Александр Прозоров - Медный страж

Точки далеко справа неожиданно превратились в крохотные фигурки всадников — видать, чужой дозор поднялся на взгорок и стал виден целиком, а не высовывался кончиками пик и меховыми шапками. Тоже полтора десятка воинов.

— И-и, эх… — Опять, не дожидаясь приказа, дружинники начали скидывать шапки и цеплять поверх мягких округлых тафий островерхие шлемы. Оно и понятно — какой же русский, врага заметив, не повеселится, удаль молодецкую не покажет, в драке не разомнется?

Однако Олег принимать решение не торопился. В конце концов, дозоры не для того рассылаются, чтобы в мелких стычках ратников терять, а дабы князю весть о враге доставить, внезапного нападения не допустить, чужие силы разведать. Зачем же сечу затевать? Ничего она в ходе войны многомесячной не изменит…

А если честно — ну никак не хотелось ведуну с больной головой столь шумное и тряское дело затевать. И без того плохо.

Увы — торки тоже зачем-то захотели опробовать крепость своих копий на русских щитах и перешли в галоп. Они стремительно приближались, то проваливаясь в выемки между пологими степными холмиками, то внезапно вырастали в полный рост, чтобы опять укрыться в низинку.

— Ну же, воевода! — опять подал голос один из дружинников.

— Не нукай, не запряг! — огрызнулся Олег. — Не видишь, сами скачут? Чего нам коней попусту утомлять? Прискачут ближе, тогда и вдарим. А коли ноги затекли, так слезай и пешим побегай. Времени маленько еще есть.

Среди воинов пробежал смешок, и ведун понял, что принял правильное решение.

— Будута, ну-ка, назад отступи, — продолжил Олег. — У тебя брони нет, только тегиляй да шапка бумажная. Нечего тебе под пики лезть, последним ввяжешься. А вы, мужики, рогатины да щиты с петель снимайте.

— Сам-то тоже без брони, боярин… — обиженно огрызнулся парень.

— Давай-давай, делай что сказано, — повысил голос Середин. — Моя броня — не твоя забота. Успеешь еще живот за землю русскую сложить.

— Ты бы и вправду, боярин, — кашлянул рыжебородый дружинник, — назад отступил. Мы в железе, нам первым бить сподручнее.

— Ништо, не пропаду, — вскинул подбородок Олег. — За чужие спины прятаться не привык.

Мысленно он в который раз поблагодарил киевского князя Владимира за царский подарок — чешуйчатую броню, крытую сверху драгоценным бархатом. По виду бриганта казалась всего лишь дорогим нарядом, хотя являла собой доспех, мало уступающий самой прочной кольчуге. Для врагов — сюрприз неприятный, для друзей — лишний повод храбростью ведуна восхититься. Впрочем, секрета своего Середин не собирался открывать никому. Тайна дорогого доспеха — основной залог его надежности.

— Смотри, боярин, — покачал головой дружинник. — У торков копья не игрушечные.

— Коли что, на меня вали, — отмахнулся ведун, вынул рогатину из петли и перехватил ее поудобнее, выше по древку. — Дескать, я так приказал. Ну, братья мои, не посрамим земли русской!

До врага оставалось от силы метров триста — самое время разогнать свежих скакунов, да и вдарить с разгона по подлому врагу.

— Ул-ла!!! — завопили торки.

— Ур-ра-а-а-а!!! — дружно ответили ратники, опуская рогатины.

Двести метров, сто… Несколько мгновений скачки — и дозоры столкнулись.

Олегу достался уже пожилой, судя по морщинистой коже и седым усам, степняк. Ведун отбил щитом вражеское копье вверх, но и противник смог отбросить его рогатину в сторону. Почти ничья… Но прежде чем они успели разъехаться, торк, уже понимая, что удар отбит, опустил щит — Середин бросил копье, сжал кулак и впечатал его поганому в подбородок, тут же невольно вскрикнув от боли: на скорости почти шестьдесят километров в час удары незащищенной рукой даром не проходят.

Впереди на него летел другой поганый: молодой, бездоспешный, если не считать стеганого халата и широкого ремня с медными наклепками. Олег вскинул щит почти горизонтально, чтобы трехгранный наконечник вражеского копья не вонзился в древесину, толкнул пику степняка вверх, пригнулся, подныривая под нее и удерживая щит на уровне груди — они с пареньком разъезжались левыми плечами, и железная окантовка тяжелого деревянного диска врезалась торку под мышку, проминая одежду и ломая ребра. Несчастный жалобно вскрикнул, выпучив от неожиданности глаза, и медленно повалился с седла.

Впереди открылась чистая степь: дозоры разъехались. Олег потянул поводья, больше зажимая левый, развернулся, положил правую руку на рукоять сабли, но сжать ее не смог: отбитые пальцы не слушались. Рядом вытягивали оружие, придерживая горячащихся коней, десять дружинников…

— Нет, девять, — наскоро пересчитал своих ведун. Еще двое, Будута и рыжебородый, крутились пешими, выискивая врага остриями мечей.

Торков пешими оказалось тоже двое, причем один еще копошился в снегу возле своего мертвого скакуна, то ли ища потерянное оружие, то ли пытаясь вытянуть зажатую ногу. А вот верхом после скоротечной сшибки степняков осталось всего трое.

— Ул-ла!!! — размахивая саблями, кинулись в самоубийственную атаку поганые.

Дружинники ринулись навстречу, Олег же своего коня придержал: тут и без него все было ясно.

В последний миг перед сшибкой степняки внезапно прыснули в стороны. Ратники по инерции пронеслись прямо, а пока разворачивались — торки успели умчаться почти на полверсты. Середин понял, что один из пеших степняков исчез — ведун и не заметил, как его подхватили товарищи и посадили на круп одного из скакунов.

— Трусы!!! — заорал вслед княжеский холоп. — Курицы мокрые! Мыши степные! Идите сюда, я вас сталью угощу!!!

Остатки разгромленного дозора продолжали уноситься прочь. Впрочем, окажись ратная удача на стороне поганых, русские, скорее всего, повели бы себя точно так же. Почетно — кто спорит! — не дрогнуть перед напором вражеским, грудью кончину свою принять, до последнего мига с ворогом сражаясь. Да только кто тогда весть князю отнесет о степняках замеченных, о числе их и судьбе товарищей своих? Дозор — не крепостная стража. Иные у него цели и законы свои.

Дружинники гоняться за быстрыми степняками не стали — этак недолго в одиночку на крупную засаду налететь. Они кинулись ловить растерянно топчущихся вокруг лошадей, что лишились седоков.

— Не жилец. — Рыжебородый остановился возле копошащегося торка, размашисто перекрестился и милосердным ударом прекратил его мучения. Потом отошел к распластанному неподалеку своему товарищу, перевернул на спину, наклонился ухом к губам, чуть подождал, опять перекрестился, закрыл ему глаза. Двинулся к следующему. По пути попался степняк, еще скребущий пальцами мерзлую землю — воин мимоходом вогнал клинок ему в затылок.