа, сквозь которые едва можно было протиснуться. Мрачные фасады домов покрывали желтоватые потеки серы – следствие постоянно моросящего дождя. Каждый следующий порыв ветра приносил с собой ещё более мерзкий аромат, нежели предыдущий, и нигде нельзя было найти спасения от не замолкающего ни на секунду гвалта.

Трассонец слышал, что Сигил имеет форму внутренней части парящего колеса, и, если взглянуть наверх, то вместо неба там можно будет увидеть отдаленные крыши домов, находящихся на его противоположной стороне. Но пока что все, что открывалось его взору – лишь густая коричневая дымка. Говорили, что город этот является центром Мультивселенной, а в его пределах находятся порталы, ведущие во все миры бесконечных Планов. Но, как казалось трассонцу, это были скорей не порталы, а помойные стоки, и именно здесь оказывались стекающие по ним нечистоты. Он ничего не желал больше, нежели выполнить свое задание и как можно быстрей убраться из этого места.

Он взошел по пандусу и пересек галерею, бестрепетно встретив суровые взгляды стражников. Больше всего ему хотелось сорвать на ком-то накопившееся раздражение, так что небольшая стычка пришлась бы как нельзя кстати. Вдобавок ко всем связанным с доставкой амфоры сложностям здесь, кажется, никто даже не слышал о нем! Разумеется, он был не насколько наивен, чтобы ждать, что его будут узнавать с первого взгляда, но ведь его деяния должны воспеваться даже в самых последних притонах Сигила! И все же каждый раз, когда он называл себя, ему приходилось перечислять все свои подвиги – по крайней мере те, о которых он помнил – и, даже