Генри Каттнер - Ярость (Сборник)

Дядюшка довольно долго молчал, и я догадался, о чем он думает.

— Кем было другое существо? — спросил он.

— Не знаю. Оно всегда одето в плащ с капюшоном, но мне кажется, это — глубокий старик. А кроме этих двух существ…

— Ага… — вновь пробормотал дядюшка.

— Я слышу голос. Нежный, манящий голос. И вижу огонь. А в огне — лицо, черты которого мне никак не удается разглядеть.

Дядюшка покачал головой. В комнате стало совсем темно, струйка дыма за окном затерялась в ночи. Но костер все еще мерцал среди деревьев… или он был лишь в моем воображении?

Я кивнул в сторону окна.

— Этот огонь хорошо мне знаком, — сказал я.

— Что в нем необычного? Туристы всегда разжигают костры.

— Нет. Это — Костер Нужды.

— Что за глупости!

— Не глупости. Ритуал. Такой же, как праздник костров[1], но зажигают его только во времена великих бедствий. Это очень старый обычай.

Дядюшка отложил трубку в сторону и пристально на меня посмотрел.

— Скажи, Эд, сам-то ты понимаешь, что с тобой происходит?

— В психиатрии мое состояние называется манией преследования, — медленно произнес я. — Я… верю в то, во что никогда не верил. Мне кажется, кто-то пытается найти….. нет… нашел меня и зовет за собой. Кто он? Не знаю. Что он хочет? Тоже не знаю. Но совсем недавно я понял еще кое-что… — И с этими словами я вновь взял в руки шпагу. — У меня бывают минуты, — продолжал я, — когда мозг мой… блуждает, и тогда что-то руководит мною как бы со стороны. В эти минуты я чувствую непреодолимое желание взять в руки шпагу — но не просто шпагу, а ту, единственную, которую я никогда не видел, но сразу узнаю. — Я усмехнулся. — И если я чуть вытащу эту шпагу из ножен, то задую Костер Нужды, словно свечу. А если я вытащу ее целиком, погибнет весь мир!

Дядюшка вновь покачал головой и после непродолжительного молчания спросил:

— Что говорят врачи?

— Я знаю, что они скажут, если я к ним обращусь, — угрюмо ответил я. — Сумасшествие. Если б я был уверен в том, что я сумасшедший, мне было бы легче на душе. Кстати, ты слышал, что вчера погибла одна из наших собак?

— Да, конечно. Старик Герцог. Видимо, его загрыз пес с соседней фермы.

— Или волк. Тот самый волк, который вчера ночью проник в мою спальню, остановился перед моей кроватью, вытянувшись во весь рост, словно человек, и отрезал прядь моих волос.

Там, за окном, огонь на мгновение вспыхнул и вновь пропал в ночи. Костер Нужды.

Дядюшка встал с кресла — я почти не видел его лица в наступившей темноте — и положил руку мне на плечо.

— Я думаю, ты болен, Эд.

— Ты думаешь, я сошел с ума. Что ж, возможно. И у меня есть предчувствие, что очень скоро я узнаю, прав ты или нет.

Я положил пишу себе на колени, дядюшка вновь уселся в кресло. Долгое время мы сидели и молчали, глядя в окно.

Костер Нужды на севере продолжал гореть, не угасая. И хотя я не видел пламени, оно бушевало у меня в крови… опасно, страшно.

Я не мог уснуть. Нечем было дышать — жаркая духота летнего вечера накрыла меня, как одеялом. В конце концов я не выдержал и отправился в гостиную в поисках сигареты. Из открытой двери до меня донесся голос дядюшки:

— Все в порядке, Эд?

— Да. Никак не могу уснуть. Может, почитаю на ночь.

Я взял первую попавшуюся книгу, уселся в удобное кресло и зажег настольную лампу. Стояла мертвая тишина. Не слышно было даже плеска волн на пляже у озера.

Мне чего-то не хватало…

Рука снайпера в трудную минуту невольно ищет приклад несуществующего ружья. Мне тоже хотелось держать в руке… нет, не ружье, и даже не шпагу, а другое оружие, которым я пользовался раньше. На мгновение взгляд мой задержался на кочерге, стоявшей у камина, и я совсем было решил, что наконец-то понял, чего хочу, но ощущенье это прошло так же быстро, как появилось.

Книга оказалась популярным романом. Я быстро перелистывал страницы, почти не читая. Пламя продолжало бушевать у меня в крови, повелевая пульсом. Тело мое дрожало от непонятного возбуждения.

Поморщившись, я встал с кресла и поставил роман обратно на полку, пробегая глазами по корешкам. Повинуясь безотчетному чувству, я вытащил том, которым не пользовался уже много лет; молитвенник.

Он открылся в моих руках, и в глаза мне бросилась фраза:

«И упала с глаз людских пелена, и увидели они чудовище».

Я поставил молитвенник на место и вновь сел в кресло. Свет настольной лампы раздражал меня, и я ее выключил. В ту же секунду яркая луна озарила гостиную, и странное чувство ожидания чего-то вернулось ко мне с удвоенной силой. Мне показалось, в мозгу моем рухнул какой-то барьер.

Вложенная в ножны шпага лежала на подоконнике. Я посмотрел на небо в легких облачках, среди которых сверкала золотистым светом луна. Далеко-далеко виднелось слабое сияние — Костер Нужды все еще горел на болоте.

И он звал.

Золотистый квадрат окна притягивал с гипнотической силой. Я откинулся на спинку кресла, полузакрыв глаза; чувство опасности холодом сковало мой мозг. Много раз слышал я этот зов и до сих пор находил в себе силы сопротивляться ему.

Сейчас я не был уверен в себе так, как раньше.

Может, мои враги осмелели, срезав прядь волос с моей головы? Суеверие. Мне очень хотелось быть логичным, и тем не менее в глубине души я был убежден, что колдовство, связанное с прядью волос, — не пустая болтовня. После Суматры я перестал быть скептиком. И вопреки совету шамана, занялся изучением магии.

Я прочитал множество книг, в которых говорилось о волшебниках, оборотнях и демонах. И необычайно быстро все запомнил. У меня сложилось впечатление, что я повторил курс, который когда-то слышал, освежил в памяти сведения давным-давно мне известные. И в каждой книге — прямо или косвенно — упоминалось то, что сильно меня тревожило: темная сила.

Силу эту называли в фольклоре по-разному, как известивши — Дьявол, Вельзевул, Люцифер, — так и малоизвестными именами: Кутчи — в Австралии, Тунья — у эскимосов, Абонсам — в Африке, Штраттели — в Швейцарии.

Я не стал заниматься изучением Дьявола — впрочем, у меня не было в этом необходимости. Почти каждый день снился мне один и тот же сон, и я твердо знал, что навеян он той самой темной силой, которая олицетворяет собой зло. Во сне я стоял перед золотистым квадратом света, очень испуганный и одновременно стремящийся к какому-то совершенству, которого я желал добиться любой ценой. И тогда внутри квадрата что-то начинало двигаться. Я знал, что следует исполнить определенный ритуал, прежде чем начнется церемония моего посвящения, но мне никак не удавалось избавиться от паралича, который, казалось, сковывал все мои члены.