Сурен Цормудян - Боевой вестник

— Назови себя, или с этого мгновения все будут называть тебя просто мертвецом!

— Мое имя Олвин Тоот. Теперь я могу идти дальше?

— Куда ты направляешься по землям дома Брекенриджей и каковы твои намерения?

— Я направляюсь на юг. Это и есть мое намерение. — Олвин снова пожал плечами и добавил, заметив в лунном свете ярость на лице всадника: — А еще мне нужен конь, доспехи и меч.

— Однако! — Конный пикинер расхохотался. — Чего еще изволишь? Может, королеву к себе на ложе?

— Не этой ночью. — Путник невозмутимо дернул левым плечом.

— И чем же ты можешь заплатить за коня, доспехи и меч, оборванец, кроме своих дурацких шуток, на которые не купишь даже комок навоза моего скакуна?

— У меня с собой два мамонтовых бивня.

С этими словами Олвин повел плечами, качнув мешком и заставив шевельнуться свою удивительную ношу. Заметив наконец пару обмотанных мешковиной продолговатых предметов, всадник замер и даже раскрыл рот. Тщеславие всегда идет рука об руку с алчностью, а пара мамонтовых бивней стоили не меньше, чем пикинер получал за год службы.

— Доран! — издалека окликнул всадника товарищ. — Что там такое?

— Ничего! Тут никого нет, мне показалось! Поезжайте, я догоню! Оправлюсь только! — крикнул тот в ответ.

Алчность проснулась быстро, и он явно пожелал присвоить бивни, не делясь с сослуживцами.

— Положи свою ношу на землю, оборванец, и проваливай побыстрее, — тихо и угрожающе проговорил всадник.

— Только в обмен на твоего коня, доспехи и меч. Верхом я смогу исчезнуть очень быстро.

— А ты весельчак, я погляжу! — прорычал всадник и снова толкнул коня ногой.

— Постой, постой, рыцарь! — Тоот предупредительно поднял руки и развел в стороны, пятясь к густому кустарнику и деревьям. — Я сделаю, как ты скажешь.

Он неторопливо принялся снимать свою ношу, опустил мешок в дорожную пыль. Но, едва взяв в руки бивни, вдруг кинулся в заросли, ломая ветки и шелестя травой.

Доран зарычал и дернулся в седле от неожиданности, затем метнул копье вслед беглецу. Однако трудно попасть по человеку не самому рослому и крупному, да еще среди высокой травы и кустов. Всадник быстро спешился и вынул из ножен меч — тоже обычный, не из рыцарской стали, с зазубренным и заржавленным лезвием. Простая рукоять с кожаной намоткой, прямая гарда без изысков, примитивное навершие даже не отшлифовано. Однако убить этим мечом было вполне можно, и как раз это намеревался сделать Доран. Он шагнул в сторону кустов, остановился возле брошенного мешка, потыкал в него острием, а затем устремился в заросли, в свете луны выискивая смятую траву и кусты.

Конь равнодушно проводил хозяина взглядом больших черных глаз. Стражник быстро скрылся из виду, слышен был только шелест травы да похрустывание веток. Какое-то время возня в зарослях продолжалась, потом раздался сдавленный возглас и воцарилась тишина. Конь только дернул ухом, отмахиваясь от жужжащего рядом слепня, который отчего-то не спал и все пытался усесться на громадное животное и впиться в набухшую вену на жилистой гнедой голове.

Чуть позже один из скрывшихся в зарослях мужчин вновь вышел на дорогу. Конь лениво повернул голову в его сторону. Олвин Тоот тоже посмотрел на коня, но не спешил к нему подойти. Сначала полагалось стереть кровь с лезвия криса, и он торопливо чистил клинок пучком свежей травы. Запах крови возбуждает хищников, но очень пугает травоядных.

— Владения лорда Брекенриджа, — пробормотал Олвин и обернулся к чернеющему лесу. — Значит, это Брекенвуд. А замок — Брекенрок. Как же давно меня здесь не было. Но я иду верной дорогой…

Очистив наконец свое оружие от крови, он подошел к скакуну, взял за узду и повел через дорогу. На другой стороне привязал коня к ближайшему молодому дереву.

— Подкрепись пока, — тихо обратился к животному Олвин. — Нам предстоит долгий путь. А сейчас придется поспешить.

Вслед за тем путник, воровато озираясь, снова пересек дорогу, подобрал свой мешок и скрылся в зарослях, где лежало тело алчного копейщика. В этот раз Олвин отсутствовал долго, но конь не обращай на это внимания, лениво жуя сочную траву. Когда путник вновь показался на дороге, он уже был облачен в небогатые латы убитого. Ему достались и конь, и доспехи, и меч Дорана, лишь копье он оставил в кустарнике. И без того хватало поклажи: все тот же мешок за спиной и мамонтовые бивни.

Отвязав коня, Олвин взобрался в седло и неторопливо двинулся дальше на юг. Всадник пристально вглядывался в лунную ночь: ему нужно было повторить путь разъезда, не приближаясь к цитадели и окрестным строениям, однако при этом как-то избежать столкновения с двумя другими всадниками. Их нигде не было видно: похоже, скрылись за холмом, что слева. Олвин пустил коня чуть быстрее вверх по пологому склону, где пасущийся скот съел траву до самой земли. За холмом взору открывалась равнина, уходящая вправо, к морю, а слева упирающаяся в лес под названием Брекенвуд. А дальше виднелся величественный Волчий мыс, темной полосой врезающийся в море и уходящий дальним концом, как казалось, прямо в небо. До него было еще очень далеко, но блики лунного света на спокойных волнах четко очерчивали границу между землей и водой.

— Волчий мыс, — с благоговейной грустью шепнул Олвин. — Я помню твои скалы.

Из-за склона холма, что слева, показалась пара всадников. Пока видны были только их головы в стальных шишаках, тускло поблескивающих в свете луны. Это были товарищи Дорана. Двигались они не спеша, их мог бы обогнать и пешеход. Путник еще раз глянул вперед. Если как следует пришпорить коня и пустить галопом, можно проскочить холм раньше, чем они его заметят.

Так он и сделал. Повинуясь приказу, гнедой устремился вперед. На юг! Олвин повернул голову направо, бросил еще один взгляд на твердыню лорда Брекенриджа, чьим родовым символом являлись распахнутые акульи челюсти. Знамена, которыми были увешаны балки замка, вблизи стали видны лучше: здесь были стяги не только Брекенриджа, но и других знатных домов королевства. Очевидно, этой ночью в родовой обители Брекенриджа проходила ассамблея высоких лордов Гринвельда. Но не это озаботило скачущего на гнедом Олвина Тоота. Он готов был поклясться, что видел, как на стене одной из башен, в полукруглых окнах которой мерцал свет свечей и факелов, распластался человек — подобно пауку, что с одинаковой ловкостью бегает по ровному полу, стене или потолку. Человек висел недалеко от балки, расставив руки и ноги, и только богам было ведомо, как он умудрялся не падать с вертикальной глади серого камня. Верхолаз был весь в черном, и заметить его в ночи мог лишь взор Олвина Тоота, обладавшего особым даром.