Анджей Сапковский - Дорога, откуда не возвращаются

— Корин, — оборвала Висенна, — нервы у тебя крепкие?

— А? Причем тут мои нервы? Ну, если тебя это интересует, я на них не жалуюсь.

Висенна сняла со лба ремешок. Самоцвет в диадеме налился молочным блескам. Она стояла над трупом, вытянув руки, зажмурив глаза. Корин таращился, разинув рот. Она склонила голову, шептала что-то, чего он не понимал.

— Греалхан! — выкрикнула.

Папоротник вдруг зашевелился. Корин отскочил, выхватил меч, изготовился к защите. Труп затрепетал.

— Греалхан! Говори!

— Аааааааа! — раздался из папоротника нарастающий хриплый вой. Труп выгнулся в дугу, парил в воздухе, касаясь земли лишь пятками и затылком. Вой прервался, перешел в заглушенное бормотанье, прерывистые, стоны и крики, громкие, но совершенно нечленораздельные. По спине Корина, словно гусеницы, поползли холодные струйки пота. Собрав всю силу воли, он едва удерживался, чтобы не припуститься в лес.

— Огггг… нннн… ннгаррррр… — бормотал труп, драл землю ногтями, кровавые пузыри булькали на его губах. Нарр… еее…

— Говори!

Из протянутой ладони Висенны брызнул туманный лучик света, в нем клубилась пыль. Из зарослей папоротника взлетели рухие листья и ветки.

Труп поперхнулся, захлюпал и вдруг явственно выговорил:

— …шесть миль от ключа на юг. Поо… посылал. В Круг. Парнишку.

Прика… а… зал.

— Кто?! — вскрикнула Висенна. — Кто тебе приказал? Говори!

— Ффффф… ггг… генал. Все письмена, бумаги, амулеты. Перс…стень.

— Говори!

— …ревала. Кащей. Ге…нал. Забрать бумаги. Пер… гаменты. Придет е маааааа! Ээээээээ! Ыыыыыыы!

Голос сорвался на пронзительный визг. Корин не выдержал, бросил меч, зажмурил глаза и зажал ладонями уши. Так он стоял, пока не ощутил на плече чужую ладонь. Задрожал всем телом.

— Уже все, — сказала Висенна, вытирая пот со лба. — Я ведь спрашивала, как у тебя с нервами.

— Ну и денек! — выдохнул Корин. Поднял меч и вложил его в ножны, стараясь не смотреть в сторону неподвижного трупа.

— Висенна?

— Слушаю.

— Пойдем отсюда. И подальше.

Они ехали вдвоем на коне Висенны лесной просекой, заросшей, в рытвинах. Она впереди, в седле, Корин сзади, на крупе, обнимая ее за талию. Висенна давно уже привыкла без стеснения утешаться случайными связями, время от времени жертвуемыми ей судьбой и сейчас с удовольствием прислонилась к груди мужчины. Оба молчали.

— Висенна, — почти через час решился Корин.

— Слушаю.

— Ты ведь не только целительница. Ты из Круга?

— Да.

— Судя по тому… зрелищу, ты из Мастеров?

— Да.

Корин убрал руки с ее талии и взялся за луку седла. Висенна зажмурилась от гнева. Он, понятно, этого не увидел.

— Висенна?

— Слушаю.

— Ты поняла что-нибудь из того, что она… что это говорило?

— Не так уж много.

Снова молчание. Пестрокрылая птица, пролетая над ними в листве, громко закричала.

— Висенна?

— Корин, сделай одолжение.

— Да?

— Не болтай. Дай мне подумать.

Просека спускалась вниз, в ущелье где неглубокий ручей лениво струился среди черных пней и валунов; остро пахло мятой и крапивой. Конь оскальзывался на камнях, покрытых илом и глиной. Чтобы не свалиться, Корин снова обхватил талию Висенны. Отогнал навязчивые воспоминания о том, что слишком долго странствует в одиночестве по лесам и дорогам.

Деревня состояла из одной улочки, приткнувшейся к горному склону и вытянувшейся вдоль тракта — солома, дерево, грязь, покривившиеся заборы. Едва они подъехали, псы подняли гвалт. Конь Висенны спокойно стоял посреди дороги, не обращая внимания на вившихся вокруг него собак. Сначала никого не было видно. Потом из-за заборов по ведущим с гумна тропкам к ним осторожно приблизились жители, босые и хмурые. С вилами, кольями, цепами. Кто-то наклонился, поднял камень. Висенна подняла руку. Корин увидел, что она держит золотой ножик, маленький, серповидный.

— Я — врачевательница, — сказала она ясно и звонко, хоть и негромко.

Крестьяне опустили оружие, переглянулись. Подходили все новые. Те, ко стоял ближе, сняли шапки.

— Как называется деревня?

— Ключ, — раздалось из толпы.

— Кто над вами старший?

— Топин, милостивая госпожа. Вон его дом.

Сквозь толпу протолкалась женщина с младенцем на руках.

— Госпожа… — робко коснулась она колена Висенны. — Дочка у меня…

Горячка…

Висенна спрыгнула наземь, потрогала головку ребенка, зажмурилась.

— Завтра будет здорова. Не кутай ее так.

— Спасибо вам, милостивая… Уж так спасибо…

Староста Топин был уже здесь: казалось, он раздумывал, что ему делать с зажатыми в руке вилами. Наконец сбросил ими с крыльца куриный помет.

— Здравствуйте, госпожа, и вы, рыцарь, — сказал он, поставив вилы к стене. — Извините, времена нынче такие смутные… прошу в дом, окажите такую честь.

Они вошли.

Жена Топина (за юбку ее цеплялись две светловолосые девочки) подала яичницу, хлеб и простоквашу. Висенна, в отличие от Корина, ела мало, сидела тихая и угрюмая. Топин не находил себе места и говорил, говорил:

— Смутные времена. Ох, смутные. Беда у нас, благородные господа. Мы овец разводим, на шерсть, и шерсть ту продаем, а купцов теперь не стало, вот и приходится овец резать, это рунных-то овец, да что делать, есть что-то надо. Раньше купцы за яшмой, за зелеными камнями ездили в Амелл, за перевал, где копальни. Там яшму копают. А как проезжали они, то и шерсть у нас брали, платили хорошо, добро разное оставляли. Да не стало теперь купцов. Даже соли нет, убоину теперь за три дня съесть нужно, чтоб не пропала.

— Караваны здесь больше не ходят? Почему? — Висенна, задумавшись, касалась ремешка на лбу…

— Ох, не ходят, — сказал Топин. — Закрыт путь в Амелл, на перевале расселся проклятый Кащей, ни одной живой души не пропускает. Что ж купцам туда идти? На смерть?

Корин не донес ложку до рта:

— Кащей? Что за кащей?

— А я откуда знаю, господин? Говорят, Кащей, людоед. На перевале будто бы засел.

— Караваны не пропускает?

Топин бегал по избе:

— Смотря какие. Свои. Свои, говорят, пропускает.

Висенна нахмурилась:

— Как это — свои?

— Свои, — сказал бледный Топин. — Людям в Амелле еще горше, чем нам.

Нас хоть чащоба спасает. А они сидят на своей скале и тем только живут, что им кащеевы меняют на яшму. Обдирают как липку, но что им, в Амелле, делать? Яшму есть не будешь.

— Какие такие «кащеевы»? Люди?

— Люди, и Вороны, и другие. Стража его, стало быть. Они в Амелл возят что отберут у нас и меняют там на яшму да на зеленый камень, а у нас все силой отбирают. Грабят по селам, девок позорят, а кто упрется, убивают, дома жгут. Стражники Кащеевы.